Владимир Чивилихин - ШУМИ, ТАЙГА, ШУМИ! Страница 4

Главное, ребят поддержали люди, непосредственно руководящие огромным лесным хозяйством России: начальник лесного главка Министерства сельского хозяйства РСФСР А. Ф. Мукин, руководители ведущих отделов С. А. Хлатин и В. К. Гринкевич, работник Госплана РСФСР горячий патриот кедра П. Ф. Каплан. Сергей проверил на них свои надежды и сомнения, окончательно убедившись, что опыт, который он затеял, нужен государству. Сергей Андреевич Хлатин, много лет проработавший главным лесничим уральских лесов, взял под свое шефство мечту ленинградских студентов.

Занялся он этим делом по доброй воле и помимо прямых служебных обязанностей, потому что не было нигде ни главка, ни отдела, которых заботила бы кедровая проблема. Его недовольно спрашивали в иных инстанциях:

— Из Сибири вы, что ли?

— Нет, из Подмосковья.

— А почему же в этот кедр вцепились?

— Сибиряки им не занимаются, вот я и взялся. Одобрили идею и некоторые ученые академии.

Один из них, профессор-геодезист, посоветовал заранее позаботиться о кадрах лесхоза: ведь Ленинградская лесотехническая академия не посылает своих выпускников в Сибирь. И снова Сергей в Москве.

А Виталий Парфенов начал готовить алтайскую экспедицию, которая должна была дать исходные данные для составления проекта комплексного комсомольского механизированного лесхоза. Академия отказала в помощи. Ребята решили пожертвовать летней стипендией, но этого было мало. Тогда профессор-геодезист пообещал дать на экспедицию личные деньги. Если бы в этот момент помог ребятам комитет ВЛКСМ академии! Но их мечта выходила за стандартные рамки комсомольской работы…

Наступила весна. Сергей писал диплом, а в минуты отдыха рассказывал друзьям, как наливается сейчас соками тайга, как зацветут скоро кедры, выбросив к солнцу малиновые бутоны и серебристо-пепельные сережки. Завхоз будущей экспедиции, энергичный и расторопный Леша Исаков, носился по Ленинграду, доставая фотопленку, дробь, рюкзаки, проволоку для чучел. Все шло хорошо, однако ребята вскоре сделали большую ошибку, которая им дорого обошлась.

Началось с того, что геодезист-профессор вступил в конфликт с руководителями академии и был снят с работы. Студенты не разобрались в существе дела, расшумелись по-мальчишески. Сергей собрал комсомольское собрание, чтобы защитить профессора, наговорил в запальчивости, как и другие ребята, всякой ерунды. Потом заседание комитета, новое собрание и опять комитет.

Все пошло прахом. Виталии Парфенов с группой ребят был на практике под Ленинградом. Заболел Ивахненко: у него неожиданно начались боли в желудке, — и он, не вылезая из общежития, с муками дописывал диплом. Коля Новожилов не отходил от друга: строчил под его диктовку, таскал из столовой диетические блюда. Володя Ульянов на практику не поехал: Сергею не хватало бы здесь его, Володиной, железной логики и самоотверженности. Еще в самом начале заварухи у постели Ивахненко собралась вся группа.

— Хлопцы, — сказал Ивахненко, — не журитесь! Валите все на меня. Что мне сделают?

— Нет, — мотнул головой Сергей.

— Можно? — Володя Ульянов, как на семинаре, поднял руку. — Все возьму на себя. Нам надо сохранить Серегу, а с ним — мечту. Положитесь на эту штуку! — Он выразительно постукал пальцем по лбу.

Как спасти мечту? Это был главный вопрос сейчас, и поэтому все согласились с Ульяновым. Да, не повезло тогда ребятам! Не встретили они серьезного и авторитетного человека, который по-отечески рассудил бы, где они правы, а где их занесло, помог бы защитить им свою романтическую мечту. Володя Ульянов сопровождал Сергея всюду и, пряча глаза под толстыми стеклами, с несокрушимой логичностью доказывал, что это он, Ульянов, был инициатором того собрания, он издал «подпольные» вопросники НСО и разослал по лесхозам; он думает, что профессор не заигрывал со студентами, а помогал им; он объединил ребят вокруг себя и первым демонстративно отказался от бесполезной практики; он, Ульянов, считает кое-кого в академии протухшими консерваторами. А Сергей Шипунов — сбоку припека…

Володю исключили из комсомола и академии. Сергей невыносимо страдал, но что он мог поделать, если дал клятву? Он крепко, до боли пожал па вокзале руку Володе Ульянову, который нанялся в экспедицию лесоустроителей и уехал и Иркутскую область с мыслью перебраться потом в комсомольский кедровый лесхоз.

Но на этом дело не кончилось. Вмешался райком ВЛКСМ, который не очень хорошо разобрался во всей истории, был напуган прежде всего тем, что в академии организовалась какая-то «группка» студентов. Не вникая в подробности, бюро райкома исключило из комсомола и Сергея.

