Андрей Венков - Азовское сидение. Героическая оборона Азова в 1637-1642 г Страница 34

Это была традиционная русская тактика, отработанная в многочисленных сидениях. Челеби связывает эти нападения с прибытием казакам помощи — «День ото дня воинственность (казаков) росла, они стали совершать налеты на наши окопы и предпринимать ночные нападения, а потом укрываться под землей». Подобная тактика не требовала больших запасов или особого оружия. Челеби пишет, что «они без всякого страха ходили по подземным ходам, проделывали отверстия в частоколах, в завалах и убивали выдвинувшихся вперед членов общины Мухаммеда».

Теперь, как видим, турки стали отгораживаться в своем лагере частоколами и завалами, а неосторожно высунувшихся казаки убивали из засад.

«И после того паши турецкия, глядя на наши те подкопные мудрые осадные промыслы, повели уже к нам напротиву из своего табору сем подкопов своих, — пишется в „поэтической повести“. — И хотели оне к нам теми подкопами прийти в ямы наши, да нас подавят своими людми велими. И мы милостью Божиею устерегли все те подкопы их, порохом всех их взорвали, и их де мы в них подвалили многие тысящи. И с тех то мест подкопная их мудрость вся миновалась. Постыли уже им те подкопные промыслы».

Получается, что семь из семнадцати подкопов — турецкие контрмины, которые они вели из своего лагеря против казачьих подкопов.

Видимо, турки пытались провести подкоп под земляные валы Азова и вели десять подкопов, но потерпели поражение в подземной войне, после чего казаки сами перешли в контрнаступление и осложнили жизнь всему турецкому лагерю.

Минная война ведется небольшим количеством людей. Но набеги казаков из их «нор» беспокоили весь турецкий лагерь. Челеби писал: «Пока дела шли таким образом, воины ислама бездействовали. И тогда в армии стали возникать разные толки и пересуды… В окопах постепенно зрело недовольство. На мусульманских газиев напал страх, и они говорили: „Разве можно вести войну таким позорным способом?“. Возникли многочисленные слухи, будто московский король идет с двухсоттысячным войском. Люди лишились рассудка. В действительности эти сплетни распространял враг. Однако в то время они наводили страх на войско».

Многим ошалевшим от страха туркам, татарам и но гаям во время вылазок даже были видения. Видели они «мужа храбра и млада в одеже ратной, с одним мечом голым по бою ходяше, множество бусурман побиваше». И раны были страшные — «пластаны люди турецкие, а сечены наполы». То ли во время редких переговоров, то ли еще каким путем, но турки якобы спрашивали казаков: «Хто от вас выходит из града на бой с мечем?». Казаки ничего такого не видели, но на всякий случай отвечали: «То выходят воеводы наши».

Глава 7. Последний штурм. Конец осады

Турецкое командование опасалось, что войска вскоре могут оказать открытое неповиновение: «(Надо помнить, что) янычары в один прекрасный день взбунтуются и уйдут из окопов, говоря: „Нет такого закона, чтобы мы оставались (в окопах) более сорока дней!“».

Прекрасно зная обычаи янычарской службы, главнокомандующий именно к этому времени — 40 дней начала осады — обратился к султану.

9 августа в Константинополе было получено письмо — Хусейн-паша описывал ход осады и просил подкреплений.

15 августа к туркам подошло это подкрепление — 16 каторг с людьми и припасами.

Астраханский конный стрелец Иванов (крещеный татарин или ногаец), посланный лазутчиком в турецко-татарское войско, сообщал впоследствии о прибытии «прибылых людей с зелейною казною». Эти «прибылые» со своим «нарядом» «стреляли по Азову семнадцать ден днем и ночью, и достальные три башни збили по зубцы, а городовую стену выбили до подошвы, а в редких местах оставалось стены збито по зубцы».

Донцы в «поэтической повести» говорят, что на второй «горе» турки поставили весь свой пушечный «наряд», подтянули туда пехоту и даже спешили ногайскую орду. «И почели с той горы из наряду бить оне по Азову городу день и нощь беспрестанно. От пушек их страшный гром стал, огнь и дым топился от них до неба. Шеснадцать дней и шеснадцать нощей не премолк наряд их ни на единый час пушечной. В те дни и нощи от стрельбы их пушечной все наши азовские крепости распалися — стены и башни все и церковь Предтечева и полаты збили все до единые по подошву самую.

А и наряд наш пушечной переломали весь. Одна лишь у нас во всем Азове городе церков Николина в полы осталась, потому и осталася, што она стояла внизу добре, к морю под гору. А мы от них сидели по ямам. Всем выглянут нам из ям не дали».

