Фрэнк Партной - FIASCO. Исповедь трейдера с Уолл-Стрит Страница 33

Плохая новость появилась много позже: агентство S & Р уведомило меня, что уточняет рейтинги нескольких моргановских производных, включая FP Trust. Бумаги сохраняли рейтинг AAA, но к нему добавлялся индекс «R» (от «restricted» — «с ограничением»). Таким образом, FP обозначались теперь AAAR, и это было просто ужасно. Но самое главное, мы проморгали грозящую опасность. A ведь уже больше года назад S & Р объявило, что намерено пересмотреть рейтинги гибридных ценных бумаг, где производные сочетались с обычными долговыми инструментами. Тогда же директор агентства сообщил, что предполагается снабдить рейтинги особым индексом, который будет иметь следующее значение: рейтинг S & Р квалифицирует лишь принципиальную кредитоспособность эмитента, но отнюдь не степень вероятности того, что он реально выплатит все в полном объеме. После крупного провала Procter & Gamble производные стали притчей во языцех, и агентство решило взяться за дело.

Я чувствовал полное опустошение. Моя гордость и радость, мое «производное» дитя навеки запятнано клеймом R. Хуже того, наши безупречные послужные списки отныне тоже маркируются этой кровавой буквой. А самое плохое, мне нужно сообщить об этом всем. Один не очень сообразительный продавец спросил: «Но если рейтинг долгосрочный, какое они имеют право так быстро его менять?» Главный «мусорный» трейдер тоже вышел из себя: «Да пошли они! Пусть сами и расхлебывают». Я напомнил, что единственным человеком из S & Р, с которым я имел дело по FP Trust и который реально присвоил рейтинг, была женщина. Он немало удивился, но повторил: «Все равно, пусть идет к такой-то матери».

Я думал, что Бидьют Сен будет гневаться, но когда он следующим утром ворвался на очередное совещание ГПП, его возмущала лишь слишком длинная повестка дня, которую мы изучали. После совещания Сен подошел ко мне и пробормотал: «Ребята из этой группы вроде прокаженных. Надо как-то выбираться». Не зная, что ему ответить, я просто кивнул и вышел. Несколько недель спустя, когда появились новые заявления о потерях на производных, Сен, стоя посреди зала, вопил: «Еще одна статья о производных, и я сыграю в ящик!» Было очевидно, что последние катаклизмы крепко выбили некоторых боссов из колеи. Даже обычно здравомыслящий Маршал Салант являл признаки умопомрачения, ибо высказывал загадочные подозрения, что смерть бывшего президента Никсона может дорого обойтись нашему бизнесу.

Лишь один менеджер из ГПП сохранял железное спокойствие среди печальной реальности — Королева. Когда я сообщил ей новости, ее хватка стала только крепче и сомкнулась на моей шее. Она повелела мне объяснить, почему S & Р присвоил FP Trust индекс R и почему мы в конце концов провалились на этом деле. Сказать по правде, у меня не было ответа; я вполне допускал, что агентство, вероятно, было право, потому что наши облигации, конечно, не дотягивали до ААА. Несколько человек остановились, чтобы послушать, что я скажу. Но я не собирался ни врать, ни изворачиваться: нам действительно поставили клеймо R, и ничего путного по этому поводу я сказать не мог. Поэтому я совершенно честно ответил: «Не знаю».

Тут Королева вспылила. Мне тогда еще не объяснили, что главное правило торгового зала гласит: никогда не произноси слов «не знаю». Когда они все-таки сорвались у меня, Королева весьма громко крикнула буквально мне в ухо, что «не знаю» — неприемлемый ответ. Поглазеть на мою порку собралось изрядное общество.

Я отвечал, что был не в курсе, что нельзя говорить «не знаю». Это признание продемонстрировало, что я невежа в квадрате. B торговом зале можно заявлять любую чушь, изъясняться до последней степени пошло и мерзко, но эти слова — табу. Стоит вам их произнести, и можно остаться без головы.

Королева кивнула какому-то менеджеру и сообщила ему, что я сказал. Он неодобрительно покачал головой. Наверное, подумал я, они собираются вымыть мне язык с мылом. Мои попытки защититься, как я теперь понимаю, выглядели откровенно жалко. Я только и сказал (причем совершенно искренне):

— А что, если я действительно не знаю?

— B гробу я видала, что ты «не знаешь».

— Но если я на самом деле не знаю, что мне делать?

— Да плевать, неважно что, но боже тебя упаси еще хоть раз сказать «не знаю».

— Но я и вправду не знаю.

— Во имя всех святых, чтобы я больше не слышала этого!

