Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №4 за 2003 год Страница 31

Великому князю Николаю Константиновичу было объявлено, по сути, два приговора. Первый – для публики – состоял в признании его безумным. Отсюда следовало, что отныне и навсегда он будет находиться под стражей, на принудительном лечении, в полной изоляции. Суть второго приговора – семейного – состояла в том, что в бумагах, касающихся императорского дома, запрещалось упоминать его имя, а принадлежавшее ему наследство передавалось младшим братьям. А еще Никола лишался всех званий и наград и вычеркивался из списков полка. Ну и последнее – он высылался из Петербурга навсегда, навечно и был обязан жить под арестом в том месте, где ему будет указано.

В 24 года слово «навечно» осмыслить трудно, возможно, поэтому Никола не застрелился. Фанни в своих мемуарах писала, что до увоза из столицы великого князя держали в смирительной рубахе, накачивали лекарствами и даже били. Солдаты, сторожившие Николу, с плебейской радостью покуражиться над тем, кто вчера еще был для них недосягаемым, предлагали арестованному детские игрушки. Сам же Никола, судя по оставленной им записи, сожалел, что не попал на каторгу…

В 1917 году в журнале «Аргус» появился перевод мемуаров Фанни Лир, где она рассказывала о своем августейшем романе, горькой участи Николы, в виновность которого она не верила ни на минуту, а также о том, как окончилось ее путешествие в Россию. Даже принимая во внимание ее заинтересованность в ином, отличном от официальной версии, освещении событий, трудно не согласиться с ее позицией, касающейся странного поведения родителей Николы. Судя по всему, их сын не заблуждался, чувствуя себя совершенно им ненужным. «Случись такая пропажа в семье обыкновенных людей, – писала мисс Лир, – ее там скрыли бы; здесь же, напротив, подняли на ноги полицию…».

Естественно, Романовых не покидала уверенность, что Николу погубили любовь к куртизанке и нехватка средств на удовлетворение ее прихотей. Между тем сумма, заложенная за украденные бриллианты, была много меньше, нежели та, что была обнаружена в письменном столе Николы при обыске. Фанни Лир выдворили из России с предписанием никогда сюда не возвращаться. С великим князем она никогда больше не встречалась…

Дальнейшее – вполне убедительный аргумент в пользу того, что даже в тисках жесточайшего психологического прессинга, при всех потерях, при необратимом ухудшении качества жизни человека трудно сбить с ног, если в нем теплится созидательная идея, если что-то основательно занимает его разум. Для Николы этим «что-то» были мысли о преобразованиях в Средней Азии на благо Отечества. И тут ему нужно было сказать спасибо дяде-императору, разрешившему взять в ссылку все необходимые по этому вопросу материалы, в придачу с консультантом, знатоком этого края.

Другой вопрос, каким образом великий князь, неусыпно охраняемый и гоняемый с места на место, намеревался реализовать свои планы. Его увезли из Петербурга осенью 1874 года. До своей последней «остановки», в Ташкенте летом 1881 года, то есть за неполных 7 лет, он сменил по меньшей мере 10 мест жительства. Ему нигде не давали обрести хоть какой-нибудь дом, обзавестись связями, пустить корни. Как перекати-поле, его мотало по России: Владимирская губерния, Умань – 250 верст от Киева, местечко Тиврово, близ Винницы, и так далее.

Когда он был отправлен в Оренбург, куда ссылали обычно всех неблагонадежных, Никола предполагал, что вдали от центра надзор за ним не будет уж очень строг. И действительно, местное начальство на многое «непозволительное» закрывало глаза. Именно в Оренбурге в 1877 году 27-летний Никола опубликовал свою работу «Водный путь в Среднюю Азию, указанный Петром Великим», вышедшую, что и понятно, без указания имени автора. Но главное здесь ему удалось совершить поездки в глубь казахских степей. На почтовых и верхом, вместе с такими же энтузиастами, он проделал путь от Оренбурга до Перовска. А все потому, что был захвачен идеей постройки железной дороги из России в Туркестан. Посланный в Петербург проект был признан нерентабельным из-за малонаселенности земель.

И все-таки Никола снова готовился к путешествию в пустыню. На этот раз с целью установить, возможен ли поворот Амударьи в древнее русло Узбой, что дало бы России гораздо более дешевый водный путь через Волгу и Каспийское море – в глубь Туркестана, а также возможность орошения изнывающих от безводицы земель.

