Михаил Толкач - На сопках Маньчжурии Страница 40

В ходе Гражданской войны да, пожалуй, ещё с русско-японской 1904 года противная сторона владела данными и картами дорог, их обустройства, расположения военных арсеналов, вооруженческих парков от Владивостока до Байкала, где побывали её интервенционные силы. Генерал ставил себя на место закордонных штабистов и приходил к выводу, что задавал бы себе тот же вопрос: а что нового за забором соседа?

Изменник Люшков раскрыл многое из государственных и военных секретов. Однако истёк пятилетний срок, как комиссар госбезопасности перебежал границу. Что делали, скажем, сапёры и армейские строители в последние месяцы? Укрепляют оборону или готовят проходы в пограничных заграждениях для прорыва? Рассуждая по такой логике, японцы, вероятно, и вышли на Распадковую.

Проезжая мимо стройки, Тарас Григорьевич недовольно похмыкивал, постреливая крутым взглядом в Васина.

— В штаб вашей части! — приказал он шоферу «виллиса», высланному по требованию генерала из Распадковой к аэропорту.

Начальника стройки они встретили у входа в штаб. Полковник, облачавшийся в камуфляжный комбинезон и резиновые сапоги, направлялся на место работы. Без показной строевитости представился. «Увалень!» — определил Чугунов.

— Почему валят деревья без всякой нужды? — басовитый голос генерала набирал силу. — Кто позволил оголять объект?..

Полковник попытался оправдать строителей: мешали, мол, сосны развороту кранов, проложить дорогу.

— Дивизионную видели? Сосны между казармами, среди плацов, рядов цейхаузов. Рощи в посёлке. А ведь при царе военная авиация только рождалась.

— Сроки, товарищ генерал!

Чугунов сузил глаза, с силой вогнал кулаки в карманы серого макинтоша.

— В случае налёта японской авиации я прикажу поставить вас, полковник, капитана Фёдорова и начальника объекта в центре обнажённой вами базы как мишень!

— Виноват, товарищ генерал! — Полковник подобрался, осмыкнул пузырившийся под ремнём на спине комбинезон.

— За каждое дерево, срубленное без разрешения офицера, виновника — штрафбат! Вам сие понятно, товарищ полковник?..

— Так точно, товарищ генерал! Какие будут приказания?

— Работать! До третьего пота работать, товарищ полковник. В три-четыре смены! — Чугунов вернулся в машину, прихлопнул дверцу.

— К Фёдорову!

В землянке, где располагался, как именовал в шутку сам капитан, полевой пункт оперативного командования, Тараса Григорьевича порадовала опрятность и ухоженность помещения. Чистота, начиная со входа. В обстановке ничего лишнего. Необходимое для работы — под рукой. Машинка на самодельной подставке слева от света, падающего сквозь небольшое оконце. Сейф прикрыт сверху подшивкой малоформатной газеты. Даже мешковина у порога отдавала домашним уютом. Раздражение, взявшее в плен генерала при виде безалаберности на обустройстве объекта, угасало. Сняв плащ и приведя в порядок седоватые волоса, Чугунов громыхнул:

— Карту!

Фёдоров развернул километровку на своём столе. Он изрядно оробел при виде разгневанного генерала. Овладев собой, словами знатока докладывал о маршруте мальчишек, о заимке охотника Дондока, о подходах к тайной землянке. Уверенно водил пальцем по синим пунктирам на топокарте. Расспросив, как организовано наблюдение у сваленного кедра, генерал посчитал, что не требуется никаких корректировок. — На объект!

— Сделаем! — Фёдоров сложил осторожно карту, убрал её в сейф.

Чугунов с суровинкой смотрел на капитана, его мешковатую фигуру: «Штатский мужик! Сделаем, эх, землемер!». Но генералу нравилась самостоятельность капитана, его основательность. Без подобострастности. Соглашается с начальником не потому, что он — начальник, а в соответствии со своим разумением. Отстаивает личное мнение, но и отвечает за своё утверждение. Всё это во многом было свойственно самому генералу…

Весь световой день Чугунов с оперативниками был на колёсах. Дольше всего задерживались на стройке. Беседовали с солдатами и офицерами, занятыми окарауливанием объекта. И вновь генерал отметил: с Фёдоровым знакомы строители! Среди них он — свой человек. Этот плюсик отложился в памяти Тараса Григорьевича. Съездили в Сотниково и Вахмистрово, визуально определяя район появления лазутчиков. Генерал посетил в городе местный наркомат госбезопасности, встретился с секретарём обкома ВКП(б).

Вечером Фёдоров сопровождал Чугунова и Васина к гарнизонному уполномоченному военной контрразведки «Смерш». Голощёков, увидя измученного кашлем Васина, набрякшие мешки под глазами Чугунова, расторопно предложил перекусить. Генерал охотно согласился. Фёдоров позавидовал сообразительности коллеги.

