Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 3 Страница 6

Щеголев. — Скажите, когда было ваше последнее свидание с Азефом?

Герасимов. — Когда он бежал из суда.

Щеголев. – А после этого вы были с ним в переписке?

Герасимов. — Ему Столыпин обещал деньги. Я не помню, какую сумму пообещали, но не дали. Потом я ему послал, кажется, тысячу или две. Это была последняя посылка денег. Я ему написал, что это все деньги, больше не дадут. Это уже когда я был генералом для поручений.

Щеголев. — А потом не получали писем от него?

Герасимов. — Я с ним не виделся и не знал, где он.

Щеголев. — А из Франкфурта-на-Майне он вам ничего не писал?

Герасимов. — Ничего.

Председатель. — Когда вы были на свободе, вы штатское платье носили или военное?

Герасимов. — Когда я был начальником отделения, я в штатском ходил, когда я был генералом для поручений — форму носил, а вышедши в отставку, штатское платье надел.

Иванов. — Вы сказали, что Курлов интриговал, рассказывал гадости, указывал, между прочим, что вы и еще кто-то устраивали революцию и что это было вам неприятно.

Герасимов. — Все это говорилось, об этом писалось, он мне лично этого не говорил. Это я из газет узнал, а потом, впоследствии, узнал, кто инспирирует.

Иванов. — Я хочу знать, в чем именно они обвиняли вас, в какой форме будто бы устраивалась вами революция?

Герасимов. — Была такая статья, что я хочу сделаться чуть ли ни диктатором.[*] Я — маленький человек, мне слишком большое значение придают. Если вы изволите посмотреть на мою должность по штату, то она не выше петербургского полицеймейстера. Между тем обо мне писали и говорили, как о каком-то главноначальствующем, а у меня самого были начальники: градоначальник, директор…

Председатель. — Вы это уже говорили. Позвольте вернуться к делу Петрова. Итак, Столыпин поручил вам съездить в Саратов.

Герасимов. — Я не поехал.

Председатель. — Но он просил вас. Значит, Трусевич, Курлов и Столыпин, — три лица…

Герасимов. — Курлова не было, он тогда не касался этого.

Председатель. — Он был с 1-го января?

Герасимов. — Но он не входил.

Председатель. — Значит, Трусевич и Столыпин рекомендовали вам поехать в Саратов?

Герасимов. — Курлов, конечно, знал.

Председатель. — В качестве тов. министра, заведывающего полицией? Что же вы сделали? Вы сказали, что отказались поехать в Саратов, и просили, чтобы Петрова привезли сюда.

Иванов. — Этот Петров был свободный человек или был обвинен в чем-нибудь?

Герасимов. — Он был арестован, я не помню, по какому делу.

Иванов. — Он уже был приговорен к каторжным работам? Или вы говорите о более раннем периоде, когда он был в Саратове?

Герасимов. — Он был арестован по охране. Я не знаю, был ли он привлечен к дознанию по 1035 ст., но суда еще не было.

Председатель. — Итак, Петрова привезли сюда?

Герасимов. — Я с ним переговорил, при чем спросил, желает ли он давать показания. Он сказал: да. Я указал ему на явную несообразность его сообщений о революционных батальонах и артиллерии и просил его, если он действительно желает служить, откровенно написать свою исповедь, что он и сделал. Он описал свою жизнь со дня своего рождения, в каких организациях он участвовал, как он был в Казани в лаборатории, где приготовлялся динамит, как он во время обыска бежал и сломал ногу. Одним словом, все его показания дышали искренним желанием оказать помощь делу политического розыска. Он указывал на интимные стороны своей жизни — я сейчас стесняюсь об этом распространяться: он на одного члена партии был обозлен… Предложение его было принято. Вы это можете найти в делах охранного отделения.

Председатель. — Этот разговор ваш с ним относится к какому времени?

Герасимов. — Ко времени принятия его на службу.

Председатель. — Когда он был принят на службу?

Герасимов. — Это было перед моим уходом, в марте 1909 года.

Председатель. — Где он начал службу?

