Анатолий Елкин - Атомные уходят по тревоге Страница 5

Скромничаем мы порой. Традиции свои забываем. А потому многое наверстывать придется. Всем — и морякам, и картографам, и штурманам. Нужно добиться такого положения, чтобы плавание в любых широтах мирового океана, при любых условиях стало для наших матросов и командиров нормальным повседневным состоянием. Справитесь? — главком неожиданно повернулся к Сорокину.

— Нужно справиться, — ответил тот не очень-то уверенно.

— Не боги горшки обжигают, Анатолий Иванович. Помогать будем. Опыта у вас предостаточно. Характера, думаю, хватит.

— Должно хватить.

— Ну что же, тогда, как говорится, в добрый час!..

— Слушаюсь, товарищ главнокомандующий.

— В детали вас посвятит начальник штаба. — Главком кивнул в его сторону. — Желаю вам успехов. Не средненьких, не успехов вообще — а настоящих, больших!

— Ну как? — улыбаясь, спросил начальник штаба, когда они вошли в его кабинет.

— Голова идет кругом, — признался Сорокин. — Неожиданно все.

— Дело срочное, особенное, подготовить вас к этому разговору не было возможности.

— Я понимаю.

— Ну и отлично. Теперь так. Вначале выедете в Приморск. Лодка сейчас на стапелях. Экипаж уже подобран. Познакомитесь с людьми, с конструкторами. Посмотрите обстановку на месте. А потом на Север. Там ознакомитесь с ходом строительства базы. Сейчас уже работает специальная комиссия и имеет несколько предложений на этот счет. Вам надо активно включиться в эту работу. К тому же, когда посмотрите лодку, познакомитесь с ней, вам яснее станет, что нужно для базирования таких единиц. Ваше мнение для нас имеет большое значение.

Только сейчас Сорокин почувствовал, какая огромная ответственность легла с этих минут на его плечи. Он даже вздрогнул, представив себе невиданно огромные масштабы строительства атомного подводного флота. От глаз адмирала не укрылось его замешательство.

— Нервничаете?

— Есть немножко, товарищ адмирал.

— Что же — это неплохо. С холодной душой такую махину, как атомный флот, не поднимешь. Не скисайте. В одиночестве не будете. Будет трудно — приезжайте, звоните…

Из штаба Сорокин вышел только через четыре часа.

На улицах было еще светло, и он медленно побрел в направлении к центру.

Над Москвой смеркалось. Огни желтой рябью разбегались по асфальту. Ни на минуту не прерывающийся Шумный поток машин летел по улице.

Люди спешили с работы. Ехали в театры. Торопились на свидания. Ссорились и объяснялись в любви.

В номере гостиницы навстречу ему поднялась Лена:

— Может быть, в театр сходим? Или устал?

— Посидим сегодня дома. Кстати, Ленок, — он грустно улыбнулся, — с мебелью все придется отставить… — И, посмотрев на ее недоуменное лицо, добавил: — Пока. Купим в другом месте…

— С тобой купишь. — Она еще не знала, радоваться ей или огорчаться, — Как бы не так. На том свете в выходной день купим. Назначили на новое место?

— Да.

— Куда?

— На Север.

— Там хоть город какой-нибудь есть?

— Конечно, Леночка. Огромный город. — Он улыбался.

— Придумываешь ведь, наверное.

— Почему придумываю? Если нет — построим…

Впрочем, она уже и так поняла, что никакого города не будет, и что Анатолий пытается шуткой смягчить новость, и короткая ее жизнь в шумном и прекрасном городе подошла к концу. Это случалось уже не раз и не два и, видимо, многократно повторится в будущем. Лена была женой офицера и по опыту знала, что всякое новое дело на флоте начинается не в городах. Города появляются потом. Как раз в тот самый момент, когда их мужья оказываются позарез нужны там, где все нужно начинать от нуля, с самого начала — с первой сваи пирса и первых приземистых палаток на берегу.

Она была бы ханжой, если бы сказала, что подобная перспектива приводит ее в восторг.

Сорокин понял, о чем она думает.

— Не грусти, мать. У нас еще сто лет впереди. Успеем пожить и в городах, и в столицах. Дело мне доверили. Огромное дело… А в столицах таких дел не бывает… Понимаешь?..

Только выйдя из здания ЦК и очутившись у площади Дзержинского, Васильев заметил, что уже наступил вечер. Темным силуэтом высился памятник великому чекисту. В ярко освещенных огромных окнах «Детского мира» отчетливо просматривался толкущийся муравейник людей. Свет реклам дрожал на мокром асфальте, и воздух был густо настоен теплотой, мягким дыханием липы, влагой только что отшумевшего дождя.

