Пирамида жива… - Юрий Сергеевич Аракчеев Страница 36

назад! Но так уж мы сработаны: чем нам труднее, тем мы настойчивее и решительнее. У Вашего поколения еще будет шанс, а у моего – нет. Перестройка нам нужна сейчас, сегодня. И на этом трудном пути – всяческих Вам успехов! Совершая восхождение к высотам мастерства и гражданского мужества, не забывайте, пожалуйста, и о тех, кто и вчера, и сегодня готов подставить свое плечо, готов разделить с Вами и труд, и ответственность за дело, ставшее для нас общим.

Искренне Ваш…»

г. Нальчик. Письмо № 203.

И только маленький комментарий к последним письмам.

Первый зам (да и журналист, оппонент в газетном «диалоге», считающий себя в какой-то мере «властителем дум» читателей своей газеты) увидели в повести «кровавое дело Клименкина» и – в первую очередь – обвинение властям, то есть озлобленность мою. (Я уже не говорю о П.К.Гнездилове) А эти люди, авторы писем, поняли, что главное – положительные герои и пусть частичная, но – победа справедливости, вселяющая надежду, призывающая действовать, бороться и верить в положительный результат борьбы. Разница! В первом случае – бесконечная эстафета зла, око за око, зуб за зуб, во втором, и единственно приемлемом для меня – борьба за человеческое в человеке, сила добра. В первом случае: «Кто не с нами, тот против нас!» Во втором: «Кто не против нас, тот с нами!» Разница… В первом случае действительно не нужны «интеллигентские рассуждения» в «личной линии», во втором они – главное. И это поняли не только интеллигентные и «простые» люди, но даже… рецидивисты.

Поэт-рецидивист

Письмо было очень толстым. Вернее, даже два письма, одно за другим, в обыкновенных конвертах, но толстых. Написано от руки, шариковой ручкой, но достаточно разборчиво. Сначала текст, потом – стихи, точнее – «образцы стихов, посланных с жалобами». Потом «образец жалобы». В общей сложности – страниц 20-25, в переводе на машинописный текст в два интервала. Это не самое большое послание – были бандероли по килограмму, были «жизнеописания» в нескольких томах, доставленные авторами на дом, были «общие» тетради, исписанные мелким почерком от корки до корки, – и все же это письмо, вернее – два, получивших номера 182 и 186, – считаются у меня одними из лучших. Уверен, что и это – семя для весомого, захватывающего романа-хроники, детективного романа, фильма и т.д. Потому что за ними судьба. Личность человека, не сумевшего (а может быть не хотевшего) реализовать свои способности, свой талант на свободе, не нашедшего себе места в обществе, которое, впрочем, не очень-то в нем нуждалось, а главное – не смогло помочь ему в истинной его беде.

На эти письма, как, впрочем, и на большинство из тех, которые уже процитировал, я ответил коротко, но мой ответ по прошествии времени вернулся ко мне с надписью на конверте: «на этапе». Это означало, что автора письма, как он и предполагал, повезли… Куда? Этого я пока не знаю. ничего не знаю, увы, о судьбе этого конкретного человека. Однако письма, по-моему, говорят о нем очень много, а для писательской, да и для читательской, впрочем, фантазии поле обширнейшее…

Первая мысль была по прочтении: басни и некоторые из стихотворений надо опубликовать. Немедленно! Но как? Где? Ведь – рецидивист все же… Для меня-то это не имеет значения, даже, скорее, наоборот: интригует! Но для редакций… Тут мог бы сработать мой авторитет… Если бы он был. Но его все еще не было. Пресса молчала по-прежнему. Атмосфера казалась мне какой-то странной… Впрочем, об этом еще речь впереди. Но я ждал. Помня, что при первой же возможности…

Возможности не предоставлялось. Разве только теперь – в продолжении «Пирамиды». Отчасти хотя бы…

Итак, письмо с самого начала.

«Простите, если буду несколько непоследователен.

Я заключенный. Нахожусь в ИТУ особого режима. Месяц тому назад, находясь в больнице, я впервые услышал от сокамерников отзывы о Вашей книге «Пирамида». За две последующих недели мне пересказывали ее три раза. Вернувшись назад в зону, мне удалось достать номера журнала с Вашей повестью и вслух прочитать всей камере. Впечатление сильнейшее. Не от событий, которые там описаны. Невиновных, осужденных нашей Фемидой, я за 13 лет, проведенных в ИТК, видел множество, подлецов и просто безразличных от «властьимущих» еще больше. Вы нарисовали развернутую картину состояния (морально-нравственного) советских правоохранительных органов, приоткрыли завесу для непосвященных. Этим в конечном итоге Вы помогаете именно честным людям, именно справедливости.

Настоящий преступник свое найдет (ведь он эгоист и лентяй). Очень важно, чтобы народ узнал наконец, что творится внутри системы МВД-прокуратура-ИТУ. Я хочу написать Вам о себе, может быть моя история как-то поможет Вам в Вашем труде.

Вот моя краткая биография:

Родился я в г. Магадане 30 сентября 1956 г. в семье геологов.

Отец был постоянно страстно увлечен своей работой, кроме того много путешествовал, фотографировал, собирал марки. По характеру он – добрый, сильный, работящий. Мать – русская, но родилась в Латвии. В конце 60-х годов она вместе с сослуживцами обратилась к начальству по поводу того, что жена начальника управления занимается приписками. Почти всех их за это ошельмовали, перевели на другую работу. После этого общественный интерес она потеряла. Братьев и сестер у меня не было. Склонность к совершению преступлений, в том числе и мерзких, появилась во мне, насколько я помню, очень рано – в 5 лет или даже раньше. Первым, что я помню, был снежок, положенный в коляску. За этим последовали кражи игрушек из детского сада, спичек и мелочи из магазинов, подделки чеков и многое-многое другое. Родители прорабатывали меня, ругали, иногда отец даже бил, но бесполезно. Ни от трусости и подлости, ни от тяги к воровству я не мог освободиться. Сначала это было связано с комплексом неполноценности: я был слабее одногодков, меня часто унижали и били, и я мечтал выделиться любой ценой. Учился я хорошо, но удовлетворения от этого было мало. Хотелось чего-то более острого и возвышенного. И я начал воровать. Дальнейшее – как и должно было быть. В 10-м классе арест, суд. 2 года ВТК. После освобождения – работа, учеба, экзамены и поступление в ТИАСУР, общественная работа и вновь кражи, арест, суд. 3,6 года ИТК строгого режима. Освободился условно по болезни в 1978-ом году, вновь более 100 краж почти на 200 тысяч рублей, опять арест, суд и 5 лет строгого. Каждый срок меня очень много возили по всесоюзным пересылкам, я много встречался с разными людьми, видел, запоминал, записывал шифром и отправлял на свободу с тем,