Алексей Олейников - Великая война. Верховные главнокомандующие (сборник) Страница 3

О причинах таковой можно только догадываться. Похоже на то, что, пользуясь недружелюбными отношениями, существовавшими между Великим князем и военным министром, прибывшие с разных концов России военные начальники, в числе которых находились лица, чувствовавшие непрочность своего служебного положения и потому желавшие избежать предстоявшего их испытания в присутствии Государя, выставили намеченную игру, как подрывающую их авторитет на местах. Ходатаем за них явился Великий князь, которому и удалось настоять на отмене.

Таким образом, и эта игра также не выяснила вопроса о том, кому будет вверена ответственность Верховного главнокомандующего в случае войны на западе. Император Николай II вел себя так, как будто предводительствование войсками он сохранял за собой.

В согласии с этим предположением был составлен и самый проект Положения о полевом управлении войск, хотя и разработанный заблаговременно, но утвержденный лишь в период уже начавшихся дипломатических осложнений. В нем у Государя, по званию Верховного главнокомандующего, предусматривались два помощника: один – по оперативной части – начальник штаба и другой – по административно-хозяйственной деятельности – военный министр, являвшийся вместе с тем членом Совета министров. Этой схемой наиболее тесно и просто достигалось объединение власти на фронте и в тылу.

С объявлением Германией России войны настал, наконец, момент решить вопрос окончательно. По всем признакам Государь был склонен оставить обязанности Верховного главнокомандующего за собой, и в этом намерении его поддерживала Императрица Александра Федоровна, опасавшаяся ущерба личному престижу ее супруга. Внутренне сознавая, однако, свою неподготовленность к этим обязанностям, Император Николай II решил искать поддержки в своем намерении у Совета министров, собранном им в Петергофе в один из первых же дней возникшей войны. На этом совете только один военный министр генерал-адъютант Сухомлинов, умевший читать тайные желания «своего Государя», как называл он Императора Николая II, высказал, что армия будет счастлива видеть во главе своего верховного вождя. Все остальные министры, во главе с И. Л. Горемыкиным,[10] открыто высказали свои сомнения в возможности оставления Государем страны и столицы в столь трудные для жизни России времена.

Государю пришлось уступить, и Русская армия с нетерпением ожидала услышать имя того, кому будет вверено защитить честь и достоинство ее Родины.

Читатель уже знает, что таких кандидатов явилось два: Великий князь Николай Николаевич, занимавший в мирное время должность Главнокомандующего войсками Гвардии и Петербургского военного округа, и военный министр генерал-адъютант Владимир Александрович Сухомлинов. Первого немым молчанием выдвигала армия, второго – круг лиц, враждебно настроенных к Великому князю.

Выбор Царя, в конечном счете, остановился на первом лице. Высочайшим указом 2 августа 1914 г. было объявлено о назначении на пост Верховного главнокомандующего Русскими армиями Великого князя Николая Николаевича.

Вполне очевидно, что такое запоздалое выяснение вопроса о лице, назначенном руководить боевыми операциями всех русских армий, являлось в деле ведения воины фактором малоблагоприятным. Необходимо заметить, что план войны, a следовательно, и план первоначального стратегического развертывания вооруженных сил на угрожаемых границах государства, является в некотором смысле замыслом субъективным, во многом зависящим от личных качеств и взглядов составителя. Весьма выгодно поэтому иметь исполнителем плана его составителя. Не следует, впрочем, преувеличивать значение этой субъективности, иначе пришлось бы признать недопустимой, или, во всяком случае, весьма болезненной всякую смену главнокомандования во время войны. Необходимо помнить, что влияние всякого составителя плана, в особенности в наше время, когда большая часть войн будет иметь коалиционный характер, значительно ограничивается политическими договорами, начертанием сети железных дорог, численностью и мобилизационной готовностью, существующей «психикой» в стране и военной доктриной в армии, количеством и характером материального снабжения и еще целым рядом других привходящих обстоятельства. Но неправильно было бы и преуменьшать значение во всех подготовительных к войне работах доминирующей над ними «мысли» автора этих работ. С этой точки зрения всего нормальнее, конечно, такое положение, при котором будущий верховный руководитель операциями (генералиссимус) являлся бы также одновременно и душою всей подготовки государства к войне. В более или менее полной форме эта мысль в минувшую войну была осуществлена во Франции (генерал [Ж.] Жоффр[11]); в начальный же период войны в Германии (генерал [Х.] фон Мольтке[12]) и отчасти в Австро-Венгрии (генерал Конрад фон Гетцендорф[13]). В этих государствах начальники Генеральных штабов, работая в мирное время непосредственно и много лег подряд над военными планами, в то же время преемственно являлись ответственными исполнителями этих планов и с началом войны.

