Алексей Овчинников - Дачи и дачники Страница 4

Освобожденный в 1936 году П.Ф.Карпов приехал в Москву, где на заседании Академии наук СССР выступил с хорошо принятым академиками докладом о результатах своих исследований по вечной мерзлоте. Но главным препятствием к устройству будущей жизни Карпова была не снятая с него судимость, из-за которой он не мог жить в Москве. К этому времени отношения между супругами Карповым и Магеллановой значительно охладились и их брак распался.

Карпов уехал в Томск. Там в 1944 году по совокупности трудов он защитил диссертацию на звание кандидата биологических наук. В Томске Карпов среди эвакуированных встретил свою дальнюю родственницу Наталью Петровну Захарченко, вдову и мать взрослых детей. Их поздний брак оказал самое положительное влияние на Петра Федоровича. Там же в Томске он защитил диссертацию на звание доктора географических наук и получил звание профессора. Но на работу он смог устроиться только на кафедру географии в Ивановский педагогический институт. Наконец, благодаря хлопотам многих членов Академии наук, среди которых был и президент Академии С.И.Вавилов, в марте 1953 года судимость с профессора Карпова была снята и он смог вернуться в Москву, откуда неоднократно приезжал на дачу в Дютьково к бывшей жене и дочке и проживал там целыми неделями. После этих визитов на проклятую дачу, а может быть в результате них, Петр Федорович умер от скоротечного рака легких в июне 1955 года.

Про́клятая дача не отпускала и своих хозяев. Еще во время предпоследнего года войны, вернувшись из Средней Азии, внезапно от тяжелого инсульта умерла хозяйка дачи Татьяна Александровна. Она была еще не старой, и ее преждевременную смерть также можно связать с полузабытым проклятием. После смерти супруги композитор потерял стержень жизни. Ни он сам, ни его родственники не представляли, как они будут жить дальше. Но Павленко решил дальнейшую судьбу своих детей своеобразным способом. Чтобы обеспечить Ольге Георгиевне безбедную и спокойную старость, он предложил ей после смерти Карпова заключить с ним брак и получить не только его безупречную и знаменитую фамилию, но и право на гонорары от его произведений, а также стать владелицей его дачи. Он резко «сдал» после смерти любимой жены и, будучи еще не старым человеком, вскоре после этого юридического акта отправился вслед за своей бывшей супругой, став очередной жертвой своей дачи и освободив Ольгу Георгиевну от тяжелой процедуры вступления в наследство.

Повзрослевшая дочка Ольги Георгиевны Магеллановой-Павленко и Петра Федоровича Карпова Наташа с возрастом превратилась в умную и очень миловидную молодую женщину. Со временем она стала известным искусствоведом, действительным членом Академии художеств. После войны она вышла замуж за сына известной оперной певицы Татьяны Казановской, архитектора и большого любителя автомобилей, Константина Андреевича, человека высокого роста, несколько полноватого и очень доброго. Костя и Наташа еще при жизни Ольги Георгиевны стали жить на даче отдельно в двухэтажном доме, построенном для них перед самой войной. Позже этот дом продали племяннику поэта Сельвинского, Николаю. Он дружил с Наташей и Костей, а также с детьми профессора Сретенского. Они все вместе несколько раз ездили на машинах в Крым и путешествовали по Подмосковью.

Несмотря на то, что Наташа стала солидной замужней женщиной и родила дочку Таню, названную в честь прабабушки, ее дочерние отношения с Ольгой Георгиевной не только не ослабли, но даже стали значительно сильнее. «Ни с кем мне не было так весело, как с мамой», вспоминает Наташа. Когда не стало Татьяны Александровны, их «…отношения с мамой приобрели редкую душевную близость. Больше всего я боялась ее потерять. И вот наступил этот страшный день». В 1960 году Ольга Георгиевна, бывшая довольно грузной, но одновременно удивительно подвижной женщиной, возвращаясь из гостей, упала и сломала себе шейку бедра. В те времена, вопрос об искусственном суставе не стоял перед хирургами. Кроме того, больная страдала тяжелой гипертонией и диабетом. Ее выписали из больницы на костылях. Наступила гангрена ноги. После нескольких месяцев мучительных болей она скончалась в марте 1963 года, не дожив двух месяцев до 60 лет. Длительная жизнь на проклятой даче привела ее, наконец, к печальному концу.

Ольга Георгиевна осталась в памяти всех, кто ее знал как великолепная рассказчица и человек с удивительным чувством юмора. Приходя в гости к Сретенским, она рассказывала бесчисленные анекдоты и смешные истории, в некоторых из которых играла главную роль. При этом она смеялась заливистым смехом сама над собой больше всех. Ольга Георгиевна любила людей, любила путешествовать, сначала с дочкой на велосипедах, потом с дачными соседями на автомобилях и пароходах по Волге и Каме. Вместе со своими друзьями она объехала все наиболее интересные места, куда в нашей стране можно было проехать на машине и по воде. После ее смерти дача Павленко опустела.

