Михаил Толкач - На сопках Маньчжурии Страница 48

Хождение по крикливым звонким улочкам Фу-Дзя-Дяня вымотало Платона Артамоновича. В домике Варвары Акимовны он наскоро перекусил и завалился в постель. Про себя решил: «Попасть на глаза капитану Тачибана! От злобы, узнав о поступке казака, сотник Ягупкин завяжется в три узла!».

Разбудил стук в дворовое окно. Лаяла Занда. Заворочалась хозяйка.

— Какого беса об таку пору принесло?

Скопцев спросонья прошлёпал к окну, став обочь его по армейской предусмотрительности.

— Стучит кто? Чего надо?

— Сотник зовёт! — донёсся голос со двора.

Платон Артамонович собрался быстро, как по команде в воинской казарме. Он ведь резервист!

Варвара Акимовна, позёвывая и приохивая, ворчала:

— Ночь-полночь… Прутся! Ни совести, ни стыда…

Темнота слепая. Занда злобно рычала. Над городом стояли багровые отблески. Звёзды жёлтыми слитками манили ввысь.

Возле калитки на Скопцева навалились трое. Горло перехватили удавкой. Мешок — на голову! Он задыхался, в глазах завертелись жёлтые круги. Ему связали ноги. По низу мешка вместе с руками обкрутили верёвкой. Поволокли через огород к обрыву. Занда заходилась в остервенелом рыке. Хозяйка утихомиривала суку.

Скопцев слышал тяжёлое сопение мужиков. Одно желание — дышать. Он широко открывал рот, кахикал, как загнанная лошадь. Внутри мешка было пыльно.

— Ну и боров! — Голос приглушён, с сипом. Сильные пальцы подавливали его шею. Ткнули носком сапога в бок.

— Катите, товарищи, как бревно!

«Товарищи!» — похолодел Платон Артамонович. Не тополь тогда видел, запоздало ахнул он, — большевистского агента!

Его сбросили под откос — покатился вниз. Ощутил воду. Забулькало вокруг. Слёзы потекли по щекам, солёными каплями попадали в рот. Мешок стянули. Полная чернота. Силуэты мужиков. На камешках плескалась вода.

— С каким заданием ходил в Советский Союз? — Тенорок с писком. — В твоей правде — твоя жизнь!

Тишина давила на уши. Замирало дыхание. Казак соображал: как выкрутиться? О признании и не думалось.

— Зачем ходил в Россию? — не унимался тенорок.

Скопцев не проронил ни слова. Мысленно крестился, молил Бога спасти.

— Вяжи камень к ногам! — Басистый голос как приказ.

К его ноге приметнули угловатый камень. До боли стянули лодыжку.

— Сапоги новые! — спохватился тенорок.

Камень отвязали, сняли сапоги. Потянули брюки, порвав ошкур. И снова груз к ноге!

— Признаешься, что был на русской стороне? Последний шанс даём! — Хрустел песок и галька под ногами.

Молчал Скопцев.

— Именем трудового народа… за казни невинных… за шпионство на японцев…

— Убейте, братцы, но не топите! — Скопцев издал всхлип.

— Глади на него! Холодной воды забоялся. — Из сырого мрака раздался смех. Ногами затолкали в воду.

— Твоё последнее слово, иуда!

— О-о-у-у-у!!! — завыл казак, взбулгачивая омут.

Кто-то прихлопнул протабаченной ладонью его рот. Он извернулся, укусил руку.

— Помоги-ите-е!!!

Наверху послышались шаги, китайский говор.

— Полиция! — Мужики, оставив полузатопленного Скопцева, побежали прочь.

Задохнувшись в страхе, казак волочил за собой камень. С крутояра спускались люди с фонарем. Не красные ли опять?! Скопцев лихорадочно рвал узлы верёвки на ногах. Нашарил мокрые брюки. Освободившись от пут, бежал изо всех сил по берегу.

— Цу! Цу! — неслось позади.

Выскочив на шаткий мосток, напялил брюки. Босиком шпарил по тропинке.

…Недалеко от мостика, возле ограды спиртоводочного завода Спритенко, стояли двое.

— Как он? — спросил тщедушный мужчина.

— Воды холодной забоялся!

— Не признался?

— Никак нет, господин сотник!

— Ты вот что, Изот Дорофеевич, — Сотник снизил голос до шёпота. — Этих двоих… Ну, понимаешь… без шуму в расчёт…

— Сделаем!

Утром среди деревьев на берегу вспучившейся после ливней Модягоувки китайский сторож Питомника обнаружил два окоченевших трупа. Документов не было. У одного на ладони кусаная рана. Возле другого валялись заляпанные глиной сапоги.

