Юрий Виноградов - Хроника расстрелянных островов Страница 4

Стебель взобрался на сравнительно высокий бруствер и осмотрелся. Перед глазами простиралась зеленая равнина Церельского мыса, клином врезавшегося в пустынное Балтийское море. Местность совершенно открытая. Лишь вдалеке находился маяк Сырве, полосатым столбом возвышаясь над морем. За ним начинался Ирбенский пролив, его-то и должна была держать под защитой 315-я башенная береговая батарея, как держала в 1917 году 43-я русская батарея. Тогда, 12 октября, германские линейные корабли предприняли попытку прорваться через Ирбенский пролив в Ригу. Четыре дня дальнобойная Церельская батарея вела неравный бой с немецкими линкорами, не пропуская их в Рижский залив. Почти все герои артиллеристы погибли в неравном бою. Жители близлежащих хуторов похоронили русских богатырей в двух братских могилах на опушке леса.

И сейчас еще возвышаются два деревянных креста над прахом тех, кто во славу русского оружия предпочел смерть в жестоком бою.

Героическую историю русской Церельской береговой батареи знали все краснофлотцы. Кто-то даже сложил песню, и ее охотно распевали на 315-й башенной батарее.

Помнил ее наизусть и капитан Стебель.

У выхода в море, где ветры норд-остаХолодную гонят волну,Наш Эзель-красавец надежным форпостомЛежит, охраняя страну.Мы знаем: здесь были большие сраженья,От взрывов кипел Моонзунд.И вражьи линкоры, терпя пораженье,Ложились на илистый грунт.Мы помним безвестных героев Цереля,Тревожный семнадцатый год.Тогда перелески кострами горели, —Осаду вел вражеский флот.

Особенно волнующе, мощным аккордом, как клятва верности моряков своей Родине, звучал коллективно сочиненный несколько позже припев:

Так грянем же песню про славный наш остров,Про славный народ островной!Пусть вечно наш островНадежным форпостомСтраны охраняет покой!

Никто из краснофлотцев не сомневался, что у полюбившейся всем песни будет свое продолжение после первых же боев батареи с фашистскими кораблями.

— Маскировки никакой, — огляделся Червяков. — Поле ровное. С воздуха видно как на ладони. Вряд ли фашистские летчики поверят, что под ними настоящая батарея.

Стебель усмехнулся:

— А почему бы и нет? Если наша батарея будет стрелять…

— Правильно! — подхватил старшина Анисимов. — Дымовых шашек у нас много. — Он по-хозяйски измерил радиус орудийного дворика, потрогал рукой, крепко ли сидят в основании толстые болты. — Длинный ствол надо ставить. Придется с батареи привозить бревна. А на маскировку леса хватит…

— Выходит, верой и правдой еще нам сослужит добрую службу Церельская батарея, — произнес Червяков.

— Да какую службу! — воскликнул Анисимов, прикидывая в уме, сколько и каких материалов потребуется для полного оборудования ложной позиции.

Стебель улыбнулся. Кто бы предположить мог, что двадцать четыре года спустя легендарной русской Церельской батарее вновь будет суждено сыграть такую важную роль в обороне полуострова Сырве — принять на себя огневой удар немецких самолетов и кораблей, предназначенных для хорошо замаскированной 315-й башенной батареи?!

На бетонный бруствер к командиру батареи взобрался парторг. Он снял фуражку, пригладил рукой черные как смоль волосы и подставил свежему, чуть влажному ветру смуглое, загорелое лицо. Взгляд его задумчиво скользил по извилистому пологому берегу моря, обрамленному белой каймой прибоя.

— Что молчите, парторг? — спросил Стебель. — Не одобряете наш выбор?

— Почему же. Место самое подходящее. Лучше ложной батареи и не сыскать. Просто напомнил мне Церель нашу Серую Лошадь…

До 1940 года младший сержант Пушкин и старшина Анисимов служили под Ленинградом в форту Серая Лошадь вместе с капитаном Харламовым. Когда же Харламова перевели на Сарему начальником артиллерии БОБРа, он взял с собой нескольких специалистов, в том числе командира отделения артиллерийских электриков центрального поста Пушкина и старшину комендоров Анисимова, определив их на 315-ю башенную батарею.

