Евгений Гришковец - 151 эпизод ЖЖизни Страница 5

Когда дома шёл ремонт, у нас работал прораб Саша. Он из Орловской губернии, из села, но уже давно живёт в Калининграде. Ему 45. Саша прекрасно знает все виды работ, от сантехнических до сложнейших кровельных. А ещё, несмотря на отсутствие образования, хорошо читает чертежи, владеет строительной техникой, от экскаватора до крана. Однажды я увидел, как он карандашиком довольно лихо нарисовал на бумажке физиономию. Видно было, что карандаш Саша держит привычно. Я поинтересовался, не учился ли он рисовать. «Да где бы я учился у себя в деревне?! – ответил он. – Нет, не учился. Но рисовать люблю и даже рисовал портреты наших деревенских женщин… Поварих рисовал. У них дома, небось, до сих пор висят… И чеканки делал… – Саша подумал и добавил: – В деревне парикмахерской не было, так я всех наших женщин стриг. Им нравилось». Хотел бы я на это всё взглянуть! Мощные таланты проявляются самым неожиданным образом (улыбка).

25 сентября

Печку Валера закончил, но своих писательских тайн и причины своих замыслов не раскрыл, целый день молчал. При этом работал хорошо, тщательно и споро. Видимо, одно другому помеха. Некогда было, наверное, вспоминать о писательском прошлом. Зато печку переложил прекрасно.

Завтра на день полечу в Питер. Пригласили выступить на вручении премии «ТЭФИ». По замыслу режиссёра церемонии, мы с «Бигуди» исполним «На заре».

Однажды я уже был приглашён на церемонию «ТЭФИ» с небольшой речью… Мне предложили выступить с некими словами, обращёнными к работникам телевидения. Традиционно с такой речью выступал Жванецкий, но в тот год он почему-то не мог или отказался… Пригласили меня. Я написал текст, но потом случился Беслан, и получилось так, что приглашали меня в одной стране, а выступать нужно было уже в другой, в стране, пережившей страшную беду. Я это понял и переписал текст, основная мысль которого была… что стыдно перерождаться, стыдно начинать что-то, основываясь на одних принципах, а потом эти принципы утрачивать или вообще забывать о всяких принципах. Я никого в той речи не обвинял. Я говорил о своём разочаровании… В общем, меня тогда попросили не выступать, хотя мой текст в прессу попал, даже без моего ведома.

С тех пор я целый год пробовал участвовать в телевидении: делал на СТС ежедневную маленькую программку, которая длилась одну минуту десять секунд (зато каждый день (улыбка). Не могу сказать, что я понимаю, как делается телевидение, зачем и что движет теми людьми, которые телевидением занимаются. Одно понимаю: в зале на «ТЭФИ» будет много людей, деятельность которых мне непонятна, и я часто ощущаю эту деятельность как что-то нехорошее, даже вредное, а иногда – безнравственное.

Я всегда с огорчением вижу появление на телевидении людей, которые занимались или занимаются чем-то другим. Чаще всего это означает, что человек, которого мы видим регулярно участвующим или ведущим какую-то программу, ничего нового и доброго в своей сфере в ближайшее время не сделает. Это касается всех, от драматических актёров, которые ни с того ни с сего стали кататься на коньках и жонглировать, до ребят из «Камеди клаб», которые расползлись по разным каналам и телевизионным передачам. Когда я увидел Сергея Шнурова в качестве телевизионного ведущего, я удивился и растерялся!.. Я общался с Сергеем, и не раз, видел его на концертах… Он очень, очень интересный, живой, забавный, искренний, настоящий… И какой же он обычный, скучный и необаятельный в телевизоре! Зачем ему это? Что затягивает людей в телевизор? В случае со Шнуром, Веллером и другими деньги мне ничего не объясняют.

Мир телевидения для меня чужой. Общаясь с телевизионными людьми, я ощутил прикосновение к чему-то нездоровому, нервному и сосредоточенному на том, что мне непонятно. У них всегда разрываются телефоны, всегда озабоченные лица, они не могут вникнуть в простые житейские вопросы, потому что не отрываются от дел, мыслей и интриг, связанных с телевидением. Я удивился тому, как вполне разумные и интеллектуально оснащённые люди, вкусу которых доверяю, с кем мы читали одни книги, смотрели одно кино и слушали одну музыку, втянувшись в телевизионную жизнь, всерьёз начинали говорить о рейтингах, цифрах и процентах, всерьёз беспокоиться о том, как их программа победила или проиграла другой, совершенно несхожей по тематике, содержанию и смыслу.

