Джон Рид - Неизвестная революция. Сборник произведений Джона Рида Страница 34

Каменев заявил, что антибольшевистские силы повсюду стремятся создавать беспорядки, и огласил воззвание съезда ко всем Советам на местах:

«Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов поручает Советам на местах принять немедленно самые энергичные меры к недопущению контрреволюционных выступлений, антиеврейских и каких бы то ни было погромов. Честь рабочей, крестьянской и солдатской революции требует, чтобы никакие погромы не были допущены.

Красная Гвардия в Петрограде, революционный петроградский гарнизон и матросы обеспечили в столице полный порядок.

Рабочие, солдаты и крестьяне всюду на местах должны поступить по примеру петроградских рабочих и солдат.

Товарищи солдаты и казаки, на вас в первую очередь ложится обязанность обеспечить подлинно революционный порядок. На вас смотрят вся революционная Россия и весь мир!»

В два часа ночи декрет о земле был поставлен на голосование и принят всеми голосами против одного. Крестьянские делегаты были в неистовом восторге…

Так, большевики неудержимо неслись вперед, отбрасывая все сомнения и сметая со своего пути всех сопротивляющихся. Они были единственными людьми в России, обладавшими определенной программой действий, в то время как все прочие целых восемь месяцев занимались одной болтовней.

На трибуну поднялся изможденный, оборванный, красноречивый солдат. Он протестовал против той статьи наказа[56], в которой говорится, что дезертиры лишаются земельного надела. Сначала его встретили шиканьем и свистом, но под конец его простые и трогательные слова заставили всех замолчать: «Несчастный солдат, насильно загнанный в окопную мясорубку, весь бессмысленный ужас которой вы сами признаете в декрете о мире, – кричал он, – встретил революцию как весть о мире и свободе. Мир? Правительство Керенского заставило его снова наступать, идти в Галицию, убивать и погибать. Он умолял о мире, а Терещенко только смеялся… Свобода? При Керенском он увидел, что его комитеты разгоняются, его газеты закрываются, ораторов его партии сажают в тюрьму… А дома, в родной деревне, помещики борются с земельными комитетами и сажают за решетку его товарищей… В Петрограде буржуазия в союзе с немцами саботировала снабжение армии продовольствием, одеждой и боеприпасами… Солдат сидел в окопах голый и босый. Кто заставил его дезертировать? Правительство Керенского, которое вы свергли!» Под конец ему даже аплодировали.

Но тут выступил с горячей речью другой солдат: «Правительство Керенского – не ширма, за которой может укрываться такое грязное дело, как дезертирство! Дезертир – это негодяй, который бежит домой и покидает товарищей, умирающих в окопах! Каждый дезертир – предатель и должен быть наказан…» Шум, крики: «Довольно! Тише!». Каменев поспешно предлагает передать вопрос на рассмотрение правительства.

В 2 часа 30 минут ночи наступило напряженное молчание. Каменев читает декрет об образовании правительства:

«Образовать для управления страной впредь до созыва Учредительного собрания временное рабочее и крестьянское правительство, которое будет именоваться Советом Народных Комиссаров.

Заведование отдельными отраслями государственной жизни поручается комиссиям, состав которых должен обеспечить проведение в жизнь провозглашенной съездом программы, в тесном единении с массовыми организациями рабочих, работниц, матросов, солдат, крестьян и служащих. Правительственная власть принадлежит коллегии председателей этих комиссий, т. е. Совету Народных Комиссаров.

Контроль над деятельностью народных комиссаров и право смещения их принадлежит Всероссийскому съезду Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов и его Центральному Исполнительному Комитету…».

В зале тишина; затем, при чтении списка народных комиссаров, взрывы аплодисментов после каждого имени, особенно Ленина и Троцкого.

«…Председатель Совета – Владимир Ульянов (Ленин);

Народный комиссар по внутренним делам – А.И. Рыков;

Земледелия – В.П. Милютин;

Труда – А.Г. Шляпников;

По делам военным и морским – комитет в составе:

В. А. Овсеенко (Антонов), Н.В. Крыленко и П.Е. Дыбенко;

По делам торговли и промышленности – В.П. Ногин;

Народного просвещения – А.В. Луначарский;

Финансов – И.И. Скворцов (Степанов);

По делам иностранным – Л.Д. Бронштейн (Троцкий);

Юстиции – Г.И. Оппоков (Ломов);

По делам продовольствия – И.А. Теодорович;

Почт и телеграфа – Н.П. Авилов (Глебов);

Председатель по делам национальностей – И.В. Джугашвили (Сталин).

