Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №6 за 2002 год Страница 6

На следующий день Петербург гудел, подобно улью, – все передавали друг другу ошеломляющие подробности о содержимом конверта. Оказалось, что там находились бумаги на право владения принадлежавшим Александру Ивановичу богатейшим наследством, полученным им от отца в качестве старшего сына. Князь добровольно и с легким сердцем отказывался от всего движимого и недвижимого имущества, и в том числе от бесценного Марьинского дворца со всеми его бесчисленными сокровищами.

Себе князь взамен оговорил «100 тысяч рублей, уплату долгов в 136 тысяч рублей, ежегодную ренту в 7 000 рублей» и – это уже шутки ради – «по мере надобности на один кашемировый халат». Так, в одно мгновенье этот богатейший в России человек превратился в простого служивого, живущего на казенное жалованье. Понятно, что дело с женитьбой мгновенно расстроилось. Барятинский остался верен семейному девизу: «Бог и честь». Сам он внутренне, и не без основания, гордился этим поступком и в минуту откровенности как-то сказал знакомому: «Я самому государю не поддался. И какому государю!..»

Летом 1856 года Барятинский был назначен командующим Отдельного Кавказского корпуса и сначала (с 1 июля 1856 года) «исправляющим должность Наместника», а уже в августе того же года – Наместником Кавказа с производством в генералы от инфантерии. Будь жив Николай I, ему бы никогда, несмотря ни на какие заслуги, не стать первым лицом на Кавказе. Но, заняв по смерти отца трон, новый монарх Александр II просто не видел «для роли русского проконсула на Востоке» более подходящего человека, нежели Барятинский.

Для Александра Ивановича это была большая честь и большая ответственность. «Трудиться буду, чтобы оправдать великую милость, счастье и великую честь для меня». Он понимал, что затяжное кровавое противостояние на Кавказе требовало завершения, и завершения победного. Но как, какими средствами, какими силами?

Барятинский предложил разделить Кавказ на военные округа, поставив во главе каждого командующих. Всем им предоставлялись большие права, особая же ставка делалась на инициативу и умение брать ответственность на себя. Было также предложено срочно нарастить численность сосредоточенных на кавказском театре войск. Инициативы Барятинского по первости не встретили поддержки со стороны как военного, так и финансового ведомства. Откуда брать деньги? Да и время ли для решительных действий? Не испортят ли эти меры отношения с Европой? Не выгоднее ли будет законсервировать эту злосчастную войну до лучших времен? Под давлением министров заколебался и Александр II – шутка ли, на кавказские дела Барятинский просил чуть ли не треть военного бюджета страны. Но тут уж сам «проконсул» пошел в наступление на монарха. То, о чем он говорил, выглядело почти ультимативно – надо отнестись к Кавказской войне как к делу первейшей государственной важности или, отказавшись от нее, поставить крест на русском влиянии в этом регионе. Вялотекущие, разрозненные и малосильные военные операции только скомпрометируют Россию в глазах того кавказского населения, которое готово примкнуть лишь к тому, кто победит. А победить должна Россия. Тогда мирные чеченцы и дагестанцы увидят в ней надежного защитника, что окончательно подорвет влияние Шамиля. Пребывать же на Кавказе по принципу «не мир – не война» – значит перечеркнуть результаты многолетних усилий Российского государства по оставлению Кавказа за собой. И Александр уступил этому напору, пообещав всяческую поддержку.

Барятинский перешел к мощной наступательной тактике. Каждая военная операция разрабатывалась и обсуждалась до мельчайших деталей. Главнокомандующий презирал те якобы победные наскоки на противника, которые не давали русским войскам никаких стратегических преимуществ, но приносили немалые и бессмысленные потери. Теперь главная задача для него состояла в том, чтобы с минимальными потерями и по возможности быстро усмирить Кавказ, а еще и в том, чтобы нейтрализовать посягательства на Кавказские территории Англии, Персии и Турции, которые также стремились распространить на них свое влияние. К концу лета 1858-го Большая и Малая Чечня были заняты и Шамиль с остатками верных ему войск вынужден был отойти в Дагестан. В скором времени на его территорию были предприняты массированные наступления, и в августе 1859-го состоялся завершающий акт многолетней драмы, известной как «Кавказская война». Последнее прибежище имама Шамиля, расположившееся на горе Гуниб-Даг, было окружено плотным кольцом, помощи засевшим в горах ждать было неоткуда. 25 августа состоялся штурм аула Гуниб, Шамиль сдался на милость победителя.