Когда в течение года выходила моя программка и мне регулярно сообщали о её рейтингах… мне это было небезразлично. Ну, то есть, если рейтинг становился больше, мне было приятно, а меньше – неприятно (улыбка). А когда у меня появился ЖЖ и мои рейтинги здесь стали расти, меня это увлекло… Но во-первых, это быстро прошло, а во-вторых – это никогда не было «любой ценой». На телевидении же я наблюдаю другое. Я вижу утрату смыслов, предательство собственных мнений и измену вкусу в азартной борьбе за магические рейтинги. Что-то происходит на телевидении, какой-то там есть вирус. Я попробовал, слегка к нему прикоснулся. И то, что я год делал свою маленькую программу, даёт мне право говорить о ТВ: это не интеллигентское чистоплюйство, я и сам запачкан (улыбка).

Так вот… завтра выступлю на «ТЭФИ» честно. Я немного изменил слова песни. Нет, припев будет неизменным и основная тема та же: юность. Но я скажу ещё и про ответственность перед той искренностью, которой изменять нельзя, если ты искренне начал. Об ответственности перед профессией и теми идеями, задачами, желаниями и причинами, по которым мы в ту или иную профессию шагнули, об ответственности перед голосами, которые нас позвали. Есть и на ТВ люди, которые не меняются и не изменяют себе. Мы их знаем и помним…

28 сентября

На «ТЭФИ» я выступил. Очень волновался. Странно: сценический театральный опыт и навыки в таких ситуациях не помогают. Когда участвую в сборном концерте, церемонии или благотворительной акции… сильно волнуюсь. Не знаю почему…

Поместили меня в одну гримёрную с Леонидом Парфёновым. Прежде мы встречались, но то были эпизодические, короткие встречи. Парфёнов тщательно готовился к выступлению, перечитывал текст, а потом попросил меня послушать пару кусков. Я согласился, и он мне их исполнил с жестами, с подачей, со своими неподражаемыми интонационными переходами. Ксения Раппопорт тоже волновалась… Зато получивший «ТЭФИ» Малахов – нет. Было видно: он пришёл получить должное, получил и ушёл. Звезда, что поделаешь! (Улыбка.)

После церемонии мы долго общались небольшой компанией, в которой были Парфёнов, Лёша Агранович (мой старинный друг и режиссёр церемонии), ещё какие-то люди, Ксения Раппопорт. Она очень приятный человек, настоящая, умная, живая. В ней нет напускной скромности и даже намёка на звёздность.

Ехал вчера в аэропорт по пасмурному, но не холодному Питеру, в прекрасном настроении, и вдруг получил эсэмэс: «Ваня умер».

И мне не надо уточнять фамилию. Только в это невозможно поверить… Мы были дружны несколько лет, даже немного работали вместе. И весь круг людей, которые были дружны с Иваном Дыховичным, между собой называли его Ваня… «Ваня звонил», – и было ясно, о ком речь. «Ваня рассказал анекдот», или «Ваня рекомендует посмотреть такой-то фильм», или «Ваня приглашал туда-то»… Я не называл его Ваней в лицо, но про себя или в кругу друзей – всегда только так.

Последние года четыре мы почти не общались: я не принимал его кино, он совершенно не принимал мою литературу… Работы Ивана в кино вызывали у меня недоумение. Я с ним на эту тему не говорил, но он чувствовал.

От участия в одном из его фильмов я отказался, и постепенно общение сошло на нет, хотя был период, – когда оно было очень активным и тесным, – почти дружбы… Да что там «почти» – дружбы! Так что я могу и ощущаю себя вправе сказать об Иване Дыховичном, о некоем его феномене и о том, за что я его ценю и люблю.

Я не помню телевизионной программы про кино лучше, чем его «Уловка 22». Живя в Кемерово, я старался её не пропустить, а если понимал, что пропускаю, просил записать её на видео. Мне не только нравилось то, что и как он говорил про кино, – я был во всём с ним согласен! Меня как зрителя страшно радовало то, что моё маленькое, частное мнение человека, далёкого от кино, совпадает с мнением человека, глубоко кино знающего. Он находил такие точные слова, от которых кино становилось ближе, он словно давал зрителям возможность иметь своё мнение и нисколько его не стесняться. Это была передача, которую я чувствовал лично мне необходимой. Таких, как он, в телевизоре не было, нет и, наверное, не будет.

Спустя несколько лет меня познакомили с Иваном Дыховичным, он посмотрел мой спектакль, и мы подружились. Общались мы в основном по телефону, потому что я редко бываю в Москве. Несколько раз он приглашал меня в какие-то свои затеи. То собирался снимать телевизионный фильм, то документальный. Мы работали, но из этого ничего не вышло. Фильм не был доделан или что-то произошло, в общем, не важно. Главное – мы вместе работали и много общались. Если слышал свежий, хороший анекдот, я немедленно звонил Ване. Если ему что-нибудь забавное приходило в голову – он звонил мне. Мы созванивались чуть ли не каждый день. Если звонил Ваня – этот звонок сулил что-то приятное и не усложняющее жизнь.