Игорь Пыхалов - За что сажали при Сталине. Как врут о «сталинских репрессиях» Страница 5

«К сожалению, мы не располагаем данными за последующие годы. Зато нам известна численность населения тюрем и истребительных лагерей в год большой волны, в год тридцать восьмой, – ШЕСТНАДЦАТЬ МИЛЛИОНОВ»[41].

Нетрудно догадаться, откуда именно «известна» эта численность. Первоисточником является всё то же «сарафанное радио» в диссидентско-шестидесятническом исполнении: «Свидетельство начальника управления Печорского железнодорожного строительства В.А. Барабанова (в передаче В.В. Благовещенского)»[42].

Другим не менее «достоверным» источником служат взятые с потолка или высосанные из пальца умозрительные рассуждения и расчёты:

«Историк Михаил Геллер приводит данные, полученные известным австрийским физиком Александром Вайсбергом, арестованным в 1937 году в Харькове. Он сидел на Холодной Горе, в центральной тюрьме области, где формировались лагерные этапы. Вайсберг с товарищами вели счёт арестованным и сопоставляли с численностью населения. Когда Вайсберг 20 февраля 1939 года ушёл на этап, в его камере определили, что в Харькове и в области арестовано за два года примерно 5,5 процента населения. К таким же результатам пришли в других местах: 5,5–6 процентов. Приняв первую цифру, получили 9 миллионов по стране. Ознакомившись с этой публикацией в “Русской мысли” (15 июня, 1990), О. Шатуновская вспомнила, как на Колыме тем же методом получили по 38-му году более 10 миллионов репрессированных»[43].

Забавно, что низкую достоверность подобных «подсчётов» отмечал даже такой матёрый антисоветчик, как А.И. Солженицын:

«В тюрьмах вообще склонны преувеличивать число заключённых, и когда на самом деле сидело всего лишь двенадцать-пятнадцать миллионов человек, зэки были уверены, что их – двадцать и даже тридцать миллионов. Зэки были уверены, что на воле почти не осталось мужчин, кроме власти и МВД»[44].

При этом будущий Нобелевский лауреат сам себя высек, поскольку, как мы вскоре увидим, «на самом деле» в сталинских лагерях и тюрьмах сидело не 12–15 миллионов, а в несколько раз меньше.

Весомый вклад в мифотворчество внёс и незабвенный Никита Сергеевич Хрущёв: «Но, когда Сталин умер, в лагерях находилось до 10 млн человек»[45].

Все эти фантастические цифры были с энтузиазмом подхвачены перестроечными публицистами:

«По существующим оценкам, в лагерях в разное время находилось от 10 до 15 млн заключённых, в частности, на момент смерти Сталина – 12 млн человек, т. е. 1/5 – 1/4 часть (!) всех занятых в то время в отраслях материального производства»[46].

Несмотря на открытие советских архивов и неоднократную публикацию документально установленных сведений о количестве заключённых, сказочники-антисталинисты продолжали самозабвенно нести ахинею. Так, в 1998 году вышло сразу два учебника по экономике, авторы которых, не утруждая себя ссылками на какие-либо источники, практически слово в слово повторяют одну и ту же выдумку:

«В СССР (после войны. – И.П.) трудились 1,5 млн немецких и 0,5 японских военнопленных. Кроме того, в системе ГУЛАГа в этот период содержалось примерно 8–9 млн заключённых, чей труд практически не оплачивался»[47].

«Численность заключённых в лагерях составляла от 8 до 9 млн чел., плюс использовался труд 1,5 млн пленных немцев и 500 тыс. – японцев»[48].

Ещё бы! Будущие прислужники разворовывающих страну олигархов должны твёрдо знать «преступления» «кровавого сталинского режима».

Впрочем, всех обличителей переплюнули авторы вышедшей в 1995 году в Варшаве книги «История Польши с древнейших времён до наших дней» Алиция Дыбковская, Малгожата Жарын и Ян Жарын:

«К 1940 г. суммарное число заключённых достигало в них (советских лагерях. – И.П.) около 22 млн человек»[49].

Что же касается архивных данных, в том числе и опубликованных, то такие материалы правдоискатели демонстративно «не замечают», старательно притворяясь, будто подобных документов не существует в природе, либо объявляя их заведомо сфальсифицированными.

