А. Велидов (редактор) - Красная книга ВЧК. В двух томах. Том 2 Страница 36

Рицлер, конечно, был весьма осторожен в выражениях, но все же довольно откровенен. Он говорил, что надежды некоторых русских кругов на германское вмешательство совершенно иллюзорны. Советская власть как-никак заключила с Германией мир; новое правительство не будет ли весьма скоро втянуто в войну? Протестуя против агитации большевизма в Германии, немецкое правительство не может себе позволить агитации в России; оно будет сохранять полный нейтралитет. К тому же Советское правительство и не дало никакого повода для вмешательства.

Далее Рицлер признал, что, по его взгляд), правые круги России вообще совершенно бессильны и к тому же германское правительство вовсе не сочувствует им, как не сочувствовало и царскому строю, разрушенному революцией. Русская монархия лишь компрометировала монархические начала. Напрасно в России думают, что Германия поддерживала реакцию в России; ей гораздо более содействовали миллиарды французских займов. Кадеты все заражены ненавистью к Германии, находятся под полным влиянием англичан и, даже если бы Германия хотела низвергнуть Советскую власть, работать на передачу власти в их руки значило бы работать на англичан. Что касается левых, то с.-р. тоже враждебны к Германии, а это единственная серьезная сила, кроме большевиков.

Вообще же Рицлер думал, что для России возможно правительство лишь весьма левое. На вопрос Котляревского о Брест-Литовском мире Рицлер отвечал довольно уклончиво, однако признал, что создание самостийной Украины отвечает более требованиям Австрии, чем Германии. Во всяком случае, можно думать, что при окончательной ликвидации войны Брест-Литовский договор будет пересмотрен в духе, отвечающем длительным добрососедским отношениям Германии и России. Пока же нужно укреплять экономические и культурные связи, особенно последние. Поэтому Рицлер желал познакомиться с московским академическим миром. На экономическое сближение он смотрел с сомнением, говоря, что здесь все уже захвачено американцами. Борьба против немецкого засилья целиком пошла им на пользу – Рицлер в конце еще раз указывал, что и рейхстаг совершенно против вмешательства в русские дела, и общественное мнение, особенно Южной Германии – Центральной Баварии, откуда он сам (как и Мирбах); о вмешательстве могут думать лишь восточно-прусские аграрии, но их влияние в Германии чрезвычайно уменьшилось

Заявления несколько иного характера, приписываемые представителям немецкого командного состава, ни к чему не приводили. Ясно было, что, помимо прочего, Германия, устремивши все свои усилия на Западный фронт, где решалась судьба войны, в ближайшее, по крайней мере, время, не захочет предпринять ничего в России. Ее не подняло даже убийство Мирбаха, когда, по-видимому, Рицлер оказал известное влияние на то, чтобы это событие не привело к конфликту. Число сторонников германской ориентации, понимаемой в смысле вмешательства, уменьшилось С. другой стороны, многие, нападавшие на Советское правительство за Брест-Литовский мир, теперь признавали, что оно было право. Это был единственный выход.

Столкновение двух ориентации и послужило поводом зарождения НЦ. Еще в марте – апреле 1918 года организовано было объединение ЦК кадетов, СОД и торогово-промышленных кругов. Каждая группа посылала по нескольку человек (по 3–4) в «Центр»*.[101]

В конце концов совещания, собираемые СОД, были именно только совещаниями, торгово-промышленные группы Москвы были организованы лишь профессионально; в ЦК кадетов многие отсутствовали; «Центр» же получил известное политическое значение действующей группы, поддерживаемой и кадетами, и торгово-промышленниками. Среди его членов называли Д. Щепкина, Леонтьева, Кривошеина, Новгородцева, Астрова, Третьякова и т. д. Впрочем, состав его менялся. Но здесь с самого начала и возник конфликт из-за ориентации. Большинство, особенно Кривошеий и Леонтьев, решительно восставало против идей нового Восточного фронта, который образуют японцы, и вообще против обязанностей всегда и во всем идти с союзниками. Но на этом настаивали кадеты; особенным сторонником подобной тактики, не опасавшимся даже японской интервенции, оказался Астров. Он получил поддержку ЦК кадетов, и, когда «Центр» все же не согласился с ним, Астров и другие кадеты (Степанов) подали заявление об уходе. Они указали, что всякое сближение с Германией, всякие действия, которые могут иметь видимость такого сближения, кажутся им гибельными. Во имя победы союзников нужно было бы примириться и с тем, что война продолжится год и больше.

Трудно сказать, какого рода были сношения у «Правого центра» с немецкими представителями. Это были сношения отдельных лиц, в него входящих.