Когда не стало Ольги Георгиевны, ее дочь и внучка перестали ездить на про́клятую дачу и вскоре решили ее продать. Они подозревали, что ранняя смерть их матери и бабушки, несчастья их отца и деда, арестованного и проведшего в исправительно-трудовом лагере и на поселении в чужом городе почти десять лет и умершего еще не старым от злокачественной опухоли, а также преждевременная кончина композитора Павленко связаны с проклятием повесившейся сто лет тому назад первой хозяйки их дома. В наследство от матери Константину Андреевичу досталась дача на Рублевском шоссе в поселке артистов в тридцати километрах от их старого дома. Туда они и переехали вместе с дочкой Таней и ее молодым мужем, бывшим теннисистом Сашей. Вскоре у молодых родилась дочка Евгения. Она быстро выросла, вышла замуж и родила дочку, которую в честь ее прабабушки назвали Ольгой.

Часть II. Профессора Сретенский и Подзинский

Глава 1. Начало дачной жизни

В 1906 году новый дом Канунникова купил молодой физик из Москвы Николай Сретенский, который был атеистом и не верил в старые проклятия. Рядом с ним в большом доме, построенном купцом на продажу, поселился его приятель математик Андрей Подзинский, работавший с ним вместе в Императорском Московском университете. Он тоже смеялся над старыми вымыслами о проклятии, наложенном на его прекрасный дом. К этому времени у Сретенских было трое детей разного возраста: дочь и двое сыновей. Позже, перед самой революцией, у них родилась еще одна дочь. У Подзинских к началу первой Мировой войны уже подрастали два сына, шестнадцати и девятнадцати лет. Старший из них страстно влюбился в шестнадцатилетнюю дочь Сретенских, очень красивую и рано созревшую девушку, которая отвечала ему взаимностью. Молодые люди обручились в мае 1914 года, а спустя три месяца Россия, выполняя свой союзнический долг, вступила в войну с немцами, напавшими на братскую православную Сербию. Старший сын Подзинского вскоре был мобилизован в армию. Провожая своего жениха на фронт осенью 1914 года, его невеста поклялась ждать возращения своего любимого, сколько бы ни продолжалась война с немцами…

Но давайте вновь вернемся в счастливые довоенные годы. Вскоре рядом с домом Сретенских построили каретный сарай с конюшней и сеновалом на чердаке, где стояли дрожки и лошадь, а позже к нему была пристроена мастерская. На своем участке среди молодых берез Николай Сретенский сделал настоящий теннисный корт, обнесенный плетеной сеткой. Этот корт некогда считался одной из первых теннисных площадок в Подмосковье. В предвоенные и дореволюционные годы сюда приходило множество игроков разного возраста и различной подготовки из числа гостей и соседей хозяев дома. Оба ученых очень любили свои дачи и проводили в них все летние месяцы и праздничные дни. Семейства Сретенских и Подзинских были на редкость гостеприимными и на их дачах постоянно бывали гости. В хорошую погоду для них накрывали столы в саду, в дождливую – на террасах.

У Сретенских постоянно жил старший брат физика, известный филолог, специалист по древнерусской литературе, закоренелый холостяк Михаил, и часто проводил летние месяцы, приезжая из Одессы, родной брат жены профессора Петр Сергеевич Воталиф, в те годы уже подающий большие надежды офтальмолог, вскоре ставший мировой знаменитостью. Чем занимались? Ну, прежде всего, играли в теннис. Сам Сретенский, быстро научившись этой прекрасной игре, отбивал мячи сильно и точно. Его старшая дочь обычно играла в паре со своим женихом и играла неплохо. Если позволяла погода, купались в реке, которая напротив дачи была хоть и не очень глубокой, но с быстрым течением и великолепными песчаными пляжами.

Кроме тенниса и купания ходили гулять по живописным холмам и долинам Клинско-Дмитровской гряды, продолжающейся до самого Звенигорода. Наибольшей популярностью пользовались прогулки по высокому правому берегу Москвы-реки. Очень любили ходить за грибами. Их в окрестных лесах было видимо-невидимо. В некоторые годы грибов собирали так много, что для возвращения домой нанимали в деревне подводу, чтобы вести тяжелые корзины. Часто большими компаниями плавали на лодках вниз по течению реки, вплоть до Николиной горы, располагавшейся километрах в двадцати от дачного поселка, где жили ученые. Там у них было много знакомых, снимавших дачи в этом прелестном уголке Подмосковья. Нередко ездили на экскурсии в Звенигород – город-крепость, сохранивший свои стены, башни и церкви. И особенно часто совершали пешие или велосипедные прогулки в Саввино-Сторожевский монастырь, расположенный на горе Сторожи у места впадения реки Сторожки в Москву-реку. Иногда все вместе ходили в поместья Поречье и Введенское.