Пост народного комиссара по делам железнодорожным временно остается незамещенным».

Вдоль стен зала тянулась линия штыков; штыки торчали и над стульями делегатов. Военно-революционный комитет вооружил всех. Большевизм вооружался для решительного боя с Керенским, звуки труб которого уже доносились с юго-востока… Никто не хотел уходить домой. Наоборот, в зал пробирались все новые и новые сотни людей. Огромное помещение было битком набито солдатами с суровыми лицами и рабочими. Долгими часами стояли они здесь, неутомимо внимая ораторам. Тяжелый, спертый воздух был полон табачного дыма; пахло потом, человеческим дыханием и грязной одеждой.

Авилов из редакции «Новой Жизни» говорил от имени социал-демократов интернационалистов и оставшихся меньшевиков-интернационалистов. У него было молодое тонкое лицо; его изящный сюртук резко дисгармонировал с окружающей обстановкой.

«Мы должны отдать себе ясный отчет в том, что происходит и куда мы идем… Та легкость, с которой удалось свалить коалиционное правительство, объясняется не тем, что левая демократия очень сильна, а исключительно тем, что это правительство не могло дать народу ни хлеба, ни мира. И левая часть демократии сможет удержаться только в том случае, если она сможет разрешить обе эти задачи.

Может ли она дать народу хлеб? Хлеба в стране очень мало. Большинство крестьянской массы не пойдет за вами, потому что вы не можете дать крестьянам машины, в которых крестьяне так нуждаются. Топлива и других предметов первой необходимости почти невозможно достать…

Так же трудно, и даже еще труднее, добиться мира. Правительства союзных держав отказались говорить даже со Скобелевым, а предложения мирной конференции, исходящего от вас, они не примут ни в коем случае. Вас не признает ни Лондон, ни Париж, ни Берлин.

Пока нельзя рассчитывать на активную поддержку пролетариата союзных стран, ибо он в своем большинстве пока очень далек от революционной борьбы. Вспомните, что союзной демократии не удалось даже созвать Стокгольмскую конференцию. Что же до германской социал-демократии, то я только что говорил с нашим стокгольмским делегатом товарищем Гольденбергом. Представители крайней левой заявляют ему, что во время войны революция в Германии невозможна…» Выкрики с мест становились все более частыми и озлобленными, но Авилов продолжал:

«Будет ли русская армия разбита немцами, так что австрогерманская и англо-французская коалиция помирятся за наш счет, заключим ли мы сепаратный мир с Германией, в результате все равно получится полная изоляция России.

Я только что узнал, что союзные послы собираются уезжать и что по всем городам России организованы комитеты спасения родины и революции…

Ни одна партия не может в одиночку справиться с такими невероятными трудностями. Только настоящее большинство народа, поддерживающее правительство социалистической коалиции, может завершить дело революции…»

Затем он огласил резолюцию обеих фракций:

«Признавая, что для спасения завоеваний революции необходимо немедленное образование правительства, опирающегося на революционную демократию, организованную в Советах рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, признавая, далее, что задачей этого правительства является: скорейшее достижение демократического мира, передача земли в распоряжение земельных комитетов, организация контроля над производством и созыв в назначенный срок Учред. собрания, съезд постановляет: выбрать временный исполнит. комитет для создания правительства по соглашению с теми группами революционной демократии, которые действуют на съезде».

Спокойные и холодные рассуждения Авилова привели делегатов в некоторое смущение, несмотря на весь их революционный энтузиазм. К концу речи крики и свист смолкли, а когда Авилов кончил говорить, кое-где даже раздались аплодисменты.

За Авиловым последовал Карелин, тоже молодой и бесстрашный, в искренности которого никто не сомневался, и притом представитель партии левых эсеров, т. е. партии Марии Спиридоновой, единственной партии, последовавшей за большевиками, той партии, которая вела за собой революционное крестьянство[57].