В брошюре «Аму и Узбой» великий князь писал: «Россия в течение последних 25 лет овладела большей частью Средней Азии, но некогда цветущий Туркестан достался русским в состоянии упадка. Он наделен от природы всеми благоприятными условиями для быстрого развития своих богатых производственных сил. Расширив оросительную сеть, раздвинув пределы оазисов, Туркестан можно сделать одной из лучших русских областей». План по «повороту Амударьи», вероятно, вполне справедливо, также был сочтен нецелесообразным. Но сама экспедиция, проделавшая более чем тысячекилометровый путь по совершенно не исследованным местам, принесла материал исключительной ценности. Это было отмечено и научными кругами, и даже начальством в Петербурге, наградившим всех его участников, за исключением великого князя.

Тем временем в Оренбурге произошло событие, в очередной раз осложнившее отношения Николы с родственниками. Зимой 1878 года ссыльный Романов обвенчался с дочерью городского полицмейстера Надеждой Александровной Дрейер. И хотя венчание было тайным, по городу поползли слухи, жандармы доискались до истины – и в Петербург полетел соответствующий доклад. В итоге специальным указом Синода брак был расторгнут, а семейству Дрейер было приказано покинуть город. Все, кроме Надежды, повиновались. Твердого характера женщина наотрез отказалась покинуть того, кого считала истинным мужем. Казацкая кровь говорила в ней – все многотрудные походы по степям Надежда верхом на коне прошла вместе с Николаем Константиновичем.

Долго мучились Романовы вопросом, правильно ли они поступили, «разженив» великого князя. С одной стороны, очень уж не хотелось получить «великую княгиню» из полицмейстерского семейства, с другой – Романовы понимали, что явно перегнули палку. Младший брат оренбургского арестанта, великий князь Константин Константинович, не одобрял жесткой линии императорского дома: «Скоро ли кончится мучительное положение, из которого бедному Николе не дают никакого выхода? Самого кроткого человека можно было таким образом из терпения вывести, у Николы есть еще довольно силы выносить свое заключение и нравственную тюрьму».

Впрочем, вняв доводам здравого смысла, император в конце концов разрешил узаконить неравнородное супружество. Правда, молодым было предписано отправляться и вовсе на край света – в Ташкент.

Что же в то время представлял собой Ташкент? Русский военный гарнизон на отшибе, с его несладкой жизнью, тоской, пьянством и неизбывной мечтой поскорее выбраться обратно в Россию да местное население, ютящееся в лабиринте глинобитных хибарок. С 1881 года начался совершенно новый период и в судьбе этих мест, и в жизни опального великого князя, о котором потом напишут, что он один сделал для Средней Азии гораздо больше, чем вся царская администрация.

«Ташкентский» князь отметил свое поселение здесь многосторонней деятельностью по орошению Голодной степи. Сегодня трудно себе представить, как в условиях не ослабевавшей «опеки» властей, вставлявших палки в колеса постоянно, можно было за короткий срок прорыть 100-километровый магистральный капал, названный великим князем в честь деда «Император Николай I». Вместе с проведенными еще двумя каналами вода оживила 40 тысяч десятин пригодных к возделыванию земель. В это строительство «ташкентским князем» вкладывались личные деньги, присылаемые на его имя из Петербурга в качестве «великокняжеского содержания». Вероятно, о том, что основы ирригационной системы в Голодной степи заложил ссыльный великий князь Романов, мало кто знает как в России, так и в самом среднеазиатском государстве.

«Его императорское Высочество», как, несмотря на неудовольствие начальства, здесь именовали Николая Константиновича, проводил целенаправленную прорусскую политику. Им приглашались казаки-переселенцы, которым выдавалась ссуда. На орошенных землях поднялись 12 больших русских поселков. Николай Константинович писал: «Мое желание – оживить пустыни Средней Азии и облегчить правительству возможность их заселения русскими людьми всех сословий».

Переселение казаков и крестьян в пустыню он считал государственной необходимостью – Россия должна здесь иметь опору в лице своих граждан. К 1913 году там выросло уже 119 русских селений. Впрочем, ни строительство, ни вопросы, связанные с переселением, не отвлекали князя от экспедиций, которые, в частности, доказали, что Каракумы – отнюдь не непроходимая пустыня, как то считалось раньше. Его ташкентский дом, называемый местными жителями дворцом, обсаженный дубами и березами, неустанно пополнялся восточными раритетами, привезенными из многочисленных походов. Здесь же постепенно собралась весьма обширная библиотека по истории Средней Азии, переданная им впоследствии в Туркестанскую публичную библиотеку.