Ада Баскина - Листок посреди моря. Как живут современные киприоты Страница 6

…К университету мы подъехали ровно через полчаса после начала лекции: несколько студентов, не дождавшись меня, ушли.

Другой водитель, на этот раз такси, должен был меня привезти в дом Элени, жены высокопоставленного сотрудника одного европейского банка. У нее в тот вечер проходило Fashion show, на которое собиралась вся знать города. Меня не очень интересовала мода, но я, естественно, хотела познакомиться с гостями.

Заказанное Элени для меня такси опоздало на полтора часа. Когда мы подъезжали к ее дому, шоу уже закончилось.

Вот тут-то я поняла, что значит «средиземноморская расслабленность», и убедилась, что она еще не полностью ушла из киприотской жизни. Это подтвердил и профессор Спиру:

– Да, киприоты многому научились за последние десятилетия. Они стали более организованными. Но, к сожалению, многим из них все еще свойственна некоторая непунктуальность.

Я усмехнулась: мягко сказано! Все-таки более точное слово – необязательность. Причем она свойственна людям самых разных социальных уровней. Я рассказала о высокопоставленном чиновнике, о двух шоферах.

Теперь о представителе интеллектуальной сферы. Декан известного университета, уважаемый человек, приглашает меня прочитать несколько лекций его студентам. Мы долго переписываемся по этому поводу, перезваниваемся, пока еще я в Москве, а потом – на Кипре. В конце концов я получаю письмо (по электронной почте, естественно), в котором, как и принято в таких случаях, меня вполне официально приглашают на три лекции с точным указанием гонорара.

Когда мы наконец встречаемся, декан говорит, что, к сожалению, лекций будет только две: третья по какой-то причине не состоится. Я не спрашиваю, по какой: ну не состоится – и ладно.

Лекция заканчивается. Декан меня благодарит; я жду, когда же будет назначена дата моей второй встречи со студентами, но никакого продолжения не следует. Я, конечно, и сама могу спросить, но – зачем? Понятно, что если сейчас ничего не говорится про вторую лекцию, значит, ее тоже не будет. Через неделю я получаю от декана чек. В нем указана сумма гонорара – ровно в пять раз меньше обещанного. Я бы могла понять, если бы мне объяснили, что вмешались какие-то внезапные обстоятельства (дело, между прочим, происходило до мирового кризиса), что по каким-то важным причинам две лекции отменены, а гонорар за третью уменьшен вдвое, но в том-то и дело – никаких объяснений, никаких извинений. Все по-простому: мое слово, хочу – даю, хочу – беру обратно.

Рассказываю об этих примерах «средиземноморской расслабленности» одному молодому человеку по имени Георгий Кумас. Его мне рекомендовали в Москве, потому что он долго жил в России, а потом вернулся на Кипр. Сейчас он занимается туристическим бизнесом. Общаться с ним приятно. Он остроумен, у него живая манера разговора. Я сразу проникаюсь к нему доверием и рассказываю о случаях «непунктуальности» некоторых его соотечественников. Он гневно восклицает:

– Ну, как это можно – не держать слово?! Да, некоторые киприоты еще по старинке так себя ведут. Но я лично никогда себе этого не позволю.

Затем мы расстаемся, и он обещает мне прислать две информации: когда работает музей и в какие дни открыт монастырь. Я, конечно, и сама могу получить эту информацию: с помощью Интернета это сделать несложно.

Но он просит меня не тратить время на Интернет – он позвонит мне завтра в пять часов и все скажет.

Назавтра он звонит в пять часов, ноль-ноль минут. Ура!

– Видите, я вас не подвел. Я, правда, не успел узнать расписание музея и монастыря, но сделаю это завтра же. Или послезавтра. Да, а вы, если что нужно, звоните в любое время, мобильник у меня в кармане. Я тут же приеду.

Надо ли говорить, что об обещанной информации он прочно забыл. Но через пару недель мне действительно понадобилась его помощь. Я позвонила. Он был в другом городе, сказал, что приедет завтра и тут же позвонит. Прошло еще две недели, мне уже нужно было уезжать. Перед отъездом я проверила свои пропущенные звонки, заставила администратора посмотреть, не было ли для меня сообщений по гостиничному телефону. Нет, не было. Обаятельный, живой, милый Георгий, так пылко возмущавшийся «непунктуальностью» своих соотечественников, так больше и не позвонил.

