Ольга Рожнёва - И Промысл Божий не обижает никого Страница 31

И тут раздался голос медсестры. Мы даже как-то забыли о её присутствии в кабинете, такой незаметной и всегда молчаливой она была. Медсестра сказала:

– Вам нужна сыворотка.

Я очень обрадовалась, что меня сможет излечить такое простое лекарство, и кое-как пробормотала:

– Мамочка, так у соседей есть корова.

Попроси же у них для меня сыворотки!

– Нет, девочка, тебе нужна не та сыворотка. Противостолбнячная сыворотка.

Мама всплеснула руками:

– Да где же её взять?

– У врача есть сыворотка. В сейфе. Мало. Для начальства или каких-то важных больных. У меня нет ключа к сейфу.

Мама снова зарыдала. Медсестра смотрела на нас внимательно, а потом сказала:

– Несите девочку домой. Я приду к вам вечером.

И она не обманула. Поздно вечером, из темноты показалась её маленькая, худенькая фигурка. Она принесла мне противостолбнячную сыворотку, выкрав ключи от сейфа у Чабана. И потом приходила, делала мне какие-то уколы. Всё – молча, не разговаривая с нами.

И только в последний раз, когда я уже пошла на поправку, она заговорила с нами и сказала маме:

– Ваша Надя будет жить. Пусть живёт за себя и за мою дочку. Мою звали Светочкой. Она умерла от голода. Я отдавала ей от своей пайки, а она всё равно умерла. Угасла Светочка моя. Свет моей души угас. Я не могла допустить, чтобы ваша дочка тоже умерла. Не могла. Пускай меня судят как хотят. Я не могла этого допустить. Живи, Наденька! За себя и за Светочку!

И ушла. Её потом действительно арестовали за хищение ценного лекарства и судили. Больше я никогда в жизни её не видела. Я даже не помню, как её звали, и называли ли её по имени или так и говорили – «беженка», «эвакуированная» или просто «медсестра».

А я вот живу – за себя и за её маленькую Светочку. Две жизни.

Потом поехала в райцентр, поступила в медучилище. Мама дала юбку и кофту бязевую. Стала учиться на вечернем и работать на консервном заводе. Купила ситцевое платье, потом накопила на отрез, и знакомая сшила мне платье из штапеля. Это была такая радость! Потом на рынке купила себе пальто – воротник собачий, подкладка изодрана.

После училища устроилась работать в госпиталь, приду – повешу пальто, так, чтобы никто дыр не видел. А потом мне от госпиталя – а я хорошо работала, старалась – дали однокомнатную квартиру. А ещё позже я счастливо вышла замуж и родила свою дочку. Но это уже совсем другая, и ещё более радостная, счастливая история. А вы говорите: какие там радости?!

Николай Иванович молчал. Она посмотрела на своего попутчика и увидела, что он плачет. Смахнул слёзы тыльной стороной широкой мужской ладони и сказал медленно:

– Вы знаете, а у меня ведь тоже в жизни случалось много радостей. Как я мог забыть о них?! Сам не знаю… Я ведь раньше совсем не такой был! Я был очень добрый! Весёлый! Шутил, улыбался! Пока жена была жива, я часто песни пел. Просто так хожу – и пою… Господи, я был не такой, как сейчас!

Надежда молчала. Потом легонько погладила попутчика по руке своей маленькой ладошкой:

– Я знаю. Вам просто очень одиноко. Не унывайте, не нужно… Вы ведь едете в гости?

Николай Иванович оживился:

– К дочери и внуку. Они – моё утешение. Редко видимся только. Спасибо вам, Надежда.

– За что, Николай Иванович?

– За вашу доброту. За ваш рассказ. Рассказ о радостях Надежды.

И они улыбнулись друг другу. И достали из пакета по жёлто-солнечному мандарину. А снег за окнами автобуса всё шёл и шёл, и чёрная дорога и темнеющие деревья становились белоснежными и первозданно чистыми.

Самая лучшая политика

В политехническом колледже города Н. страсти накалялись. В повестке дня значился один-единственный пункт. Единственный, зато крайне важный, и знали о нём все тридцать пять преподавателей, не говоря уже об администрации колледжа. В кулуарах шептались: «К нам едет ревизор!»

Ходили упорные слухи, что будут снимать директора. Директора не жалели: он о родном коллективе не радел, все дела, вплоть до дисциплинарных разборок, скидывал на заместителя по учебной работе, на педсоветах не появлялся, зато наладил связь с областным коммерческим вузом, новоявленным, одним из тех, что как грибы расплодились в поисках лёгкой наживы.

