Алексей Леонов - Время первых. Судьба моя – я сам… Страница 5

А этот Квасов был сыном главного инженера вагоностроительного завода, а мой – энергетиком дежурным. Я физически был хорошо подготовлен. Боксом занимался, был чемпионом области по метанию копья. Устраиваю спортивные соревнования. Начинают маленькие. И бокс. Мои кричат:

– Давай теперь ты!

Я спрашиваю:

– С кем?

– С Женей Квасовым!

А он старше меня. Но я-то знаю, что я посильнее буду. Он мнется. Его отец кричит: «Женька, дай ему!» Он выходит. Смотрю, он уже меня боится. Я его так публично «отвозил». Я тогда уже авторитет имел конкретного человека.

На следующий год я уже себя попробовал в качестве преподавателя физкультуры в пионерлагере. Это место Отрадное, рядом со Светлогорском. Сорок километров, и бывало так, что я вечером на велосипед – и в Калининград, к родителям, а утром вставал в пять утра, на велосипед – и в Отрадное, чтобы на зарядке быть в семь тридцать.

У меня был гоночный велосипед, он легче дорожного. Конечно, опасно было ездить по автостраде, но раз в неделю я себе это позволял, к этому времени я был уже в сборной области по велосипеду.

В восьмом классе заканчивается первая четверть, а у меня три двойки. Стенография, немецкий и еще русский письменный, хотя литература, сочинения отлично. Меня вызывают в райком комсомола. Ты чего? Ты понимаешь? Хорошо, ты чемпион, но главное – учиться? Так вот относились к школьникам.

Нет, ты спорт не бросай, ты нам в районе нужен. Но ты давай учись хорошо. Конечно, у меня какое-то несерьезное было отношение к учебе. Я постоянно на стадионе пропадал, а дома не до меня. Еще младший брат был, отец постоянно на работе. Короче, мать вызвали в школу. Ничего не помогает. Интересный ход придумал директор школы Павел Петрович Шатохин. Вызвал к себе в кабинет на беседу и совершенно серьезно предложил:

– Знаешь, помоги-ка мне в одном деле. Надо подтянуть ребят по математике, по тригонометрии.

– Я же ее ненавижу…

– Ты мне должен помочь.

– Но как?

– Давай, мы с тобой определим день, и я соберу всех восьмиклассников, а ты выйдешь и на доске всем им покажешь, как надо знать тригонометрические функции. Мужской разговор. Я очень прошу тебя это сделать.

А я их сам ни хрена не знал. По геометрии у меня не было вообще проблемы, я любую задачу решал, какую угодно, здесь надо подходить творчески. А вот там, где нужно зазубривать эти формулы душа не лежала…

Директор собрал всех:

– Сейчас нам Леня расскажет про тригонометрические функции.

И я вышел, все отчеканил, всю доску исписал. Он мне потом сказал: «Спасибо, ты сам теперь стал знать». Вот какие у меня были преподаватели…

Кстати, меня тогда все Леней звали. Я был урожденный Алексей, но мне это имя не нравилось. Отец меня звал Лелька. И я сам с первого класса говорил, что меня зовут Леонид. И писал – Леонид. Все друзья меня звали Леней. Не Лехой, а Леней.

В Калининграде у меня были школьные друзья Юрий Михлин и Анатолий Гальперин, после школы остались в Калининграде, закончили Калининградское высшее военно-морское училище, стали настоящими моряками. Еще в школьные годы мы были в одной команде калининградского яхтклуба. Мы с ними до сих пор дружим, регулярно общаемся, а их дети дружат с моей дочерью Оксаной. Я, кстати, сейчас возродил яхт-клуб в Калининграде. Уже несколько лет первенство города на Кубок Леонова проходит. А тогда нам было по четырнадцать лет, однажды мы вышли в Куршский залив. Наш экипаж был от спортивного общества «Искра», нам было задание на выходной покатать две пары – двух мужчин и двух женщин. Мы вышли налегке, у нас даже воды никакой с собой не было. Из залива пили воду. А эти гости сидели, ели, пили, не обращая на нас внимания, даже не предложили нам куска хлеба. Мы их весь день прокатали. Сели на мель при входе в канал Преголя, долго снимались. Пришли обратно часов в двенадцать ночи. В одно из воскресений мы целый день гонялись в заливе, как всегда без воды и провизии. Решили пристать к ближайшему берегу – хлеба взять, молока купить. Оказалось, это польский город Эльблонг. Через три дня нас выловили пограничники. Кто, зачем, какая контрабанда? Первый раз я услышал тогда слово контрабанда. Оказалось, что это поляки. А мы думали, что литовцы, потому что они нам дали молока и хлеба, а денег не взяли, мы протягивали наши деньги, а они не брали. Потом до нас дошло, что это Польша.