Чадолюбие

В одном из туристических справочников я нашла беглое описание характера киприотов. И среди главных черт – любовь к детям. Я усмехнулась: назовите мне народ, где родители не любили бы своих детей. Но вот я прочитала у Елены Христофору:

«Невозможно обойти вниманием впечатляющее чадолюбие киприотов. Здесь процветает настоящий культ ребенка. Дети выступают мерилом жизненного успеха. Родители растворяются в своих чадах. Маленькие граждане не только полноправные члены общества взрослых, им еще даются большие привилегии».

Тут я засомневалась: может, и впрямь в киприотском чадолюбии есть некоторая уникальность? Окончательно в этом предположении меня убедила Наталья Зыкова, православный публицист. Она много пишет о нравах и обычаях киприотов. В одной статье она рассказывает о музее деревенского быта в горах Троодоса. Жители этого дома-музея и его хранители супруги Сократис и Деспула постарались собрать здесь детали традиционного народного быта. В том числе детские вещи, игрушки, качели. «Атрибуты детства – это святое. Нежность, умиление, трепетность в отношении детей здесь почти осязаемы: они словно растворены в воздухе».

Я вспомнила эти слова, когда пришла в дом стариков Хрисантоса и Сатируллы в деревне Меноя. Первое, что я увидела, – колыбель, подвешенную к потолку. Это было в одной комнате, в другой стояла деревянная кроватка, сделанная руками хозяина.

– У вас есть маленькие внуки? – спросила я.

– Да нет, младшему уже шестнадцать, – как мне показалось, с некоторым сожалением ответили они. – Но детские вещи ведь украшают дом, правда? К тому же старший внук собирается жениться – пойдут правнуки. Их будут сюда привозить. Вот эта мебель и пригодится. Хозяин ласково погладил кроватку. Хозяйка тихонько покачала люльку:

– Здесь спали наши детки, наши внуки. Здесь будет удобно и новым малышам.

Куда бы я ни пошла на Кипре, всюду мой глаз ловил снующие детские фигурки, хотя места могли быть самые для этого неожиданные: магазин, парикмахерская, таверна.

В любой лавочке около родителей, торгующих сигаретами, газетами, кока-колой, как правило, крутятся дети. Иногда помогают, но чаще просто играют, бегают, шумят – их никто не останавливает.

По городской набережной идут две молодые женщины, о чем-то увлеченно беседуют. Между ними мальчик лет шести.

– Мама! – дергает он за руку одну из женщин. – Я хочу мороженое.

– Да, милый, сейчас, одну минутку, – говорит она, заканчивая разговор.

– Хочу мороженое! – требовательным голосом повторяет парнишка и останавливается.

– Да-да, одну секундочку, – маме надо договорить подруге что-то важное. Но сын с возмущением топает ногами и начинает рыдать.

– Я, я, я тебе уже два раза сказал, – захлебывается он слезами.

В голосе его слышится такая обида: ну как же, ему ведь что-то надо, он – ребенок, он – главный. Мама просто обязана все бросить и обратить на него внимание.

Было бы еще понятно, если бы такой «детоцентризм» процветал в городах, но вот я уже несколько дней наблюдаю за одной крестьянской семьей, продающей овощи на базаре. Посреди фруктов и овощей, разложенных в корзинах прямо на земле, крутятся девочки-двойняшки. Они бегают между ящиками и покупателями, требуют от родителей то монетку, чтобы ею поиграть, то кока-колу – попить. И все это – сейчас же, немедленно. Они перебивают взрослых в самый разгар купли-продажи. Дергают то мать за юбку, то отца за штанину. На все это ни мать, ни отец, ни, что поразительно, покупатели не обращают никакого внимания. Вернее, родители обращают – чтобы немедленно исполнить просьбу, но – ни одного замечания, ни одной раздраженной нотки. А ведь это не образованные горожане, прослушавшие курс современной семейной педагогики, а самые обыкновенные крестьяне. Представляю себе нашу маму, а тем более папу в подобных обстоятельствах. Они давно бы уже наорали, надавали подзатыльников, пригрозили бы страшными наказаниями.

Детей здесь любят наряжать, для них не жалеют дорогой материи, атласа, кружев. Это можно наблюдать с самых первых дней появления человека. Как-то мне довелось наблюдать ритуал крещения в церкви.

Младенца принесли закутанным в одеяло и нарядный пододеяльник. Перед тем как окунуть в купель, его раздели. Священник окурил храм тимьяном. Потом обмазал рот, нос и глаза ребенка миром и срезал с головки прядь волос.

В это время крестная мать уже ожидала младенца с полотенцем наготове. Когда крещение окончилось, она приняла его на руки, обтерла насухо. И начался следующий этап ритуала – обряжение. Меня поразил наряд этого крохотного существа. Его одежда была сшита из шелка, бархата и отделана золотым шитьем.