Девятая глава. В Харбине

К осени 1944 года события на мировых фронтах развивались не в пользу союзников по блоку Рим — Берлин — Токио. Альянс профашистских государств — Финляндии, Румынии, Болгарии — распался окончательно. Англо-американские войска наращивают удары по Германии. Красная Армия — у порога рейха…

В секретных обзорах, с которыми Тачибану ознакомили в штабе войск Квантунской армии, отмечались оглушительные потери германской армии в ходе войны. Разбиты или понесли невосполнимые утраты двести двенадцать дивизий и двадцать две бригады. Выведено из строя 6700 танков, 28 тысяч орудий и минометов, 12 тысяч самолётов. Больше полутора миллионов человек значатся в графе убитых! Немецкое командование уповает на фергельтунгсмиттель — средство мщения — реактивные снаряды «фау». Практика не подтвердила надежды — разрушения хаотичны, случайные, нерациональные…

— Слабое утешение! — заключил свои размышления Тачибана. Он сидел за столом угрюмый, серый. Простуда цепко держала его в своих изнуряющих объятьях. Не отпускали и мрачные мысли: «Что будет с Японией?». На Тихом океане для неё создалась критическая обстановка: пали Марианские острова, дивизии императора на филиппинских архипелагах попали под уничтожающие удары американцев. Удача явно отвернулась от Страны Восходящего Солнца!

Тачибана теперь сожалел о своём раздражении, выказанном в дни ожидания сообщений Ягупкина. Сотник может возомнить, что без русских армия микадо бессильна! Тем более что Шепунов доложил о блестящем результате поиска Скопцева. Ведут обобщение данных. С минуты на минуту должен прибыть Ягупкин… Возможно, информация сотника скрасит скорбное настроение?..

В приёмной Тачибана томился Ягупкин с папкой под мышкой. В углу помещалось высокое трюмо, как в женской туалетной, и, прежде, чем показаться шефу, сотник оглядел себя в зеркало. Прилизаны поредевшие волосы на узкой голове, впалые щёки. Уши — топориком. Плечи опали, словно у немощного старика. Веки подёргиваются. Никита Поликарпович приободрился, развернул грудь — офицер казачьего войска! Делая вид, что не замечает хмурости и квёлости Тачибана, легко пересёк кабинет, стараясь держаться по-военному стройно.

— Здравия желаю!

— Нинь-хао! — вяло отозвался по-китайски Корэхито.

— Разрешите доложить?

— Хорошо… хоросо. Садитесь, господин сотник. Почему поздно докрад? — скрипуче заговорил Тачибана. — Агент вернулся не вчера и не после вчера!

— Подытоживали материалы, господин капитан! — жизнерадостно продолжил Ягупкин. Он чувствовал себя победителем. Как передал Шепунов, результат «ходки» уже на столе у атамана Семёнова. Но царапнуло сердце замечание японца о позднем докладе: «Каналья, следит за каждым шагом!».

— За добытые сведения нас засыпать иенами следует!

— Спешить надо, когда ловил блох, господин сотник! — отрезал Тачибана, гася победительный звон Ягупкина. Японец заученно улыбался. Лицо его было похоже на жёлтую маску с оттенками серого налёта. Липа под окном кабинета покачивалась от ветра и тень её от уличного электрического света двигалась на полу чёрным пятном.

— Почему рацию унесли тайгу? — размежил веки круглых, чуть навыкате глаз Тачибана. — Почему дареко от железной дороги?

— Другого места без риска не подобрали.

— Риск есть наш ремесло! — Тачибана выплюнул в корзину горькую пилюлю, пополоскал рот водой из стакана. Придвинул к себе потёртую карту Забайкалья, которую принёс Ягупкин. Сделал пометки в своём блокноте. Он молча осмысливал оброненное в докладе сотника предложение о минировании стройки в Распадковой.

— Глупый казак! — промолвил японец. — Отсыреет техника. Без рации нет быстрой связи!

— Как могли подумать?! В бересте машинка. Не сомневайтесь, шеф! — Ягупкина озадачило поведение Тачибана: упоминание о диверсии пропустил мимо ушей!

Тачибана же вспомнил неудачную попытку разгрома артиллерийских складов в районе Соловьёвской. Диверсантов выследили и перестреляли. Лейтенанту Корэхито Тачибана влетело от начальства по первое число!

— Скопцев хорошо справился с заданием! — напомнил о себе Ягупкин.

— Заработал — хорошо платим! Оставьте, сотник, карту и письменный отчёт.

Ягупкин увял. Отвечал на вопросы с усилием, выстраивая в уме официальный рапорт на имя полковника Киото. «Этот желтомордик, доходяга при погонах, не принимает в расчёт диверсию!» Сотник рассеянно слушал скрипучий голос японца. От густых чёрных волос капитана наносило застарелым потом. Тачибана монотонно рассуждал вслух. Глупо портить дело мелочью. Пустить под откос поезд? Укол булавки! Подготовить крупную диверсию в тылу большевиков…

— По моему мнению, господин Тачибана, стоит подождать завершения строительства. Вы верно подметили: мелкие уколы лишь насторожат русских контрразведчиков.