Герасимов. — Позвольте рассказать подробно. После его показания и его исповеди у меня не возникало сомнения в его искреннем желании оказать помощь делу политического розыска. Он содержался при отделении. Мы с ним часто беседовали, он ко мне привязался совершенно искренно. Нужно было, чтобы он ушел. Он предложил, что он разыграет сумасшедшего и т. д., а затем у него есть связи в Саратове, товарищи помогут ему бежать, и после побега он даст мне знать. Мне он оставил адрес. Я поехал заграницу, он поехал в Саратов. После возвращения из за-границы или еще за-границей, это было в мае месяце, я прочел, что он бежал. Я получил письмо, что он находится в Финляндии и просит меня приехать. Письмо это переслали. Я уже оставил должность. Я поехал. Тогда был директором департамента полиции Зуев. Я говорил Зуеву, что я с Петровым увижусь, чтобы условиться окончательно насчет его поездки за-границу, потому что Петров говорил, что ему необходимо уехать за-границу. В одно из таких свиданий я говорю, что для того, чтобы облегчить его положение за-границей, чтобы он мог иметь сношения, я командирую туда офицера, с которым он здесь познакомится, он будет с ним видеться, передавать через него письма. Потому что там Бурцев, который не замедлит приставить к нему свою агентуру и, несомненно, его провалит. Он не хотел, но я настаивал, и он согласился. Офицер этот Долгов, Вячеслав Иванович.[*]

Председатель. — Какой у него чин?

Герасимов. — Не знаю, это было давно. Если он не полковник, то наверно подполковник. Я ему говорю, что я ухожу с этой должности и что ему придется иметь дело с кем-нибудь другим. Он говорит, что ни в каком случае, что он только со мной и может иметь сношения и больше ни с кем.

Председатель. — Разве в это время еще не был назначен ваш преемник?

Герасимов. — Был Карпов. Но я это дело доводил до конца, чтобы отправить его заграницу. Я специально приехал с Кавказа сюда в Петербург. И вот, когда я Долгова познакомил, я дал тысячу или две. Он просил браунинг, и я его им снабдил.

Председатель. — Вы докладывали это Трусевичу, потом Зуеву, Курлову и может быть Столыпину?

Герасимов. — Курлова тогда не было, он был где-то на торжествах.

Председатель. — Какже на торжествах, ведь вы сговорились в апреле, а это произошло тоже в апреле?

Герасимов. — Я поехал за-границу, сдавши должность.

Председатель. — Но разве за это время не успели доложить Столыпину?

Герасимов. — Да, о том, что я сговорился, было известно Макарову, Трусевичу, Столыпину.

Председатель. — Почему Макарову?

Герасимов. — Нет, виноват, не Макарову, — Курлову, Трусевичу и Столыпину.

Председатель. — Макаров ушел 1 января.

Герасимов. — Совершенно верно.

Председатель. — А вопрос о вашей поездке поднимался до 1 января или после?

Герасимов. — Я не могу этого сказать.

Председатель. — Пожалуйста продолжайте.

Герасимов. — Затем он просил освободить Бартольда, его приятеля, без которого он не может пробраться близко к центру. Об этом я однажды тоже доложил начальству. Затем я уехал на Кавказ лечиться, а он уехал за-границу.

Председатель. — Что же начальство сказало по поводу его освобождения?

Герасимов. — Если это нужно — освободить.

Председатель. — А Бартольд за охраной сидел?

Герасимов. — Не помню. Затем, когда я возвратился в конце августа с Кавказа, я застал два или три письма от Петрова. В одном он спрашивал, почему нет ни меня, ни Дибича (Долгова), как мы условились его называть, а из третьего письма я понял так, что будто бы он начинает проваливаться. Я ведь ему говорил, что он встретится с контр-охраной Бурцева, которая несомненно возьмет его, и что если Бурцев вызовет его к себе, то по всей вероятности сразу же узнает, кто он такой, говорил, чтобы он был осторожен. Оказалось, что Долгов и не думал еще ехать за-границу. Тогда я пошел к Зуеву передал ему письма и говорю: «Для вас я связался с Петровым. Смотрите, вот его письма, человек, повидимому, провалится. Оставить его в таком положении нельзя. Долгов должен ехать, — вы обещали». Он говорит, что Курлов сам на празднествах. Это празднество как-то было в 1909 году. Проезд какой-то. Курлов постоянно уезжал на торжества.