В России вопрос стоял иначе. Начальники Генерального штаба менялись «как перчатки»[14] и в большинстве случаев избирались из генералов, далеко не всегда считаясь с их действительными способностями и служебною подготовкою.[15] Бывали просто курьезные назначения (например, при генерале Сухомлинове), которые не могли быть иначе объяснены, как личными симпатиями Императора и опасением военного министра держать около себя на видном месте опасных соперников. Действительных работников, при таких условиях, по части организации, мобилизации, стратегии и железнодорожных вопросов приходилось искать в третьих и даже более отдаленных рядах военно-иерархической лестницы.

При таких условиях было бы конечно особенно важно, чтобы лицо, назначаемое со стороны на высокий пост Верховного главнокомандующего во время войны, являлось хотя бы знакомым с вопросами подготовки к войне и с предстоящими войскам первоначальными задачами. Единственным, однако, лицом, через которого проходили к Царю все оперативные доклады и который, по своему положению, мог рассчитывать на получение высокого и ответственного поста Верховного главнокомандующего, являлся, в русских условиях, военный министр генерал Сухомлинов. Не потому ли, между прочим, и выдвигалась его кандидатура на этот пост? Большой, однако, вопрос, выиграла ли бы от этого Россия!

Итак, Великий князь Николай Николаевич был назначен на пост Верховного главнокомандующего не только тогда, когда все подготовительные к войне работы были закончены, но даже тогда, когда они стали приводиться уже в исполнение. Официально он никогда не числился лицом, которому предполагалось вверить во время войны на западе главнокомандование всеми действующими армиями, ибо прерогатива эта сохранялась Императором Николаем II за собою. И хотя Великий князь в мирное время носил титул главнокомандующего столичным военным округом, но власть его, подобно остальным командующим войсками в военных округах, ограничивалась лишь пределами одного этого округа. Звание же «главнокомандующего» Войсками Гвардии и Петербургского военного округа являлось не более как почетным, не предрешавшим того назначения, которое могло быть ему вверено в действительности в военное время.

При всем том было бы несправедливо сказать, что Великий князь был поставлен в такие условия, при которых он был не в состоянии ознакомиться самым подробным образом с планом войны и проектом первоначального стратегического развертывания русских вооруженных сил. […] Много лет тому назад, будучи генерал-инспектором кавалерии, Великий князь был официально извещен тогдашним военным министром генералом [А. Н.] Куропаткиным[16] о предназначении его, на случай войны на западе, главнокомандующим Северо-Западным фронтом, развертывавшимся против Германии. По его избранию начальником штаба этого фронта был предназначен генерал [Ф. Ф.] Палицын,[17] занимавший в течение трех лет пост начальника русского Генерального штаба. Оба эти лица были спаяны тесными узами общей работы; к заявлениям и требованиям их в военном министерстве внимательно прислушивались, и предположение, что они могли быть незнакомы с общими соображениями на случай войны и лишены возможности влиять на их характер, совершенно невероятно. В делах Главного управления Генерального штаба имелось немало записок Великого князя Николая Николаевича по различным организационным и оперативным вопросам, относящимся к периоду времени с 1892 по 1909 г.

На всем изложенном приходится останавливаться очень подробно потому, что автору этих строк приходилось встречаться с мнениями о том затруднительном положении, в котором оказался Великий князь при своем внезапном назначении на пост Верховного. Лучшим же подтверждением справедливости моих слов о знакомстве Великого князя с существовавшими предположениями служит то обстоятельство, что, будучи назначен на пост главного руководителя боевыми операциями русских войск, Великий князь Николай Николаевич оказался настолько в курсе дела, что, в добавление к тем сведениям, которыми он обладал, ему потребовалось представление лишь нескольких детальных докладов.