Длительное пребывание на холоде, пешие переходы, свежий воздух — аппетит явился незвано. Молоденькая официантка, заинтересованно поглядывая на незнакомого генерала, проворно подавала блюда.

— Здесь питаются офицеры? — Тарас Григорьевич вертел в пальцах стакан с чаем.

— Так точно! — Голощёков преданно глядел на генерала.

— Я вижу гражданских. В чём дело?

— Вольнонаёмные. По карточкам скудно снабжают, а военторг нередко подбрасывает из подсобного хозяйства сверх нормы…

— А глаза есть? — Чугунов снова досадовал на упущения даже в мелочах.

— Личный состав проверяется при найме. Пришлых пока не берём. Местные — просвечены! — Голощёков блеснул очками в тусклости электрической лампочки.

Деловой разговор продолжился и в оперативном пункте «Смерша».

— Воздушные тревоги объявляли? — допытывался Чугунов. — Как со светомаскировкой? Какие бомбоубежища? Хватит ли на всё население щелей и укрытий?

Голощёков обстоятельно отвечал, а Фёдоров обижался в душе: «Совсем за малоумков принимает нас!». Генерал будто бы угадал мысли капитана, обернулся к нему:

— Цензоры опять недовольны! В письмах строителей полно вольностей, не дозволенных в военное время. Вы интересуетесь почтой, капитан Фёдоров?

— Беседую с работниками полевой почты. Как-то неловко отбивать хлеб у цензоров!

— Упускаете возможность глубже узнать личный состав! — заметил Голощёков. — В строчках письма откровения нездоровые проявляются. Чужая душа — потёмки! А тут — обмолвка! Паникёры. Пораженцы. Распространители слухов…

— Не рисуйте, капитан, образ врага там, где его быть не может! Нельзя отставать от времени. Оно ныне диктует иные методы и приёмы. В оперативной практике нужно исходить из того, что ваш гарнизон, ваша стройка попали в поле зрения противной стороны.

— Социально опасный элемент положено знать! — в отчаянной отваге упорствовал Голощёков. — Главное Управление «Смерша»…

— Довольно, капитан! — оборвал Голощёкова генерал. — Замешательство при разночтении следов лазутчиков — наш минус с тремя восклицательными знаками! — Чугунов потёр виски, как при головной боли. — Мыслить требовалось, а у нас времени не оставалось. Погрязли в бумажках! И враг не вписывался в наши предопределения…

— Если и были промахи, то не связанные с логикой контрразведки, — подал голос Васин, принимая нагоняй и на себя.

— Оставьте свою логику, майор! Осрамились по первое число! Контрразведчик на то и контрразведчик, упредитель, если желаете, чтобы диверсант, провокатор, шпион, террорист, прохиндей любой окраски трясся крупной дрожью при одном упоминании «Смерша». Лично товарищ Сталин назвал нашу службу: «Смерть шпионам». Чтобы пикнуть не смел, гадина! Не дать ему ни единого шанса навредить Отечеству!

— Без очистки тыла от нелояльных элементов нет нашей службы, товарищ генерал! — резко выступил Голощёков. — Вспомните выселение корейцев и китайцев с Дальнего Востока. А немцы Поволжья?..

— Прямота похвальная, капитан. Да зиждется она, позвольте заметить, не на квалификации упредителя, а на сознании своей непогрешимости, обложенной инструкциями, предписаниями, которые вы до буковки соблюдаете.

— Плохо же вы думаете, товарищ генерал, о своих подчинённых! — Голощёков сжимал зубы и желваки бугрились на его румяных щеках.

— Что ж, откровеннее не скажешь! Без обиняков! — Чугунов в новом свете увидел гарнизонного особиста. — Промашки ваши, как теперь я думаю, не просто изъяны в действиях, а порок, загнанный в глубь характера. Отсюда стандарт мышления.

— Я так понял, что вы, товарищ генерал, осуждаете моё исполнение служебного долга! Вы считаете, что указания сверху глупые и не отвечают духу времени?

— Да-а, вы, капитан, оказывается, фрукт с душком! По-моему, пора ставить вопрос о вашем неполном служебном соответствии.

— Разрешите подать рапорт о несогласии?

— Как положено Уставом РККА, так и поступайте, капитан.

В Читу Чугунов возвращался в одном купе с Васиным. Проводник принёс чай. Пили его с кусочками шоколада из запаса генерала.

— Густо глуп этот Голощёков! — заговорил Тарас Григорьевич, переживая стычку в Распадковой вновь. Ему было обидно, что до сих пор не раскусил службиста.