Таким образом, до первых чисел сентября турки, тратя подвезенную «зелейную казну», добивали азовские строения, и все их войско любовалось этим зрелищем.

Однако нужного результата эта повторная бомбардировка не достигла. Казаки отсиделись по ямам, хотя и лишились последней артиллерии.

Осада такими силами и при таком климате не могла быть продолжительной. Терский служилый татарин Теребердеев, посланный в Малый Ногай для проведывания вестей, 11 сентября сообщил, вернувшись в Терский городок, что под Азовом на «турских и крымских людей… пришли болезнь великая и голод»[36].

Да и казакам в Азове было не легче. Они крепились, как могли. «А в сидение свое осадное имели мы, грешные, пост в те поры и моление великое и чистоту телесную и душевную», — говорится в «Поэтическом сказании». Но от жары, голода и вынужденной бессонницы бывали им видения. «Многие от нас люди искусные в осаде то видели во сне, и вне сна, ово жену прекрасну и светлолепну, на воздусе стояще посреди града Азова, ини — мужа древна власы, в светлых ризах». Прекрасная и светло лепная женщина бесспорно была признана казаками за Богородицу и многим из них говорила «умильным гласом»: «Мужайтеся, казаки, а не ужасайтеся!», пеняла «агарянам» за их работорговлю и обещала исстрадавшимся донцам: «А души ваши примет Бог, имате царствовати со Христом во веки».

Атаманы были покрепче, но и им виделось, как из очей Иоанна Предтечи на иконе текли слезы всякий раз, как турки шли на приступ. И во время первого приступа слез набралась полная лампада.

Наступала осень. По закону в конце октября войска османской империи должны были возвращаться на зимние квартиры. Чтобы взять Азов оставалось последнее средство — штурм.

Челеби пишет, что турецкие военачальники собрали совет. Указывая на приближение «безжалостной, как сабля, зимы», они поставили вопросы, где найти укрытие для войск, где зимовать, заявили, что зимой невозможно получить подкрепления. Каждый подавал «тысячу советов».

Вот какое было принято решение: «В заключение Коджа Кенан-паша и кетхуда морского арсенала Пияле-ага распорядились: „Верное решение таким будет. Пусть глашатаи объявят о нем сегодня же, и пусть они предупредят: „Утром — общий приступ. Пусть приходит всякий, кто хочет (получить) тимар, зеамет и звание сипаехия. Пусть от (всех) семи отрядов войска будут записаны семь тысяч самых достойных и самоотверженных мужей“. (Вы же) расставляйте для боя моджахидов из мусульманских газиев! Посмотрим, что покажет нам волшебное зеркало судьбы“. На этом они закончили совет и прочитали Фатиху».

То есть, обещая повышение по службе, земельные наделы и причисление к привилегированному сословию, командование распорядилось набрать 7 тысяч лучших воинов, по тысяче от каждого отряда. Они должны были составить штурмовой отряд. Как видим, желающих идти на штурм становилось все меньше и меньше. Если на первый штурм двинулось все пешее войско, то на второй бросались попеременно по десять тысяч человек. Теперь же в штурмовой отряд набрали семь тысяч.

Странным кажется механизм принятия решения. Почему «распорядились» командующий силистрийскими войсками Кенан-паша и кетхуда морского арсенала Пияле-ага? Почему умалчивается о главнокомандующем?

«(И тогда) настали среди газиев ликование и радость, — пишет Челеби.

— Согласно войсковому реестру, из падишахского арсенала мусульманам было роздано семь тысяч сабель, две тысячи щитов, две тысячи ружей, сорок тысяч стрел, пять тысяч луков, шесть тысяч пик, пять тысяч ручных бомб-бутылок, а также припасы к самому различному оружию».

Отличительная черта профессионала — умение драться любым оружием, любыми подручными средствами. Профессионал бережет свое оружие. Оно дорого стоит. А он надеется вернуться из сражения и дальше зарабатывать себе на хлеб сохраненным оружием. Поэтому он охотнее и не менее успешно будет драться любым оружием из падишахского арсенала. К слову сказать, у казаков тоже не было своего оружейного производства, все их оружие было «чужое» — купленное или трофейное. И вряд ли оно служило так долго, что передавалось по наследству.

Итак, под занавес осады турки отобрали лучших, которые должны были в рукопашном бою (семь тысяч сабель, шесть тысяч пик и всего две тысячи ружей) взять развалины города.