Екатерина Коути - Суеверия викторианской Англии Страница 50

Хозяйки сажали наседок на нечетное количество яиц, будучи уверенными, что в противном случае цыплята не вылупятся. Хотя число тринадцать считается несчастливым, именно столько яиц предпочитали подкладывать под наседку. Яйца, снесенные в Вознесение, клали на крышу в качестве оберега.

В Дербишире рассказывали о неком викарии, который увлекался оккультными науками и собрал большую коллекцию старинных манускриптов. В то время как хозяин пребывал в церкви, слуга пробрался в библиотеку, открыл наугад увесистый фолиант и прочел вслух несколько строк. Небо в тот же миг потемнело, дом заходил ходуном, сами по себе распахнулись двери и… в кабинет вошла черная курица с цыплятами. Не успел слуга облегченно вздохнуть, как пернатые гости начали расти, покуда курица не достигла размеров быка. Между тем викарий, почуяв неладное, отпустил свою паству, а сам поспешил домой. Курица уже касалась макушкой потолка, но священник не растерялся и бросил ей горсть риса из мешка, стоявшего в библиотеке специально на случай появления гигантских кур. Пока птицы клевали зерно, викарий прочел нужные заклинания.

Неоднозначным было отношение к яичной скорлупе. Английские суеверия запрещают сжигать пищевые отходы, объясняя запрет тем, что это отразится на способности животных производить соответствующие продукты. Иными словами, если целенаправленно жечь молоко, коровы перестанут доиться, а если швырять в огонь скорлупу, куры уже не снесут ни единого яичка. С другой стороны, скорлупу следовало как следует искрошить, в противном случае ею могли воспользоваться ведьмы. Они превращают нетронутую скорлупу в лодки, на которых плавают по морю и топят корабли.

Важнейшую роль в суевериях, связанных с петухами, играет кукареканье. По нему предсказывали все, что угодно, от погоды до появления гостей. Если петух кукарекает у самой двери, жди весточки издалека, причем из той стороны света, куда он смотрит. Чтобы уточнить прогноз, шотландцы щупали петуху лапы: теплые — к добрым известиям, ледяные — кто-то скончался.

Зловещим считалось кукареканье в полночь или ближе к полуночи. Английские фермеры истолковывали полночное кукареканье как предсказание грядущей смерти, а самого пернатого глашатая могли и зарезать, чтобы не тревожил людей понапрасну. Образ петуха, который кукарекает не вовремя, увековечен в народных песнях. Например, в балладе «Смертельный визит Уилли» («Willie's Fatal Visit», номер 255) герой приходит навестить свою подругу — как водится, ночью. Девушка просит петуха прокричать лишь утром, но беспринципная птица кукарекает на час раньше, еще до восхода солнца. Не разобравшись, сколько времени на самом деле, девушка выставляет любовника на улицу. В отличном настроении он возвращается к себе, как вдруг встречает привидение. Призрак предвкушающе улыбается. Слишком часто паренек навещал свою зазнобу, а о душе совсем не думал. В наказание призрак разрывает его на кусочки, причем кусочки аккуратно раскладывает по скамьям в близлежащей церкви. А в подарок девушке приносит голову с золотыми волосами.

Упоминание о зловещем петушином крике встречается и в романе Томаса Гарди «Тэсс из рода д'Эрбервиллей». Кукареканье портит настроение молодоженам, Тэсс и Энджелу Клэру:

«Белый петух с розовым гребешком уселся на изгородь перед домом, в нескольких шагах от них, и крик его зазвенел в их ушах и замер, словно эхо в горной долине.

— Что? — воскликнула миссис Крик. — Петух запел после обеда!

Два работника стояли у распахнутых ворот, придерживая створки.

— Не к добру, — шепнул один другому, не думая, что его услышит группа, собравшаяся у калитки.

Петух запел снова, повернувшись к Клэру.

— М-да! — сказал фермер.

— Мне неприятно его слушать! — сказала Тэсс мужу. — Скажи, чтобы кучер трогал. Прощайте, прощайте!

Снова запел петух.

— Кш! Проваливай, пока я не свернул тебе шею! — с досадой крикнул фермер, отгоняя петуха, а войдя в дом, сказал жене: — И нужно же было этому случиться как раз сегодня! За весь год я не слыхал; чтобы он пел после обеда».

Совсем скоро из-за несвоевременного кукареканья — точнее, из-за любви автора к английскому фольклору — на героев романа обрушились беды.