Попытка поступить в Рижскую академию художеств

В 1953 году (я тогда еще не окончил среднюю школу № 21 города Калининграда), на весенних каникулах, я взял свои рисунки и на попутной машине «маханул» в Ригу. Зачем? Я решил попытаться поступить в Рижскую академию художеств, вернее, разведать условия.

Я был одет в отцовские ботинки на четыре размера больше, а чтобы они не болтались, я надевал вначале тапочки, а на тапочки – ботинки. Также на мне был отцовский костюм, темно-синий, диагональ, с воротником, как у Мао Цзедуна.

Сидеть в кузове машине предстояло шестьсот километров. В открытой машине, и это после 20 марта, когда солнышко греет, а на самом деле – холодно. Как Ломоносов сидел, ежился… В академию на улицу Зиргу я пришел и в приемном холле, как провинциал, слишком громко выражал свой восторг. Девушка-секретарь в темно-вишневом платье вышла из приемной:

– Вы что?

– Да вот, – ответил, – хочу узнать, как тут учиться?

Затем на громкий разговор ректор вышел – точно как Репин, с бородочкой такой:

– Ну что, покорять приехал?

– Да.

– А что там у тебя? – на папочку кивнул, которую я с собой захватил. – Давай.

Ну, я ему показал: у меня и гуашь была, и акварели, и карандашный рисунок – а это же основной их профиль. Он посмотрел:

– А что, интересно. К нам хочешь?

– Я сейчас на весенних каникулах.

– В общем, оканчивай школу – и ты наш студент.

Тут уже я всерьез задумался о том, чтобы художником стать. Мимо студенты пробегали, и я одного остановил:

– Слушай, скажи, пожалуйста, как тут?

– Общежитие с третьего курса, стипендия, если получишь, пятьсот рублей. И комната в Риге – пятьсот рублей.

Ничего себе! У меня отец шестьсот рублей получал, а младший брат – в седьмом классе. И я подумал: «Вот и все, сам Бог велел мне идти туда, куда и собирался, в авиацию». Поэтому, окончив школу, в Кременчугское летное училище «рванул», где кормили, одевали и сразу предоставляли кров.

А что? У меня брат Петр окончил в это время Иркутское техническое училище и летал на транспортных самолетах бортовым механиком. Он мне все рассказывал, и я даже его конспекты по двигателям знал, для меня это была очень интересная тема. Тогда в летном училище конкурс был – 13 человек на место, а, например, в Плехановском институте в то время – где-то 0,3. Сейчас все наоборот: все же спят и видят себя экономистами, юристами.

Глава вторая

Становление летчика

Кременчугская авиационная школа

Итак, я решил, что поеду в город Кременчуг – в летное училище, по комсомольскому набору.

Я прекрасно помню, как мне было четырнадцать лет, и я очень хотел вступить в комсомол. Это без всяких рисовок, мы верили в это, и комсомол – это была правильная организация. Я до сих пор горжусь, что я был не только членом этой великой организации, но и трижды избранным членом центрального комитета.

Только в последний день я сообщил друзьям о своем решении: «Ребята, завтра я уезжаю». Собрались два класса, человек сорок, меня провожать. А тогда, чтобы выйти на перрон, надо было заплатить за каждого рубль. У матери этих денег нет. Она расплакалась – проводить не на что. Ну, ребята, кто там был, купили девчонкам билеты, а сами через забор перелезли.

Я взял с собой альбом, краски, пару белья и поехал в город Кременчуг. У меня был билет в третий вагон, а там места не обозначены. Пока мы провожались, все места уже были заняты. Ну, я залез на третью полку, других мест не было, лежу на спине под самым потолком, слезы на глазах, думаю: «Все, одна жизнь прошла, а как начнется другая жизнь – никто не знает».

Приехали мы в Минск, вечером приехали. Утром поезд идет на Бахмач и дальше. Ночевал в клумбе – не было денег, чтобы в гостинице. Через сутки добрался до Кременчуга.

В училище был большой отсев. Все-таки конкурс – тринадцать человек на место! Как я его проскочил? Было трудно. Помню, сдал последний экзамен и телеграмму матери послал: «Поздравьте, я курсант летного училища!» Это было, конечно, для меня очень важно, вся жизнь началась по-другому…

Это был 1953 год, а училище называлось так: Военно-авиационная школа первоначального обучения летчиков (ВАШПОЛ). 10-я ВАШПОЛ. Это были такие училища, которые определяли профессиональную принадлежность обучаемого, кто он по характеру – транспортник, бомбардировщик, истребитель…

Началась учеба, а я, благодаря брату, уже многое знал, многое умел.

Питались хорошо. Когда летали на поршневых самолетах, была норма – 2900 калорий. Без шоколада, шоколад не давали. Это потом, когда на реактивных самолетах стали летать, уже давали плитку шоколада к этой норме.