Борис Григорьев - Скандинавия с черного хода. Записки разведчика: от серьезного до курьезного Страница 40

Пожалуй, с закрытыми глазами могу и сейчас проехать по копенгагенским улицам, составлявшим когда-то мой ежедневный маршрут от дома в Ванлесе до посольства. Я выезжаю налево на Ванлесе Алле, у перекрестка машу рукой флегматичному и никогда не расстающемуся с трубкой вице-вэрту (по-нашему, дворнику-смотрителю) Енсену, сразу сворачиваю направо на Аполловай, продолжаю движение по Риксвай до улицы Доброй Надежды (незаметный быстрый взгляд в сторону — здесь я жду появления сигнала от какого-нибудь «своего» человека)44, потом опять поворачиваю направо и еду мимо Фредериксбергского госпиталя, пересекаю улицу Фазанов, въезжаю на улицу Спокойствия (на которой творится такой «вавилон» транспортных пробок!) и благополучно добираюсь, наконец, до аллеи Розовых Орлов. Слева и справа от меня — цепь озер, которые я пересекаю по улице Золотого Льва.

Здесь я всегда бросаю взгляд налево и вижу знаменитый павильон-ресторан «Озерный», прославившийся своим искусством делать неимоверные бутерброды. Нужно сказать, что датчане вообще большие мастера по части изобретения способов накладывать на ломоть хлеба многоэтажную холодную закуску (по существу, такой бутерброд является полноценным блюдом), но ресторан «Озерный» превзошел, вероятно, всех, в том числе и самого себя. Потому что его продукция ежедневно отправляется самолетом за океан, чтобы побаловать ньюйоркцев датской ветчинкой, колбаской, сосиской, копченым угрем, лаксом, селедкой, треской, камбалой, майонезом, маслом, сырами, мидиями, креветками, виноградными улитками и еще черт знает чем!

Если я поеду прямо, то попаду на бульвар Хо Сэ (Ханса Кристиана) Андерсена, но я сворачиваю налево на Северную Озерную улицу, которая переходит в Восточную, вдоль озер с лебедями добираюсь до знаменитого Триан-геля, то бишь Треугольника, сворачиваю направо на аллею Дага Хаммаршельда, мысленно произношу заклинание типа «Пропади вы все в тартарары!» (потому что проезжаю мимо здания штаба командования войсками НАТО в северных проливах и мимо посольства США) и, наконец, сворачиваю на Кристианиагаде. Четверть часа езды — и я в посольстве.

Посольство расположено в старинном особняке, принадлежавшем когда-то какому-то русскому графу или князю. Старое русское посольство из-за революционных перипетий попало в чужие руки, и когда в 20-х годах большевики установили дипломатические отношения с Копенгагеном, датчане отдали это красивое, но чрезвычайно не приспособленное для работы здание. С тыла к посольству примыкает Гарнизонное кладбище, а по другую сторону кладбища расположены посольства США и Великобритании. В дипломатических кругах ходила шутка: «Что объединяет русских, англичан и американцев в Дании?» — «Гарнизонное кладбище».

Здание посольства очень понравилось А. Хичкоку, и он использовал его для натуральных съемок в своем шпионском триллере «Топаз». По ходу фильма ЦРУ должно было завербовать в нашем копенгагенском посольстве одного дипломата, и, когда КГБ его разоблачает, он спасается бегством и находит убежище в США. Датчане вовсю развлекались прибытием в столицу именитого режиссера, а советское посольство «вовсю» сердилось и протестовало против «инсценированной антисоветскими кругами провокации». Помнится, мы выглядывали из зашторенных окон и пытались разглядеть Альфреда, но так его и не увидели. Вероятно, сцены вокруг посольства снимали его ассистенты.

Но прозорлив был старик Хичкок! Куда как прозорлив! Ну чем фильм «Топаз» не напоминает историю с Гордиевским? Только вместо ЦРУ на сцене выступила СИС.

Однажды, возвращаясь после обеда в посольство, я увидел перед собой трех молодых крепких парней в гражданском, но явно расставшихся с военной формой совсем недавно. Они громко переговаривались между собой на английском языке с типичным американским акцентом в нос. Дежурный комендант, приняв их за своих командированных, открыл им дверь, и парни, а вслед за ними и я, прошли в посольство.

Ничего не объясняя коменданту, американцы пересекли холл и стали подниматься по лестнице на второй этаж, где располагались кабинеты посла, советников и .5 вход на третий этаж, ведущий в референтуру.

— Эй, вы куда? — запоздало всполошился комендант. Но ребята не отвечали. Один из них уже схватился за

ручку двери от кабинета нашего резидента.

Тут уж не выдержал я и спросил их по-английски, что им нужно в советском посольстве.

— В советском? — недоуменно вопросил один из них.

— Да.