Вуз тут же открыл филиал в колледже, часы в котором вели за гроши сами же преподаватели колледжа по присланным убогим методичкам, неразборчиво отпечатанным, а львиную долю доходов директор клал в карман, обещая будущим выпускникам устами новоиспечённого «открытого университета с дистанционным обучением» за солидные денежки вузовские дипломы. Новоиспечённым университетом заинтересовалась прокуратура, а деятельностью директора – областной департамент.

В колледже давно сложился свой порядок. Коллектив был в основном женский, мужчин немного, и те занимали, как обычно, административные должности: сам директор, замы по учебной работе, воспитательной, практике, АХЧ. Ну плюс психолог, физрук, пара преподавателей технических дисциплин да англичанин, Гергард Валентинович.

Работой дорожили, уроки вели в основном на довольно высоком уровне: старая гвардия, стажисты – те, кто не бросил любимое дело в погоне за длинным рублём.

К директору, который, как английская королева, царствовал, но не правил, привыкли. Заместителя директора по учебной работе, который тянул весь воз административной и учебной работы, уважали. На заместителя по воспитательной работе, который сам почти не работал, зато и к другим не приставал, не обращали внимания – в общём, всё шло своим чередом. И теперь настроение педколлектива колебалось от тревожного к паническому: что день грядущий нам готовит?

Снимут старого директора – кого поставят? Чужака? Одного из замов? Которого? Как изменится жизнь – лучше станет или хуже? Директор хорошо знал, что снимут, и втайне спешно искал новое место работы. Он и без работы мог прожить пару лет не унывая, на хапнутые лёгкие деньги любителей облегчённого «университетского образования».

Заместитель по учебной работе Николай Иванович, спокойный, неторопливый, продолжал много и добросовестно работать: он любил свою работу и хорошо её знал. На большее, похоже, не претендовал.

А вот заместитель по воспитательной работе Юлиан Сергеевич, быстрый, чуткий к смене ветров, обаятельный, как раз претендовал. Чувствовал: наконец-то пришло его время! Куда Николаю Ивановичу до него! Может, он и умный в науках, да ведь это не главное. Главное – по жизни быть умным. А тут ему, Юле, равных нет. Коллеги шутили: «Кто нашего Юлиана проведёт, тот дня не проживёт!»

Юлиан Сергеевич, как говорится, вышел и ростом и лицом, спасибо матери с отцом: высокий, светловолосый, синеглазый. Нос только сплоховал: видимо, от частой привычки держать его по ветру несколько вытянулся и казался чересчур длинным.

Жена давно ныла:

– Сколько можно клоуном быть, воспитательной работой заниматься! Пора стать директором, Юлечка, давно пора! Вон у него зарплата – не чета твоей! Директорская надбавка да особые премиальные – смотри, опять всей семьёй на заграничный курорт ездили! Будут назначать директором либо Николая Ивановича, либо тебя – вы два главных зама… Ты уж подсуетись, Юлечка, а? Пускай тебя назначат! Ну придумай что-нибудь! Ты ведь умный у меня!

И Юлиан Сергеевич действовал изо всех сил: он уже сделал несколько ходов, и ходов неотразимых. Накануне приезда комиссии из департамента подпоил физрука, да так капитально, что было понятно: завтра урок физкультуры не состоится и на первой паре радостная группа студентов будет околачиваться возле расписания. Студенты бездельничают, а преподавателя – нет! Кто отвечает?! Зам по учебной работе! Плохо работаете, уважаемый Николай Иванович! Теперь нужно было устроить опоздание на работу самого Николая Ивановича:

– Никл Иваныч, завтра надо на комиссию по делам несовершеннолетних с утра, и документы захватить кое-какие в администрации городской, а у меня жена разболелась, надо в больницу завезти на приём, зайдите за меня, а?

– Вроде с утра комиссия должна приехать…

– Не, они завтра не приедут. Откуда знаю? Точная информация, сам слышал, при мне директору звонили.

– Хорошо, зайду.

– Да, Никл Иваныч, благодарю, Никл Иваныч, вы всегда выручаете!

Молчит Иваныч, только головой кивнул, никакого политеса, эх, не тягаться ему с Юлианом Сергеевичем, нет, не тягаться – как не тягаться коню-тяжеловозу с арабским скакуном, стремительным и грациозным.

Так… Значит, к приезду комиссии зама по учебной работе нет, группа, самая большая на курсе, радостно бездельничает, физрук в запое. Если Иваныч спросит потом, почему сказал, что комиссии не будет, отвечу: перепутал. Да и какая разница, что отвечу, если я стану директором?! Могу и вообще не отвечать!

И вообще, нужно другого зама назначить… С Иванычем уже работы не будет… вот по английскому преподаватель, дружбан старый, Гергард Валентинович – этот подойдёт.