Стебелю самому был хорошо знаком весь южный берег Финского залива. Он прослужил там почти четыре года. Слова парторга невольно заставили вспомнить прожитое, и мысли, тревожные и беспокойные, взбудоражили его. Где-то сейчас жена с детьми? Уезжая с острова, Лида говорила, что поедет на родину, в Киев. Доехала ли? Тяжело ей одной с малыми детьми на руках. Старшая, четырнадцатилетняя Галинка, еще не ахти какая помощница, а о десятилетней Нинель и говорить нечего. Карапузу Шурику всего год и три месяца, недавно ходить начал, а самому младшему, Юрику — «мизинцу», как его назвали в семье, — исполнилось несколько дней. Он даже и разглядеть-то его как следует не мог: Лида уехала на Большую землю прямо из родильного дома. Оба сына были похожи на него. «Копия батько», — любила говорить Лида. Да и дочери, особенно Нинель, походили больше на отца, чем на мать.

Нелегкая складывается судьба у его детей, а так хотелось, чтобы у них все было хорошо в жизни, по крайней мере не как у отца…

Воспитывался Саша Стебель в семье отчима Моисея Руденко, своего родного отца он не помнил. Мать с утра до поздней ночи работала посудомойкой в ресторане, ее маленькой зарплаты едва хватало, чтобы сводить концы с концами, а отчим пил запоем. Семилетнего Сашу мать вынуждена была пристроить к делу. Оборванный, босоногий и горластый, он бегал по Крещатику и бойко торговал газетами. Позднее ему стали доверять и папиросы. Об учебе не думал: надо было зарабатывать на хлеб. В пятнадцать лет он стал дворником. Каждое утро, подметая мостовую, он видел, как его сверстники в замасленных спецовках вместе со старыми рабочими важно шагали на завод «Большевик». Потянуло туда и Сашу.

На заводе Александр встретил черноволосую большеглазую Лиду Степуру и полюбил ее. Через год у них родилась Галинка, а еще через год молодого отца призвали на военную службу в 1-й Конный корпус имени Буденного. Красноармеец 2-го эскадрона 9-го кавалерийского полка Александр Стебель гордо сидел на коне и на скаку лихо рубил шашкой лозу. Командир эскадрона хотел оставить на сверхсрочную службу способного кавалериста, но Александр рвался домой, к жене и дочери. Однако недолго ему пришлось жить в Киеве. Комсомол направил его на учебу в Севастопольское военно-морское артиллерийское училище, которому было только что присвоено имя Ленинского Коммунистического Союза Молодежи Украины. Через четыре года напряженной учебы молодого лейтенанта назначают на Краснознаменный Балтийский флот командиром огневого взвода береговой батареи. В октябре 1939 года его переводят на остров Сарема командиром строящейся 315-й башенной береговой батареи…

— Итак, через три дня ложная батарея должна войти в строй, — распорядился Стебель. — А ее командиром назначаю старшину Анисимова.

— Есть, товарищ капитан! — ответил Анисимов, понимая, что теперь к его и без того хлопотливым старшинским обязанностям добавится очень сложная и большая работа.

Капитан Стебель наблюдал за тренировкой орудийного расчета младшего сержанта Толкачева, когда с дальномера доложили о появлении на горизонте множества дымков. Тут же из штаба БОБРа раздался телефонный звонок. Начальник артиллерии капитан Харламов сообщал о подходе к Ирбенскому проливу фашистской армады, по данным истребителя-разведчика насчитывающей более пятидесяти вымпелов. Немецкие транспорты и самоходные баржи шли под охраной миноносцев, сторожевых кораблей и катеров.

— Боевая тревога! — объявил Стебель.

Из боевой рубки командного пункта в визир он легко распознал конвой вражеских кораблей. Впереди конвоя и слева от него, ближе к батарее, шли торпедные и сторожевые катера. За ними — четыре миноносца. В воздухе появилась группа «мессершмиттов» прикрытия. Как и следовало ожидать, конвой вплотную приблизился к курляндскому берегу, надеясь пройти пролив под прикрытием своих береговых батарей, незадолго до этого установленных на занятом побережье.

С командного пункта батареи латвийский берег был почти не виден: он надежно скрывался за колеблющейся дымкой. Лишь в оптические приборы можно было заметить извилистую жидкую полосу леса, прикрытую светло-синей прозрачной завесой. Плохой видимостью и хотели воспользоваться немецкие корабли, переправляя из Германии в Ригу для группы армий «Север» оружие, танки, артиллерию, горючее, снаряжение и пехотные части.

Обычно спокойный, Стебель заметно нервничал. Он оторвался от визира и вопросительно посмотрел на военкома батареи, но тот по-прежнему молча следил за кораблями. Стебель больше всего боялся, что немецкие корабли пройдут в Рижский залив. Он понимал: одна его батарея не сможет задержать такое количество кораблей.