Напротив, любой добросовестный исследователь, занявшийся изучением статистики «сталинских репрессий», быстро обнаруживает, что помимо душещипательных рассказов безвинных сидельцев существует масса документальных источников: «В фондах Центрального государственного архива Октябрьской революции, высших органов государственной власти и органов государственного управления СССР (ЦГАОР СССР)[50] выявлено несколько тысяч единиц хранения документов, относящихся к деятельности ГУЛАГа»[51].

Изучив архивные документы, такой исследователь с удивлением убеждается, что масштабы репрессий, о которых мы «знаем» благодаря средствам массовой информации, не просто расходятся с действительностью, а завышены в десятки раз. После этого он оказывается перед мучительной дилеммой: профессиональная этика требует опубликовать обнаруженные данные, с другой стороны – как бы не прослыть в глазах «общественности» защитником Сталина.

Результатом обычно становится некая компромиссная публикация, содержащая как стандартный набор антисталинских штампов и реверансов в адрес Солженицына и К°, так и подтверждённые документами из архивов сведения о количестве репрессированных. Наиболее ярким примером такого рода публикаций могут служить работы кандидата исторических наук Виктора Николаевича Земскова, который одним из первых ввёл в широкий оборот достоверную статистику «сталинских репрессий».

Рождение ГУЛАГа

Вызванный революционными событиями 1917 года развал государственной машины Российской Империи не обошёл стороной и систему мест заключения. Бывшие царские тюрьмы практически не охранялись. Как вспоминал тринадцать лет спустя П.И. Стучка, занимавший в марте-августе 1918 года должность наркома юстиции РСФСР: «Режим тогда был так плох, что из тюрем не бежал только тот, кому было лень»[52]. Одну из действующих петроградских тюрем бездомные использовали как ночлежный дом, заходя туда вечером и покидая утром. Караул не замечал или не хотел замечать этих посещений[53].

Впрочем, подобное прекраснодушие и мягкость большевики проявляли не только к уголовникам. К своим политическим противникам они поначалу также относились с поразительной снисходительностью. Так, в декабре 1917 года в Петроградском революционном трибунале слушалось дело бывшей графини С.В. Паниной, которая, будучи министром просвещения Временного правительства, передала каким-то лицам 92 802 руб. казённых денег. Трибунал постановил содержать Панину под стражей до возвращения денег и, принимая во внимание её прежнюю просветительную деятельность, ограничиться общественным порицанием[54].

В январе 1918 года в том же трибунале было рассмотрено дело бывшего депутата Государственной думы, одного из лидеров черносотенцев В.М. Пуришкевича и других членов созданной им контрреволюционной монархической организации. Трибунал ограничился тем, что приговорил Пуришкевича к принудительным работам на четыре года условно. Остальные члены его организации были осуждены к ещё более мягким мерам наказания[55]. Получив свободу, благодарный Пуришкевич немедленно бежал к белым на Юг. Так же поступила и графиня Панина.

Однако у всякого милосердия есть пределы. Понятно, что сажать своих политических противников в неохраняемые тюрьмы большевики не могли. Вскоре после Октябрьской революции параллельно старой тюремной системе были созданы тюрьмы ВЧК[56]. После начала полномасштабной гражданской войны для размещения пленных стали использоваться освобождающиеся лагеря военнопленных 1-й мировой войны[57]. Осенью 1918 года начинают создаваться трудовые концентрационные лагеря, подведомственные губернским ЧК[58].

Тем, кто сегодня бьётся в истерике по поводу большевистских концлагерей, не мешает вспомнить, что в ходе гражданской войны первыми создали концлагеря не большевики, а их противники. После того, как в бывшем Великом княжестве Финляндском к началу мая 1918 года победили белые, победители развязали массовый террор. 8, 3 тыс. человек были казнены, около 12 тыс. умерли в концентрационных лагерях летом 1918 года[59]. Следует подчеркнуть, что это официальные данные, озвученные официозным финским историком. Действительное число жертв белого террора в Финляндии, по-видимому, было больше. Общее количество брошенных в тюрьмы и концлагеря достигало 90 тысяч[60]. Для сравнения: в ходе боевых действий белые потеряли 3178 человек, красные – 3463[61].