Николай Стариков - Процесс антисоветского троцкистского центра (23-30 января 1937 года) Страница 36

Вюстеру я послал три информации. В ответ я получал директивы.

Вышинский: Какие директивы вы получали?

Строилов: Контрреволюционные, разрушительные директивы.

Первая моя информация – в январе 1932 гора, через инженера Флесса, рассказывавшая об огромном плане строительства в Кузбассе, была по существу шпионской. В августе Флесса вернулся и сказал, что Вюстер требует, чтобы я приступил к созданию организации из контрреволюционно-настроенных специалистов. В 1933 году через Зоммерэггера я передал Вюстеру, что к созданию организации мною приступлено.

В 1934 году, примерно, в июне, через Зоммерэггера, ехавшего в отпуск, я передал – сколько привлечено специалистов из числа советских граждан в контрреволюционную организацию, какие рудники охвачены, сообщал, что прием шахт в эксплоатацию и их освоение становится вредительским. На это последовало указание перейти к решительным вредительским, разрушительным действиям.

Что касается официального лица, то все его указания в основном сводились к расстановке людей. В частности, инженер Штиклинг по настоянию этого официального лица был послан и рекомендован мною для связи с контрреволюционной организацией в Кемерово.

Мне было сделано предупреждение о том, чтобы я не вздумал поднять какой-нибудь бунт в связи с проведением чисто провокационных мероприятий.

Председательствующий: Подсудимый Строилов, вы желаете говорить о действиях официального лица, которое вы называли на заседании выездной сессии в Новосибирске?

Строилов: Да, официального лица.

Председательствующий: Учтите, что на заседании суда вы не должны называть фамилии официальных лиц, государственных учреждений и представителей.

Строилов: Хорошо. По настоянию этого официального лица производилось натравливание советских и иностранных рабочих на советское правительство.

—

По ходатайству государственного обвинителя, подсудимому Строилову предъявляется записная книжка, где значится запись московского телефона фон Берга при посещении последним Союза ССР. Стр оилов удостоверяет, что книжка принадлежит ему, Строилову, и что эта запись сделана им самим.

Тов. Вышинский просит суд приобщить к делу справку отеля «Савой» о том, что Берг Г. В., германский подданный, коммерсант, жил в отеле «Савой» с 1 по 15 декабря 1930 года. Номер телефона комнаты, занимавшейся Бергом, совпадает с номером, записанным в книжке Строилова.

Тов. Вышинский просит суд приобщить к делу и дневник Строилова, где описываются его встречи и разговоры с Вюстером, Бергом и Зоммерэггером и содержатся ссылки на письмо Вюстера.

Вышинский (к Строилову): Теперь перейдем к вашей вредительской диверсионной деятельности.

Строилов: Об этом уже вчера указывал Шестов, и он не мог не указывать потому, что план вредительской разрушительной работы составлялся вместе с ним, как представителем западно-сибирского центра троцкистской организации.

К чему сводилась эта работа? Иностранным специалистом Шебесто была сделана попытка к взрыву копра на шахте 5–6. Были неоднократные попытки краж из центрального управления чертежей и зарисовок механизмов, испытываемых в промышленной обстановке и являвшихся нашими советскими изобретениями. Это относится к отбойному молотку, буровой машине и др. Затем намечалось поджечь электростанцию. Как сообщил мне впоследствии Зоммерэггер, оказалось, что промежуточная перегородка в машинном зале действительно была подожжена. Прохождение подземных выработок на шахте 5–6 поставлено было таким путем, что это полностью лишало возможности осуществить электровозную откатку. Затем была предложена так называемая система «Шебфло» по имени ее авторов: Шебесто, Флесса и Отта, дающая потерю 80 % угля.

Далее, были сделаны попытки прекратить все работы на верхнем горизонте в Прокопьевске. Заведомо преступно были спроектированы скреперные лебедки. На шахте Коксовая фундамент компрессоров был наглухо связан с фундаментом здания. Это привело к такому дрожанию стен здания, что они вот-вот должны были развалиться.

На шахте им. Рухимовича инженером Вебером искусственно задерживалась проходка уклона для вскрытия нижнего горизонта, что повлекло за собой недопоставку коксующихся углей. В течение 2 лет инженер Хауэр, игнорируя достоинство механизмов английских и американских, занимался перепроектировками только тех механизмов, которые изготовляют немецкие фирмы, в надежде на то, что эти механизмы закупят у них. Флесса всячески компрометировал оборудование завода им. Кулакова и проводил линию на необходимость выписывать электротехническое оборудование из-за границы.

