Алексей Иванов - Вилы Страница 6

Перед сенокосом битых бунтовщиков освободили. На Меновом дворе они рассаживались по телегам, чтобы ехать восвояси. «То ли ещё будет, – угрожающе бурчали они в отросшие раскольничьи бороды. – Ещё тряхнём вашей Москвою!» «Молчать, курвины дети!» – рыкали в ответ оренбургские казаки.

«Набеглый царь»

Комендантом Яицкого городка назначили подполковника Ивана Симонова, упрямца и пьяницу. Яицкие казаки понимали, что их уклад попирает не Симонов. Настоящий враг – он в Оренбурге, где гнездо «регулярства». Но требуется скопить силы для атаки на Оренбург и смастерить таран для оренбургских ворот.

Осенью 1772 года по Яицкому городку прополз слух о царе Петре Фёдорыче. Якобы царица хотела сгубить свово мужа, да он утёк и долго скитался по миру, пока турский салтан не направил его на Яик. Здесь «набеглый царь» на время приютился в баньке у казака Дениса Пьянова. Дошлый казак раскусил гостя, когда подслушал, как тот в уединении читает заздравный канун наследнику Павлу Петровичу и называет царевича своим ненаглядным любезным чадом. Уходя, таинственный странник обещал, что вернётся на багренье в январе 1773 года. Но вернулся он только в августе. По форпостам Яика разнеслась весть, что где-то на Узенях или на Таловом умёте сидит воскресший император Пётр III.

Узени – странные пространства вокруг рек Узеней, Большого и Малого. Эти реки берут начало на склонах Общего Сырта, долго-долго бегут к Каспию, но так и не добегают, теряясь в Рын-песках, в солончаках и меж горьких озёр. Здесь ручьи вымывают кости древних носорогов и монеты забытых царств. Здесь громоздятся мары, поросшие травой, высохшей от жары, как бумага. На диких Узенях вокруг одинокой крепости Узень прятались раскольничьи скиты из саманного кирпича, становища разбойников и умёты – постоялые дворы. Узени укрывали многих беглецов. Где пропадали огромные реки, легко мог пропасть и маленький человек.

Река Большой Узень

А на Таловый умёт съехались четыре казака. Двое из них – Максим Шигаев и Ванька Зарубин по прозвищу Чика – станут ближайшими сподвижниками «набеглого царя». На умёте они увидели былого гостя Дениса Пьянова: крепкий мужик со смоляной бородой, загорелой рожей и тёмным взглядом. Мужик, усмехаясь, сказал, что он – Пётр III.

Казаки не путали жеребца с мерином и сразу опознали в человеке ровню. Самозванец и не отпирался. Он – донец Емельян Пугачёв. Услышал про бунт на Яике и явился, штоб заиметь товарищев и уйти с ними на Кубань, где живут вольные «игнат-казаки». А царём назвался – дак кто ж его иначе послушает? Яицкие казаки жили своим умом. Им неважно было, зачем этот Емельян принял имя царя. Зато самозванец станет тараном, который выбьет ворота Оренбурга. Если что, тем же самозванцем можно откупиться от возмездия за бунт. Дескать, чёрт попутал: поверили вору, что государь. Рожа, вроде, схожа. И четыре первых казака присягнули Пугачёву.

Но предателей хватало. Подполковник Симонов вскоре узнал о самозванце, и на Таловый умёт поскакала воинская команда. Она опоздала. Казаки уже усадили Пугачёва на коня и по умётам двинулись к реке Чаган, собирая войско для бунта. Отряду зачинщиков встретился казак Скворкин, посланный «шпионничать», и его повесили. Так первой казнью бунта стала казнь своего брата-казака.

17 сентября 1773 года мятежники заняли Чаганский форпост. Форпост – это казачья деревня. Мятежники – полсотни казаков с восемью знамёнами, беглый смутьян и мальчишка-писарь. Но с куриного переполоха в казачьей деревушке на Чагане начался замах топора, едва не срубившего древо Российской империи.

Таинственная река Большой Узень течёт скрытно, вровень с низкими берегами, мохнатыми от зелени. В этих степях – зазеркалье великой империи. Напоказ у державы – рабство и громкая слава, а здесь – свобода и глухая безвестность

Яицкий городок зашумел, предчувствуя новую беду. Пронёсся слух, что капитану Крылову доставили бунтовщицкий манифест. Казаки ждали, что офицер зачитает его всем и объяснит, что за черти мутят воду в Чагане. А капитан молча сложил лист в четвёртую долю и опустил в карман.

У драгунского капитана Андрея Крылова в Оренбурге оставалась семья – жена Мария и четырёхлетний сын Ваня. Они стойко переживут все тяготы осады, пока Андрей Прохорович будет защищать Яицкий городок. Через много лет Иван Андреевич Крылов станет великим русским баснописцем.

