Питер Акройд - Лондон. Биография Страница 52

В любопытной книге Эдварда Ловетта «Магия в современном Лондоне», опубликованной в 1925 году, сообщается, что акульи зубы, найденные в лондонской глине, считались хорошим средством от колик. В Камберуэлле было принято заворачивать подковы в красные тряпки, чтобы избавиться от кошмаров, а Майл-энд был известен как место, где можно «заговорить» болезнь ребенка. Когда у ист-эндского рыночного торговца не ладились дела, он восклицал: «Ах! Наверное, я забыл поклониться молодой луне!» Логично, что у жителей города, почти поголовно занятых коммерцией, вошло в привычку просить у судьбы денег при виде падающей звезды. Камешки необычной формы лондонцы держали на своих каминных полках как талисманы, и с той же целью они вешали в церквах средневекового города серебряные подобия человеческих конечностей. Одна женщина из Уайтчепела рассказала исследователю, что при переезде полагается заставить кошку обежать одну из комнат, чтобы она «привыкла» к новому месту. Есть также интересные сообщения о «кошачьих захоронениях» в стенах некоторых домов. Плодные оболочки продавались по восемнадцать пенсов за штуку – считалось, что они не позволяют их обладателю утонуть, – но в годы Первой мировой войны, когда опасность внезапной гибели возросла, их цена подскочила до двух фунтов. На лондонских рынках до недавнего времени можно было приобрести неолитические каменные топоры и кремневые наконечники для стрел, служившие громоотводом.

Лондон смахивает на острог, и потому совсем неудивительно, что ключи здесь всегда почитались священным предметом. Они ассоциировались с магией и демонами; согласно Питеру Лайнбо, автору книги «Лондонские висельники», искусство взламывания замков называли «черным ремеслом», а самый ходовой инструмент взломщиков – «талисманом» (charm). Ключи применялись для проверки подозреваемых: на стержень ключа помещали имя человека, и его вина считалась доказанной, если ключ сдвигался или «вздрагивал». На дверях проституток часто красовался «большой нарисованный ключ», и многие ночные охотницы носили на шее ключик как символ своей профессии.

В одном отчете XVIII века, где идет речь о штурме Ньюгейтской тюрьмы, есть характерный эпизод. Вернувшись к себе домой, один из мятежников заявляет: «Я добыл ключи от Ньюгейта». Позже, во время процесса, судья задает вопрос об этих ключах его соседу по квартире: «Значит, вы не стали трогать их, поскольку боялись порчи?» – «Да я бы и близко к ним не подошел».

Пациентам Бедлама, отказывавшимся принимать лекарства, разжимали челюсти специальным металлическим ключом.

Во время чумы на главных улицах города видели призраков; впрочем, привидения беспокоили лондонцев испокон веку. Прекрасный кирпичный дом на южной стороне церковного двора в Кларкенуэлле редко удавалось сдать из-за его плохой репутации. Дом номер семь по Паркер-стрит, близ Друри-лейн, тоже пользовался дурной славой и в конце концов был снесен. В одной из комнат дома номер 23 на той же улице кто-то умер, и с тех пор там иногда раздавался «пугающий шум». Дом с привидениями, «пустовавший долгое время», был на Беркли-сквер, а еще один – на Куинс-гейте.

Ж. П. Гроле, посетивший город в XVIII столетии, отмечает, что «на практике лондонцы сильно боятся привидений, хотя в теории они их высмеивают». Другой путешественник того же периода бывал в лондонских театрах и заметил, что призраки в шекспировских трагедиях вызывают у зрителей «изумление, испуг и даже ужас… достигающие такой степени, словно все это происходит в действительности». Часто писали, что в силу особенностей своего города лондонцы с трудом отличают сценический вымысел от реальности, но более важно то, что подобные сообщения свидетельствуют об их поразительном легковерии. В середине XVI века была схвачена девушка, которая намеренно говорила «потусторонним» голосом в доме близ Олдерсгейта, что «весьма угнетало жителей всего города». Можно представить себе молву, рассказы, передававшиеся из уст в уста, и посеянный ими страх.

Лондонский писатель Алеф передает другую историю. В начале 1762 года жители города были твердо убеждены, что в одном доме на Кок-лейн, в ту пору «шумной, узкой и полутемной улочки», обитает дух, умеющий издавать скрипы и стуки, – он получил прозвище «Непоседа Фанни». Этот дух вселился в жившую там девушку, которая «постоянно производила загадочные звуки, хотя руки и ноги ее были связаны и закутаны». Тысячи лондонцев стекались на Кок-лейн, и тем, кто был не самого низкого звания, дозволялось посещать спальню девушки по пятьдесят человек зараз, «так что она едва не задыхалась от смрада». Для проверки поступивших жалоб была создана комиссия из уважаемых лондонцев – в их число входил и суеверный Сэмюэл Джонсон, – объявившая в своем отчете, что девушка «обладает удивительным умением изображать шумы». Ее отца приковали к позорному столбу в конце Кок-лейн, однако «люди выражали ему сочувствие». Тем дело и кончилось – так Лондон пережил еще одно странное приключение. Иногда кажется, будто он и сам превратился в призрачный город, столь полный образами прошлого, что они не дают покоя его нынешним обитателям.