Так я на собственной шкуре узнал, что игра в производные — это ритуальное действо, во время которого нельзя оступиться ни разу. Хотя ГПП и наварила больше миллиона на FP Trust, у Королевы в памяти отложится только одно: я ответил «не знаю», а сделка помечена индексом R. Все положительные аспекты мгновенно улетучиваются. Я очень гордился, что бумаги носили мои инициалы. Но теперь я был бы рад выскрести это название из моего послужного списка. FP Trust обильно фигурировали во всех проспектах и рекламах — и в банке, и у множества клиентов. Иными словами, тысячами нитей я был привязан к первой сделке с индексом R в истории ГПП. Я сидел в глубокой заднице.

Я испытывал слишком большое отчаяние, чтобы сохранять здравый рассудок. Об этом свидетельствует тот факт, что за сочувствием я обратился к Страшиле. Что мне было делать?

Страшила посоветовал полностью скопировать операцию Lehman Brothers: BIGS — Brady Bonds. Если им это удалось, говорил он, то чем мы хуже? Я никогда не стремился копировать чужие ходы до точки, да и сама идея вызывала у меня сильную неприязнь: раз мы собираемся откровенно своровать задумки Lehman, значит, у нас самих за душой ничего нет. Но как бы там ни было, плагиат не прошел ни по какой статье, и весь следующий месяц у меня начисто пропал.

Мы попробовали прокрутить операцию BIGS во всех возможных вариантах. Для начала взяли облигации Brady, добавили процентной «глазури» и сменили название. Страшила предложил труднопонимаемое «Credit Enhanced Duration Notes» («кредитные бумаги повышенной длительности»). Это CEDN звучало несколько идиотски6, но тем не менее было гораздо лучше прочих придумок Страшилы, вроде BREAST7 от Brady Repackaged AAA Securities Trust («траст реструктурированных бумаг Brady AAA»), BRAS8 от Bready Repackaged Asset Securities («реструктурированные активы Brady») или LSD9 от Latin American Securities Derivatives («латиноамериканские производные»). Удовлетворенно хмыкая, Страшила говорил, что клиенты непременно «встали» бы на BREAST или BRAS. Возможно, в его словах и была доля истины, но на CEDN не «встал» никто.

Некоторые клиенты отказались сразу же, заявив, что и 1% комиссионных при таком невнятном рейтинге — это много. Страховые компании опасались (и вполне справедливо), что хотя Национальная ассоциация страховых агентов (NAIC) и присвоила бумагам Lehman Brothers рейтинг NAIC-1 (то есть высший), она могла понизить наши облигации, уяснив, что они не дотягивают до ААА. Ужасная буква R пугала всех.

Прознав о наших злоключениях, Королева разгневалась, хотя и по несколько необычной причине. Ее никак не задевали отказы клиентов покупать бумаги со скользким рейтингом, но вот наше согласие брать только 1% комиссионных буквально выводило из себя: «Как вы могли заявить один процент? — гремела она. — Надо требоватьдва!»

Поскольку с нашими внутренними клиентами дело не пошло, я решил прозондировать почву в других странах. Мне было известно, что некоторый интерес к подобным бумагам проявляли в Токио. Вопрос стоял так: каким образом можно превратить облигации Brady с долларовой деноминацией в производные, деноминированные в иенах? Неновые Brady уже существовали в природе, но их нельзя было достать в таком количестве, чтобы провести приличную операцию. Имея на руках долларовые бумаги США, очень накладно осуществлять валютный своп и обменивать доллары на иены при погашении Brady, средний срок жизни которых составляет 25—30 лет. Причина этого в том, что для хеджирования такого свопа нельзя воспользоваться государственными японскими облигациями, имеющими срок погашения самое большее 20 лет. По моим подсчетам, переведение платежей из долларов в иены могло обойтись дополнительно в десять базисных пунктов, а это лишало операцию почти всякой прибыльности. Короче говоря, дело было принципиально возможным, но запутанным и требовало хотя бы одной поездки в Токио. К этому, однако, я был еще не готов.

Тем временем наши «производные» собратья в лондонском отделении Morgan Stanley корпели над собственным дельцем. Несколько лондонских банков провернули выгодные сделки с итальянскими производными, причем использовали похожий рейтинговый трюк. Появились сообщения, что в операциях участвовали J. P. Morgan и Goldman Sachs. Насколько мы понимали, это были типичные RAV, основанные на итальянских государственных облигациях. Операция проводилась в три этапа. Сначала деноминированные в лирах итальянские бумаги помещались в специальную компанию. Затем эта компания осуществляла своп с банком, чтобы поменять лиры на доллары США. Наконец, она выпускала облигации, деноминированные в долларах. В результате этого процесса достигалось главное: облигации получали рейтинг ААА. Основной вывод вырисовывался совершенно ясно: рейтинговые агентства — ключ к самым прибыльным производным.