Он взглянул на часы. Восемнадцать-двадцать. Ничего себе позаседали. Пять часом напряженной работы и споров до хрипоты. Идти в гостиницу сразу не хотелось. Он спустился к памятнику Ивану Федорову, купил сигарет у старика киоскера и, с удовольствием затянувшись, медленно пошел к улице Горького.

Слишком многое было решено сейчас. Всего каких-нибудь полчаса назад. Черта, к которой он шел долгие годы. Больше не нужно убеждать скептиков, нервничать, сомневаться. Для него, конструктора, рубикон перейден: проект утвержден окончательно.

Ему поверили. А все ли продумано до конца? Может быть, истинное решение совсем не то, к которому пришел он? Теперь его начали одолевать сомнения, и даже, кажется, стало знобко. Конструктор поднял воротник плаща, глубже надвинул на глаза шляпу. Вспомнились слова секретаря ЦК: «То, что сейчас решено, — не на один день. На смену вашему проекту придут, вероятно, другие. Более совершенные. Может быть, вы сами от чего-то откажетесь, предложите более рациональное решение. Но запомните: атомный подводный флот — это генеральная линия нашего военного морского строительства. Она не исключает корабли других классов. Но атомные подводные лодки и дальняя ракетоносная авиация должны стать решающим фактором мощи флота. Этого требует время. И отстать здесь мы не можем…»

Присутствовавшие на совещании моряки, кажется, были довольны. Главком что-то возбужденно говорил заместителю. До конструктора долетела фраза: «Вот теперь можно уверенно шагнуть в океан…»

Что же — их можно понять. Баз у нас за рубежом нет. И на старых кораблях в морях не очень-то разгуляешься. Как веревочкой привязаны они к базам снабжения, громоздким танкерам, плавбазам, мастерским. Его атомная разорвет эту сдерживающую сеть. Ей не нужно будет ни заправляться горючим, ни спешить на поверхность в опасении, что не хватит воздуха и пресной воды. Сама субмарина будет воспроизводить эти самые дорогие для подводника субстанции жизни. В любую минуту и в любых нужных объемах.

Интересно, что думал Фултон, ставя первый паровой котел на парусник? А то, на что дерзнули они, почище и повесомей парового котла. Конструкторы, пожалуй, занизили сроки поставки реакторов. А впрочем, черт их знает! Атомную бомбу они тоже изготовили в считанные годы.

Он не заметил, как дошел до улицы Горького. Постоял. Побрел к телеграфу.

Мысль вновь и вновь возвращалась к заседанию в ЦК. Что же, в конце концов, это было главным.

«…Не усовершенствовать существующие проекты. Создавать принципиально новые. На допотопный самолет Уточкина реактивный двигатель не поставишь. На таком гибриде далеко не улетишь. Кое-кто из товарищей ходил вокруг да около старых проектов. Мы отвергли этот путь…»

Кто это сказал? Да, не секретарь, а завотделом ЦК. А уже секретарь добавил! «Нам нужны огромные скорости и глубины…»

«Нам». Значит, не одним им, морякам и конструкторам, «технарям», как говорит его помощник, не успевающим иногда в погоне за техническим прогрессом рассмотреть внимательно и кое-что более существенное и важное.

Хорошо, что он был на этом совещании в ЦК. В ведомственных заботах иногда захлебываешься и горизонт ускользает. А иногда нужно, обязательно нужно взглянуть на свою работу со стороны, увидеть ее во всех взаимосвязях с большим, великим целым — политикой партии и государства. Ощутить то, что делаешь, не формулами и чертежами, а иными измерениями.

«…Политика наша остается неизменной. — Это уже говорил секретарь. — Но народ должен иметь возможность работать спокойно. Не нервничая. Зная, что у него есть надежные и щит и меч…»

А он, чудак, собирался наконец спокойно отдохнуть. Махнуть с Валей куда-нибудь в Сочи или Гагры. Черта с два! Разве там он сможет не думать о своей «малютке». Особенно после сегодняшнего совещания…

«Делягой делаешься, Василий Петрович, — поймал он себя на этой мысли. — Делягой». Как это сказал ему однажды Курчатов: «Нечего изображать из себя великомученика науки ради. Кому это нужно? Просто мы не умеем грамотно работать. Десять минут отдохнувшей и свежей головы стоят часов раздумий какого-нибудь ошалевшего от бессонницы ученого мужа…»

«Хотя, — конструктор улыбнулся, — другим он это советовал. А сам!.. Наверное, действительно легче давать советы другим, чем самому следовать им».

Интересно, кто будет командовать новыми лодками? Старые, опытные подводники или молодежь? Но где моряки возьмут эти кадры? Ведь атомных кораблей еще не было, и опыта здесь — нуль. Значит, и здесь — адова работа. Вместе с моряками, конечно… И опять — споры…