«Излингтонский призрак» посещал участок земли рядом с церковью Троицы на Клаудсли-сквер, вызывая «чудесное сотрясение во многих местах, так что земля вспухала и подымалась со всех сторон»; Майкл Фарадей якобы и теперь заглядывает на телефонную станцию на Брайд-стрит – прежде она была молитвенным домом, где встречались его собратья по вере, гласситы. В разных уголках Лондона видели лорда Холланда и Дэна Лино, Дика Терпина и Анни Чапмен. Старинные больницы и городские церкви оказались весьма подходящей территорией для прогулок потусторонних существ; на отрезке Суэйнс-лейн в Хайгейте близ кладбища их также замечали многократно. Свой призрак есть в Отделе Востока Британского музея, а в один из домов на Дин-стрит залетает призрачный дрозд, которого наблюдали представители многих поколений. Дочь графа Холланда, прогуливаясь по Кенсингтон-гарденс, встретила «призрака, имеющего ее собственное обличье и манеры, словно бы ее отражение в зеркале»; месяц спустя она умерла. Приходский священник увидел на своей кафедре в церкви Сент-Бартоломью в Смитфилде призрачного проповедника «в черной кальвинистской сутане… он обращался к невидимой пастве с величайшим пылом, неистово жестикулируя, наклоняясь над кафедрой то вправо, то влево и стуча рукой по подушечкам, лежавшим перед ним, и во все это время уста его двигались, словно речь лилась из них потоком».

Лондонский Тауэр, конечно, оказался естественным приютом для многих духов. Здесь можно было встретить знакомых персонажей – среди них Уолтера Рэли и Анну Болейн. Последнюю опознали в «белой фигуре» сразу три человека, и солдат, стоявший на часах у квартиры лейтенанта, «упал замертво, потеряв сознание». Его отдали под трибунал, но впоследствии оправдали. Призрак медведя «просочился из-под двери» сокровищницы британской короны, и увидевший его караульный умер через два дня. Здесь стоит вспомнить, что некогда в Тауэре действительно размещался зверинец. Один из самых необычных призраков явился хранителю сокровищницы и его жене: они сидели за столом в главной комнате этой пресловутой сокровищницы, и вдруг в воздухе возникла «стеклянная трубка толщиной с мою руку». В ней была «какая-то густая жидкость, белая и светло-лазурная… она постоянно перекатывалась и смешивалась внутри цилиндра». Предмет приблизился к жене хранителя, которая воскликнула: «Боже! Оно меня схватило!» – а затем пересек комнату и растаял.

Есть и другие места, внушающие лондонцам страх. Говорят, что во время отлива близ Грейвсенда до сих пор раздаются крики евреев, утопленных в 1290 году, когда они подверглись массовому истреблению. «Поле сорока шагов», теперь находящееся около Гордон-сквер, считалось «зачарованным» или «проклятым» – как кому нравится. Когда-то здесь собирали подорожник, листья которого помогали увидеть вещий сон, но более важно то, что на этом самом месте двое братьев убили друг друга на дуэли. Следы их роковых шагов якобы не стерлись до конца, а там, где произошло это двойное убийство, не росла трава. Саути действительно удалось рассмотреть очертания семидесяти шести отпечатков «размером с крупную человеческую ногу и примерно трех дюймов в глубину», а летом 1800 года, как раз перед застройкой поля, Моузер «насчитал их более сорока».

В 1830‑х Вашингтон Ирвинг изучал нравы обитателей «Малой Британии» – района, расположенного за Смитфилдом, близ Олдерсгейта. «У них вызывают тревогу кометы и затмения, – писал он под псевдонимом „Джеффри Крейон, джентльмен“, – а если ночью уныло завоет собака, это почитается верной приметой смерти». Он также перечислил «игры и обычаи» населения. Мы можем включить сюда древний ритуал «обивания границ» прихода, изначальная цель которого состоит в том, чтобы ударами прогнать дьявола; когда-то приютских детей хлестали на каждой границе веточками белой ивы, но ближе к нашему времени стали просто стучать палками по стенам. Всего в городе ежегодно происходит около пятидесяти шести различных церемоний, от «Клятвы на рогах» в Хайгейте до «Вынесения вердикта после пробы монет» в Голдсмитс-холле, но самыми долгоживущими (хотя, пожалуй, и не самыми привлекательными) являются ритуалы Майского праздника.