Еще одна птица, которая была связана с домом, — это ласточка. Ласточкины гнезда под крышей не только ласкали взор, но и символизировали благополучие. Напротив, внезапное исчезновение ласточек настораживало. Разрушить ласточкино гнездо считалось тяжким преступлением, сравнимым с кражей в церкви, — по крайней мере, так утверждал собиратель даремского фольклора Уильям Броуки. Однако не все разделяли подобный энтузиазм. Тот же Броуки пишет о доме, под крышей которого скопилось не менее дюжины гнезд на радость хозяевам и к досаде служанок. Как бы горничные ни возмущались, называя ласточек грязными тварями, утверждая даже, что меж перьев у них водятся жуки, господа оставались непреклонны. Так ласточки и жили под крышей и ежедневно пачкали окна пометом. Считалось также, что ласточкины гнезда под крышей уберегают дом от молнии. Наверное, в XIX веке нелегко было продать громоотвод тем счастливцем, под чьей крышей вольготно обитали птицы.

Дикие животные и птицы

В отличие от домашних животных лесные звери и птицы нередко слыли враждебными человеку. Хотя и из них можно было извлечь несомненную пользу, как правило — вивисекторскими методами.

Самое страшное, что могло произойти с человеком за околицей села, — это встреча с зайцем или кроликом. Она предвещала крупные неприятности. Наиболее суеверные англичане поворачивали обратно, если дорогу им перебегал заяц. В некоторых графствах — например, в Хартфордшире — считалось, что если по деревне пронесется заяц, не за горами пожар. Суровые моряки трепетали не только при виде страшного зверя, но и от одного его упоминания. Слово «заяц» входило в число моряцких табу, а лучшим способом позлить шотландских рыбаков было закинуть на борт тушку зайца. После этого целые сутки никто не посмел бы сунуться в море. А если впоследствии, пусть и через год, происходило какое-либо несчастье, моряки дружно припоминали того зайца.

Неприязненное отношение к этим незлобивым животным вызывалось тем, что английские ведьмы частенько обращались в зайцев и в таком виде пакостили соседям. Отличить демонического зайца от обычной зверушки было несложно: первого не ранили пули, только шерсть ерошили и отлетали. Убить такого зайца можно было только серебряной пулей либо ее эквивалентом. В середине XIX века жителю Дарема так опостылело, что на его капусту покушаются ведьмы-оборотни, что одной лунной ночью он подкараулил вороватого зайца и выстрелил в него серебряной пуговицей. Следы крови привели охотника к дому односельчанки, которая повязала щеку платком, ссылаясь на зубную боль. Но ни у кого не оставалось сомнений, что под платком она прятала рану от пуговицы!

Стаффордширцы трепетали перед белым кроликом, появлению которого предшествовал испуганный детский крик. В том самом месте, где обретался кролик, в 1834 году юного Джона Холдкрофта задушил приятель. Убийцу приговорили к повешению, но ввиду его малолетства приговор заменили на высылку в колонии. По-видимому, дух убитого остался недоволен столь мягким наказанием и преследовал соседей в виде демонического зверя. Другого призрачного зайца встречали возле церкви в деревне Эглошейл (Корнуолл). Вслед за зайцем появлялся дух безголового охотника. В свое время этот скептик отрицал сверхъестественное происхождение зайца и попытался его застрелить. Судя по отсутствию головы, ничем хорошим для него та охота не закончилась.

Тем не менее англичанам хватало смелости использовать самых неприятных животных на благо человечества. Заячью лапку носили в качестве амулета от ведьм. Лапка также помогала при лечении коклюша, ревматизма, судорог и прочих хворей. Особым деликатесом считались заячьи мозги. Если младенец чмокал губами во сне, это означало, что он желает чего-то такого, что мать не может ему дать. Чего-то особенного. Заячьих мозгов, например. Отцы семейства шли к помещику на поклон и просили у него если не целого зайца, то хотя бы голову. Возможно, кого-то нужда подвигла и на браконьерство — если дитя захотело заячьих мозгов, разве можно отказать? Мозги разминали до желеобразного состояния и скармливали ребенку. Источники не уточняют, подавались мозги вареными или сырыми.

В отличие от зайцев лисы вызывали меньше суеверного страха. Правда, некоторые линкольнширцы полагали, что после лисьего укуса человек умрет в течение семи лет. А согласно свидетельствам из Сассекса и Девона, думать о лисах, подстригая ногти, — к беде. Зато отрезанный лисий язык прикладывали к ранке, чтобы вытянуть глубокую занозу.