Но в самом начале бунта мелкое высокомерие капитана Крылова показало казакам общую нестерпимую несправедливость их положения. И казачья команда, высланная комендантом Симоновым против мятежников, на окраине Яицкого городка переметнулась к самозванцу. Вскоре за Чаган потянулись и другие перебежчики. Кое-кого из казаков товарищи уводили силой – тянули их коней за узду. 11 таких несогласных отказались присягать Пугачёву, и их тоже казнили.

Подполковник Симонов мог раздавить бунт в зародыше. Гарнизон Яицкого городка насчитывал 2000 человек при 22 пушках. Но Симонов приказал занять оборону. 19 сентября на штурм Яицкого «транжемента» от Чагана поскакало только пять сотен бунтовщиков с пиками. Конечно, их легко отбили пальбой. Однако в этой победе не было чести, потому что подполковник Симонов не решился выйти из крепости на бой в открытое поле. И в результате через полгода сто тысяч мятежников едва не обрушили устои всего государства.

Берег утопии

Мятежные казаки не отвлеклись на осаду «транжемента» Яицкого городка. Их целью был Оренбург. К вечеру они уже ускакали на двадцать вёрст вверх по Яику. На ночлег встали в урочище Белые Берега. Самозванца казаки везли как куклу, как жертву. Но Пугачёв пришёл на Яик не с пустой головой. Он принёс замысел: подцепить Россию с краю, с Яика, и перевернуть вверх дном. Сделать Россию не дворянской державой, а казачьей, где все равны, все свободны, все – казаки. Конечно, это полная утопия. Но зато понятно, чего надо.

Главная ценность казаков – равенство. В реальности, конечно, его никогда не было, но как ценность идея равенства определяла всю жизнь казачества. Делом казаков была воинская служба, и её все несли по очереди. В таком порядке жизни у казаков и воплощался принцип равенства. Но Яик оказался исключением. Здесь казаки, не желавшие служить, выплачивали жалованье за службу тем, кто служить желал, или тем, кто не мог откупиться от службы. Поэтому главной ценностью Яика было не равенство, а справедливость: каждому воздаётся по его вкладу. «Регулярство» не смотрело на вклад и нарушало справедливость. Ради восстановления справедливости казаки Яика поднялись на бунт 1772 года.

На грохот того бунта прибежал Пугачёв – и получилось, что для исполнения замысла казачьей державы он выбрал самое неподходящее казачество России: он, донской казак, думал о равенстве, а яицкие казаки думали о справедливости.

На Белых Берегах мятежники устроили казачий круг – первый после бунта 1772 года. Мятежники решали, что им делать дальше. Пугачёв объявил, что надо идти в поход на Москву. Ведь не ради Оренбурга Емельян поставил на кон всё и превратился в самозванца, обречённого на смертную казнь. В густой сентябрьской ночи столбами горели костры. По чёрной воде Яика разбегалась алая рябь. Казаки орали, били шапками о землю, хватались за сабли. Жёлтые степные лисицы в эту ночь не осмелились покинуть логовища. А казачьи кони равнодушно спали стоя. Казачий круг постановил: идём на Оренбург. Поход на Оренбург – это поход за справедливостью. А на Москву – за равенством.

«Поход на Москву» станет недосягаемой мечтой Пугачёва. И она не сбудется трижды. На Белых Берегах Пугачёва в этот поход не пустили яицкие казаки. На Царёво-Кокшайской дороге ему не хватит войска, разбега. А в Саранске иссякнет вера в успех. На казачьем круге Белых Берегов Пугачёв проиграл первый бой и понял: он – никто. Заложник. Орудие. Яицкие лидеры – его хозяева. «Улица моя тесна», – с горечью скажет потом Пугачёв.

И ещё на Белых Берегах он впервые воочию увидел, что его идея казачьего переустройства России не универсальна. Но не потому, что плохая, а потому, что Россия – разная. И каждая самодостаточная зона России будет прочитывать эту идею по-своему. Как ей понятно и выгодно. Так и случилось на Яике.

Если бы Емельян Пугачёв был глуп, он счёл бы яицких лидеров предателями – и потом их всех бы перерезал. Но Пугачёв был умён и понял, что ему нужна не поддержка яицких лидеров, а власть над ними. Под Оренбург Пугачёв пойдёт сражаться не за победу над «регулярством», а за победу над яицкими казаками. Он сам станет им Оренбургом.

Пугачёву повезло, что казачий круг выбрал атаманом Андрея Овчинникова. Андрей доверял не делу, а человеку: если Емельян объявил себя царём и этим подписал себе смертный приговор, значит, Емельян не предаст, и ему можно верить. Овчинников был всего на год старше Пугачёва, но оказался куда более цельным человеком. Спокойный и надёжный, жестокий и смелый, он был предан бунту, как волк – свободе. Его слово казаки ценили выше, чем слово Емельяна, а он до самого конца не отступится от Пугачёва. Судьба его помилует: яицкий казак Андрей Овчинников не увидит поражения и погибнет в последней битве.