Кривошеий, который сам считал эти сношения желательными, лично в них не входил и говорил, что немцы считают его даже своим противником. По-видимому, эти сношения усилились после того, как из «Центра» ушли кадеты и часть промышленников и состав «Центра» стал однороднее. Одновременно велись сношения и на Украине, где это было, конечно, технически легче. Но и там представители германского правительства были решительно против вмешательства. Однако они не возражали против вербовки в Киеве и других местах русских отрядов, которые предназначались для борьбы с Советской властью. Вообще же летом 1918 года многие сторонники немецкой ориентации в смысле активной помощи со стороны немцев уезжали на Украину.

В мае – июле 1918 года и образовался НЦ. Первоначально он составился из группы лиц, которые считали недопустимым какое бы то ни было сближение с немцами и сочувствовали более или менее образованию Восточного фронта; хотя в этом пункте не было прямого согласия. Инициаторами НЦ, по-видимому, были кадеты Астров, Степанов и Щепкин; они, впрочем, не хотели придавать новой ориентации одностороннего партийного характера. Они не считали возможным сделать из нее нечто подобное тому, что задумано было СОД, – представительство профессиональных групп и интересов. Новому кружку придан был личный характер.

В его ядро вошли Шипов и Федоров. Шипов уже давно не занимался политической и общественной деятельностью. Теперь, кроме личных дел, он занят был обработкой и печатанием своих мемуаров. Его политические взгляды были довольно своеобразны. С одной стороны, у него оставалось глубокое нерасположение ко всякой политической борьбе. На нем можно было видеть даже большое влияние Л. Толстого, оно сказалось и на его книге. Все свои надежды он возлагал на нравственное перерождение русского общества, что, очевидно, исключало стремление к внешним насильственным воздействиям. В вопросах социальных он шел далеко, много дальше кадетов, считая, например, крайне пагубной частную собственность на землю. Но в то же время он был фанатическим сторонником союзнической ориентации. В его глазах союзники являлись носителями некоего религиозно-нравственного идеала, а данная война превращалась в своего рода священную войну против насилия и империализма. Он преклонялся перед Вильсоном,[102] в котором видел глашатая всеобщего мира. Поэтому, по его взгляду, война должна быть доведена до конца, то есть до разгрома германского империализма и милитаризма. Милитаризма и империализма негерманского он как бы не опасался. Шипов был важен для инициаторов НЦ как человек, пользующийся крупным нравственным авторитетом. Его очень уважали даже люди, политически с ним весьма не согласные. Он сразу стал как бы председателем и руководителем кружка. Его влияние в течение всего 1918 года было очень сильно. Что касается Федорова, то он имел большие связи с торгово-промышленным миром (он был в 1906 году министром торговли и стоял теперь во главе общественных продовольственных организаций; он также всецело разделял крайнюю союзническую ориентацию, был непримиримым врагом Германии и Австрии, ожидая разложения последней на национальные государства).

К ним примкнули летом 1918 года Червен-Водали и Карташев, видный к.-д. и церковный деятель. Примкнул Герасимов, бывший товарищ министра народного просвещения при Временном правительстве, очень уважаемый Шиповым, человек самостоятельный и упорный. Он также пользовался большим влиянием среди участников НЦ, беспартийный индивидуалист по настроению, государственник по убеждению, с большим бюрократическим опытом, не чуждый некоторых националистических предубеждений. Вошел, по-видимому, довольно случайно, профессор биологии Кольцов, по взглядам левее к.-д., но более интересующийся вопросами культуры материальной и духовной, чем чистой политикой, прежде всего научный и академический деятель. Он предоставлял совещаниям НЦ как свою квартиру, так и возможность собираться в Научном институте (где вообще происходили собрания разных научных обществ и кружков).

Кружок НЦ едва ли вначале задавался определенными действиями. В особенности Шипов ставил его задачей пропаганду и противодействие германофильским течениям, в частности «Центру»*.[103] Надо сказать, что отношения между НЦ и «Центром» сразу стали почти враждебными, причем нападающей стороной оказался НЦ. Имелось в виду также войти в сношение с представителями союзников в смысле осведомления их о положении русских дел. Как раз в это время занятие англичанами Архангельска и поддержка французами чехословаков показали, что эти дела деятельно их интересуют. Главное же, предполагалось, что работа НЦ будет не в Москве, а на Юге, противодействуя там германскому влиянию. Оно господствовало на Украине; Краснов примкнул к нему на Дону. Оставалась лишь Добровольческая армия и ее база – Кубань, но и там положение колебалось, тем более что сами союзники показывали слабый интерес к Добровольческой армии.