Потеряв самое дорогое на свете, Сергей вначале растерялся. Правда, он ни секунды не сомневался в том, что товарищи из академии и райкома ошиблись, что надо только успокоиться всем, выяснить недоразумение, и все станет на свои места. Но до защиты диплома оставалась лишь неделя. Собрав всю волю, Сергей работал день и ночь, вытянулся, как свеча. Вернувшийся с практики Виталий помогал ему, чем мог. Диплом получился добротный — доказательный и смелый.

В день защиты Сергей рано пришел на факультет. Там было шумно. Когда он появился у доски объявлений, наступила мертвая тишина. Под стеклом висел приказ об исключении из академии студента пятого курса Ф. Я. Шипунова. Тут же Сергею передали, что его ждут в райкоме ВЛКСМ. Ничего не соображая, поехал туда.

— Не отдам билета, — сказал он сурово и прижал руку к груди. — Хоть режьте, не отдам!

В общежитии он быстро собрал чемодан — и на трамвай. Куда он исчез, никто не знал.

3. «ДАЕШЬ КЕДРОГРАД!»

Виталий Парфенов остался один. Володя Ульянов был далеко, в иркутских лесах. Неразлучные друзья Николай Новожилов и Владимир Ивахненко, получив-таки назначение на Алтай, разъехались после защиты дипломов на лето по домам. Вскоре Ивахненко сообщил с Черниговщины, что у него было прободение желудка; сейчас лежит в больнице после операции, опасность миновала, но язва, наверное, еще «даст ему жизни». Коля Новожилов писал из ГорьковскоЙ области, что намерен ехать осенью на Алтай. «И Сергей зря психовал, когда я гулял с Диной, — он думал, что я откажусь от нашего общего дела. И вот мы поженились, и Дина согласна поехать со мной, чтобы всем вместе основать в тайге Кедроград, о котором мы мечтали. Где сейчас Серега?»

А Виталий и сам не знал, где Сергей. Запросил Шипунова-отца, тот ответил, что сын не приезжал, — наверное, диплом еще пишет о кедре, потому что про кедр наука мало что знает.

Тошно, если человек один. С Виталием, правда, был неунывающий Леша Исаков, который заканчивал многотрудную подготовку к экспедиции. И хотя в академии уже никто не верил в их мечту, Виталий и Леша готовились к отъезду. Лето кончалось, и надо было спешить, чтобы зима не захватила ребят в тайге. Район работы экспедиции они наметили давно, когда еще все были вместе: Серега и Володя Ульянов, Ивахненко и Коля Новожилов, Виталий и Лешка. Прителецкий кедровый массив, о котором так много рассказывал Сергей Шипунов, должен был приютить на месяц десяток энтузиастов-кедролюбов. Что впереди? Виталия манила эта неизвестность, а тем своим спутникам, кого она страшила, говорил, что большие дела так и делаются — всегда с риском, с открытиями неведомого, с неудачами. Победа приходит только к упорным, и пусть один сорвался — другой лезет, этот упал — третий доделает…

Виталий Парфенов был уверен, что с Сергеем не может произойти ничего плохого. Скорее всего он кинулся в Москву искать правду — в министерство, в ЦК, в редакции. А конечным пунктом у Сереги всегда был Горный Алтай. Такой парень не отступится, что бы ни случилось! Но пока носителем их идеи является он, Виталий, неопытный двадцатидвухлетний студент, едва перешедший на пятый курс. И экспедиция должна состояться во что бы то ни стало!

Еще по пути на Алтай Виталий начал вести дневник своей самодеятельной студенческой экспедиции. На первой странице общей тетради он написал: «Даешь комсомольский лесхоз!»

Вот некоторые записи из дневника.

«23.08.58 года. Мы в Чое. Может, здесь будет основан Кедроград — город нашей мечты? Может, тут сказочными храмами поднимутся кедросады? Сейчас это пропыленное насквозь село и вокруг голые, уже безлесные горы.

25.08.58 года. Рано ушел в тайгу. Лазил по горам, как козел. Усталости никакой. Удивительный край! Если бы столько походить по Невскому, лежал бы неделю больной.

30.08.58 года. В зеркале не узнал себя: лицо покрыто щетиной, щеки ввалились. Мы все решили не бриться, пока не докажем, что наша мечта реальна. Завтра уходим глубже в тайгу. Приезжал какой-то товарищ из Барнаула. Влез к нам на сеновал — и остолбенел. Еще бы! Висят ружья, фотоаппараты, бинокли, весы. Под крышей — тушки всех раскрасок, шкурки мышей и бурундуков, грибы, куски горных пород. В углу — книги, тетради, банки с заспиртованными желудками. И если прибавить, что мы все сидим на корточках и копаемся во внутренностях, и запах еще прибавить, то кого хочешь сшибет с ног.