— Они переглянулись между собой и расхохотались.

Когда они спустились вниз, то рассказали, что работают охранниками в американском посольстве в Западной Германии и приехали в гости в Копенгаген к своим знакомым коллегам. Из-за близости двух посольств ошиблись дверью.

…Рядом с бульваром Андерсена расположен так называемый Латинский квартал — прибежище студентов. Узкие средневековые улочки, многочисленные книжные лавочки, дешевые забегаловки, джаз-клубы создают неповторимую атмосферу раскованности.

Раскованности… Это сейчас я могу говорить об этом чувстве, а тогда, когда первый раз появился в клубе Датского студенческого общества, я был сжат, как пружина от волчьего капкана.

По рекомендации коллег я отправился туда на студенческий вечер заводить связи. Не достигнув еще возраста Христа, я полагал, что мог еще более-менее удачно сойти за «своего» в этом молодежном бедламе. А за «своего» надо было сойти хотя бы на первое время, чтобы не попасть на глаза вездесущей контрразведке. Студенческое общество было слишком излюбленным для разведчиков с Кристианиагаде местом, чтобы позволить себе хоть на минутку там расслабиться.

В танцевальном зале меня оглушила музыка, «врубленная» на полные мегаватты, какие только в то время могли вмещать динамики. Она выключила меня на несколько минут из реальности, так что пришлось уползти в укромный уголок, отдышаться от шквала звуков и незаметно приступить к наблюдению за происходящим. О том, чтобы самому попытаться «выйти на сцену» и изобразить телом то, что изображали молодые датчане и датчанки, я и подумать не мог. Я казался себе неотесанным деревенским парнем, попавшим на танцплощадку в Бауманском саду города Москвы.

Диск-жокей ловко манипулировал за проигрывателем, выстраивая ритмы в одну сплошную какофонию, но чаще всего ставил понравившиеся мне «Сесилию» и «Миссис Робинсон» в исполнении Саймона и Гарфункеля. Музыка практически не прекращалась ни на минуту, и единственным местом, где я мог бы попытаться с кем-то познакомиться, был бар. Но за стойкой, как правило, обнявшись сидели парочки, а если и были одинокие особи мужского пола, то на уме у них было только одно: найти себе девчонку, прижаться к ней и не расставаться до…

Я сидел у стойки и медленно вливал в себя опротивевшее уже бочковое пиво, а шанс «законтачить» кого-нибудь все не подворачивался. Задним числом я понял, что комплексовал зря, но задним числом все мы, русские, очень умны.

Прошло время, и я преодолел в себе комплекс проклятой «азиатской» неполноценности. Это был как раз тот недостаток, который проходит вместе с молодостью. Но я уже никогда не мог так запросто появиться на студенческих вечеринках, потому что тут же бы бросился в глаза присутствующим: «Это что за дяденька приперся на наш бал?»

В Латинском же квартале я посещал танцевальные вечера, на которых выступали джазовые оркестры, часто исполнявшие диксиленды. Там тоже было нелегко завести контакт, но я ходил туда из-за самих диксилендов. Помнится, когда оркестр, надрываясь, достигал кульминационной точки, чуть ли не разрываясь на части вместе со своими инструментами, по залу пробегала невидимая электромагнитная дрожь и заставляла самое неподвижное тело или предмет двигаться в заданном ритме.

Хаживали мы и в немецкий ресторан, где посетители, отведав айсбайн с тушеной капустой и запив это плотное блюдо баварским пивом, брались за руки и сидя на скамейках начинали раскачиваться в ритм тирольским мелодиям.

Боже мой, где мы только не ухитрялись заводить эти треклятые связи, которых всегда не хватало! На какие только ухищрения не шли оперработники, чтобы познакомиться с нужным человеком! Кто ударялся в спорт, кто увлекался коллекционированием, кто заводил собаку и становился членом «собачьего» клуба, а кто-то устраивал детей в «хитрые» школы и кружки или настойчиво «толкал» супругу на то, чтобы внедриться в интересные сферы или круги.

Один мой приятель рассказывал, что после бесплодных попыток познакомиться с одним американцем вынужден был прибегнуть к крайним мерам, использовав для этого своего пятилетнего сына. Отправным моментом всей комбинации было то, что оперработник знал адрес, по которому проживал американец. Воскресным утром он взял сыночка за руку и пошел с ним на прогулку, пообещав массу удовольствий. Удовольствия в основном заключались в мороженом и всякого рода напитках. Убедившись, что принятого сыночком вовнутрь было достаточно, чтобы вызвать усиленную работу мочевого пузыря, оперработник быстренько переместился в район жительства американца. Когда чадо созрело и попросилось в туалет, разведчик потащил его к двери заветной квартиры и нажал звонок. Дверь открыл сам американец и задал обычный недоуменный вопрос: