Алексей Ермилов - Скажите, почему… Практика телеинтервью и телерепортажа Страница 5

И ещё я просто обязан написать о забавной ошибке, которую почему-то делают многие журналисты. После фразы ведущего «мы сегодня беседуем с хирургом Ивановым» следует: «Здравствуйте, Иван Иванович!» Это было бы оправдано, если бы хирург влетел в студию со словами «фу ты, еле успел, пробки-то сегодня, пробки!» Но Иванов спокойно сидит себе рядом с интервьюером, и, судя по всему, сидит уже минимум как минут пять. Так чего здороваться? Если интервью идёт по радио, здесь «здоровканье» хоть как-то оправдано: этим самым обозначается, подтверждается наличие в студии Ивана Ивановича. Но тут зритель и так имеет возможность наблюдать хирурга. И что, вовсе не здороваться? Не здороваться. Потому что это нарушает правду, логику происходящего, нервирует не очень знакомого с телевизионными условностями хирурга Иванова: «Здоровается, значит, мы уже в эфире… Бр-р-р…» Ведущему куда лучше сразу перейти к обозначению темы: «Сегодня мы поговорим о будущем хирургии».

Поучительный эпизод я «подглядел» на канале «Первый Донецкий». В начале передачи «Парламентский час» ведущий Андрей Машков, «как и положено», поздоровался с гостем студии. А гостем в этот раз была депутат Народного Совета ДНР Алла Бархатова. Так вот, она, конечно, ответила: «Здравствуйте, Андрей». И тут же, повернувшись к камере, произнесла: «Здравствуйте, дорогие телезрители». Причём произнесла это «с напором», как главное. То есть Алла Викторовна, которой по роду занятий ежедневно доводится общаться с множеством людей, мгновенно повернула ситуацию таким образом: с ведущим надо поздороваться, раз уж так заведено, но всё же главное – поприветствовать зрителей. И дальше, на протяжении всего интервью, Бархатова, естественно, отвечала на вопросы ведущего, но чувствовалось, что говорила-то она прежде всего с людьми «по ту сторону экрана». Тем более тема беседы была чрезвычайно актуальной для Донецкой республики: распределение поступающей из России гуманитарной помощи. Эта помощь по-прежнему нужна, но сейчас есть необходимость не столько в продовольствии, сколько в строительных материалах – идёт возрождение жилищ, детских садов, больниц. Алла Викторовна рассказала и об одной школе, которую сейчас рабочие собираются тщательно… законсервировать. Здание находится неподалёку от линии разграничения, там опять идут бои. «Надеемся, что к следующему учебному году тут всё-таки можно будет начать занятия, дети любят эту школу».

Дай бог, чтобы к тому моменту, когда к вам в руки попадёт эта книга, в классы пришли уже не строители, а учителя, и в ответ на «Здравствуйте, ребята!» прозвучит дружное «Здравствуйте, Марья Ивановна!»

Выстраивая сюжет интервью, не делайте ошибки начинающих писателей: они находят эффектное начало, а дальше – дальше как вывезет. У них зачастую после бойкого первого акта идёт тягомотина, так и видишь драматурга, ночами напролёт шагающего по кабинету в поисках продолжения. Нет, вам нужно сразу решить, что будет основной интригой беседы, и тогда интересный сюжет, включая зачин и концовку, появится сам собой.

На канале «Россия-24» самым «главным интервьюером» по праву считается Эвелина Закамская. Перед годовщиной ГКЧП она повстречалась с несколькими основными участниками событий, приведших к распаду СССР. У нас ещё будет случай поговорить об этом интереснейшем цикле передач, а сейчас давайте приглядимся только к одной беседе.

Эвелина Владимировна приехала в гости к Олегу Дмитриевичу Бакланову, в советское время – министру общего машиностроения, крупному специалисту в области ракетно-космической техники, в 1991 году ставшего членом Государственного комитета по чрезвычайному положению. Вопреки ожиданиям телезрителей, да и самого Бакланова, она начала отнюдь не с ГКЧП. «Олег Дмитриевич, вот у вас на столе лежат книги о космосе. Сразу виден род ваших занятий, род ваших интересов. Как вы думаете, что произошло в этой отрасли за последние 25 лет, удалось ли нам удержать те лидирующие позиции, которые были завоёваны в советское время?» Конечно, Закамская хорошо знала, что для Бакланова эта тема вечно актуальная и вечно болезненная. И вот Олег Дмитриевич с досадой начинает рассказывать о том, как Горбачёв, по сути, закрыл блистательно начатую программу космических кораблей «Буран», перестав её финансировать. А потом разговор как-то незаметно выруливает на тему о военном лихолетье, которое застало девятилетнего Бакланова в оккупированном Харькове. «Были такие моменты, когда я и в живых-το не думал остаться», – вздыхает Олег Дмитриевич, и тут-то Закамская в разгоревшийся костёр беседы подбрасывает такое поленце: «Скажите, а были в вашей жизни ещё такие переломные моменты?» После этого, естественно, и всплывает история с ГКЧП. Журналистка спрашивает – вы сейчас так же поступили бы? И получает в ответ: «Да, так же, только лучше». Бакланов считает, что участниками ГКЧП «была проявлена мягкотелость, надо было изолировать человек 50, а народу объяснить, что же мы хотели».

Не знаю, рассчитывала ли Закамская на такой ответ, но дальше её слова несколько необычны для неё самой, ведь она старается в беседах не «встревать» со своими личными наблюдениями и переживаниями, не заслонять ими наблюдения и переживания собеседника. «Вот вы говорите – нужно было объяснить народу. А народ вас поддержал бы? Мне было 15 лет в 1991 году, я помню реакцию родителей, реакцию друзей, знакомых, и – она, скорее, была против ГКЧП. Потому что не понимали, потому что всем хотелось свободы, всем так хотелось воздуха, а воздуха не хватало. А вы не чувствовали, что воздуха не хватало?»

Сказано искренне, но ведь и ответ получен совершенно искренний!

«Вы знаете, я никогда не чувствовал, что воздуха не хватает. Я работал. Работал сидя, а не мог сидеть – лёжа работал».

Вот так. Олег Дмитриевич дышал работой, творчеством, никакого другого воздуха ему и не нужно было. Так понимал он свою миссию, своё служение Родине. И когда лишился этой работы (а вместе с ним и тысячи других, подобных ему людей), вот тут он почувствовал себя несчастным. Кинулся убеждать Горбачёва, объяснять ему, что «космос – это будущее», но наткнулся на холодное рассуждение: «А ты понимаешь, сколько денег уносит один запуск?»

И надо отдать должное Эвелине Владимировне, она удержалась от любого упрёка, любой укоризны, которые могли бы, так или иначе, просквозить в её вопросах. Просто позволила себе уточнить: «А почему же люди думали тогда по-другому?» – «Не знаю… И не понимаю, как можно было оболванить столько народу… Видимо, были допущены какие-то ошибки».

Я ещё раз обращу внимание читателя на этот приём, когда интервьюер начинает не с того вопроса, которого ждёт собеседник, иначе он выпалит заранее подготовленный, заученный ответ. Это будет чуть подогретое в микроволновке блюдо, а вот в ходе самой беседы такое блюдо придётся срочно варить заново, оно будет свежим, эмоциональным.

Ну, вот, а теперь посмотрите, как выстраивает интервью другой мастер этого жанра, Александр Васильевич Мягченков. Его цикловая передача так и называется – «Разговор с Александром Мягченковым»; один из таких разговоров мы и возьмём для примера.

Начинается он вроде бы обычно и буднично – журналист представляет зрителям своего собеседника: «Герой нашей сегодняшней передачи – Леонид Иосифович Эрман, легендарный директор Московского театра «Современник». Вначале – небольшая справка, если что-то не точно, вы меня, пожалуйста, поправьте. Леонид Иосифович – ветеран войны, ушел на фронт в 18 лет. Потом поступил в школу-студию МХАТ на постановочный факультет. В 1958 году приглашен в театр «Современник», работал директором-распорядителем этого театра. В 1976 году по просьбе Олега Николаевича Ефремова перешел во МХАТ. Но в 1989-м вернулся в «Современник». За годы его директорства были созданы самые знаменитые спектакли этого театра, более 50 раз проходили гастроли по всему миру».

Всё это – как бы разбег для интервью, а вот на следующей фразе наступает момент взлёта: «В 2012 году Эрман уходит из театра, ушел из театра, или – ушли, как пишут в интернете?»

Пауза. Хотя, заметьте, Мягченков осторожно предупредил собеседника: сейчас будет какая-то неожиданность, фраза «если что не точно, вы меня поправьте» была сказана неспроста, Александр Васильевич – человек опытный, и уж наверно проверил все данные досконально.

Пауза чуть затягивается. У Эрмана вообще такая манера – говорить не торопясь, обдумывая каждое слово, но, на всякий случай, Мягченков произносит: «Всё это было совсем недавно, однако, вы знаете, жизнь такая штука: то, что происходило там лет тридцать назад, кажется очень близким по времени, а то, что было вчера…» Журналист не договаривает, он по глазам собеседника понимает, что тот готов к ответу.

Хороший приём, которым, в общем-то, владеют все опытные интервьюеры. Если вы видите, что собеседнику надо дать несколько секунд на обдумывание ответа, вставьте промежуточную, нейтральную фразу.