Я не могу сказать, что все 70 немецких граждан, которые у нас работали, были вредителями-диверсантами. Вовсе нет. Эту вредительскую деятельность вели перечисленные мною 6 человек, а также те лица, о которых упоминал Шестов. Затем можно указать на Штиклинга, который работал на шахте Северной.

Теперь я должен сказать о нашем планировании. Руководство там проводилось троцкистом Вершковым, но я был в курсе дела. Каждая шахта планировалась и проектировалась так, как будто отводы принадлежали отдельным хозяевам, – без учета подъездных путей, электроэнергии, дорог, и получалось такое положение, что шахты сдавались в эксплоатацию, а работать они не могли.

Вышинский: До какого состояния вы довели Кемеровский рудник?

Строилов: В последний раз я там был в 1935 году. Я был вызван туда управляющим рудником потому, что общественные и партийные организации стали косо смотреть на осуществлявшиеся там работы. Рудник я нашел в очень плохом состоянии. Выработка была сдавлена, что не давало возможности открывать забои; вагоны и электровозы не давали возможности нормально доставлять лес. Вовсе не было выдержано соотношение пластов. Вентиляция запущена. Капитальные работы для второго горизонта не проводились. Такого состояния работы я нигде не видел. Это являлось следствием вредительства, которое осуществлялось группой Пешехонова. Я был вынужден ему сказать, чтобы он работал с головой, прекратил такую оголтелость. Эти мои указания выполнены не были.

На вопрос, почему он мер никаких не принял, когда мое личное распоряжение об этом было и как руководителя контрреволюционной организации и как главного инженера (в зале смех), он ответил, что поговорил с моим заместителем Андреевым – начальником капитальных работ – и они решили положение на руднике не улучшать, полагая, что я возражать не буду.

Вышинский: Значит, перехлестнули?

Строилов: Перехлестнули.

Председательствующий: Суд удовлетворяет ходатайство государственного обвинителя о приобщении к делу справки директора гостиницы «Савой» о том, что там с 1 по 15 декабря 1930 года проживал иностранный гражданин Берг. Справка заверена директором гостиницы и имеет печать.

Равным образом, суд удовлетворяет ходатайство государственного обвинителя о приобщении к делу телефонно-адресной книжки Германского государства, VII издание, том II, где значится берлинский адрес Вюстера, совпадающий с записью в записной книжке Строилова.

—

Государственный обвинитель просит суд приобщить к делу четыре въездных производства иностранного отделения административного отдела президиума Мособлисполкома о въезде в СССР и месте жительства инженеров Вюстера, Берга, Флесса и Шебесто. По просьбе тов. Вышинского Строилову предъявляются 20 фотоснимков разных иностранцев. Рассмотрев снимки, Строилов опознает фотографии каждого из инженеров – Вюстера, Берга, Флесса и Шебесто.

Суд удостоверяет, что фотоснимки эти, предъявленные Строилову и опознанные им, идентичны фотоснимкам, имеющимся во въездных производствах.

Подсудимый Шестов из предъявленных ему фотографий опознает снимки Флесса и Шебесто.

Суд удостоверяет, что фотоснимки Флесса и Шебесто, опознанные Шестовым, также идентичны снимкам, имеющимся во въездных производствах.

ДОПРОС ПОДСУДИМОГО НОРКИНА

Председательствующий: Приступаем к допросу подсудимого Норкина.

Подсудимый Норкин, вы подтверждаете показания, которые дали в январе этого года?

Норкин: Да.

Вышинский: Какую должность вы занимали в Кемерово?

Норкин: Начальника Кемеровокомбинатстроя.

Вышинский: Кто вас направил туда на эту должность?

Норкин: Пятаков.

Вышинский: С какими целями?

Норкин: В 1933 году мне стало ясно, что основа моей посылки в Кемерово заключается в том, что я должен выполнять подрывную работу на важнейшем объекте химической промышленности, имеющем огромное оборонное значение. Это мне стало ясно из тех заданий, которые я получил в 1933 году, как член троцкистской организации, от непосредственно руководившего моей работой Пятакова.