Надо сказать, что имя Барятинского среди горцев уже было широко известно и произносилось с уважением – он неизменно был щедр, справедлив, с искренним уважением относился к кавказцам, способным работать, а не бандитствовать. Барятинский действовал, как дальновидный и опытный дипломат, ничем не оскорбив национальные чувства горцев и не раз подавая примеры полного доверия к людям честным и дельным. Он постоянно помогал местному населению и деньгами, и продовольствием, и медикаментами. Видимо, именно поэтому окруженный в Гунибе Шамиль напрасно взывал к жителям аула полечь как один, но не дать себя в руки неверных. Это было ответом Шамиля на предложение Барятинского сдаться и не губить понапрасну женщин и детей, скрывавшихся за стенами этого горного селения. Начавшийся штурм показал Шамилю, что его положение безнадежно. Русские дали еще четверть часа на размышление. Разумеется, Барятинскому ничего не мешало уничтожить загнанного в свое логово зверя, но сдавшийся Шамиль был куда предпочтительнее для Барятинского, чем мертвый. Легко понять его чувства, когда из крепости сообщили: «Шамиль сложил оружие. Шамиль выйдет к русским». За три года Барятинскому удалось усмирить непокорный край.

Сейчас дата 25 августа 1859 года прочно забылась. Для России же того времени происходившее в Гунибе имело эпохальное значение. В три часа пополудни многотысячное войско ликовало. Над головами этих людей развевались победные стяги державы – идея того, что они делают великое государственное дело, наверное, и была залогом того, что «победа будет за нами». Эхо пушек Барятинского, салютовавших наступившему миру, докатилось до Москвы, Петербурга, Смоленска, до всех городов. Князь Александр Иванович за пленение Шамиля получил высшее воинское звание – фельдмаршала. Ему было 44 года…

Еще три года оставался на Кавказе фельдмаршал Барятинский. Трудно было ожидать, что вот так, достигнув всего, Александр Иванович останется почивать на лаврах, не вписав еще какой-нибудь дерзкой строки в свою биографию. Так оно и случилось. 45-летний фельдмаршал и наместник Кавказа влюбился пылко, как бывает только в юности, хотя за это чувство заплатить ему пришлось дорого. Игра у Барятинского всегда складывалась крупная: чтобы не жениться на одной женщине, ему пришлось расстаться с богатством, чтобы жениться на другой – с постом наместника Кавказа. В мае 1860 года Александр Иванович отбыл с Кавказа в длительный отпуск за границу ввиду «расстроенного здоровья». Эта формулировка скрывала драматические перипетии его личной жизни: уж если чего и не сбылось, то это его мечтаний о любви «не для супружеских наслаждений, а ради того, чтобы с женой чай пить». Нет, дело шло именно о любви.

Вот что писал об этой истории известный политический деятель граф Сергей Юльевич Витте: «…Среди его адъютантов был полковник Давыдов; он был женат на княжне Орбелиани. Княжна Орбелиани была невысокого роста, с довольно обыденной фигурой, но с очень выразительным лицом кавказского типа… Барятинский начал ухаживать за женой своего адъютанта Давыдова. Так как вообще князь Барятинский очень любил ухаживать за дамами, то никто и не думал, чтобы это ухаживание кончилось чем-нибудь серьезным. Окончилось же это ухаживание (в действительности) тем, что в один прекрасный день Барятинский уехал с Кавказа, до известной степени похитив жену своего адъютанта».

Наместник, подобно горцу, умыкнул и спрятал ненаглядную грузинскую княжну там, где бы у него не могли ее отнять строгие на этот счет российские законы. Вот что, в сущности, пряталось за словами «лечение за границей». Понятно, что это бегство с чужой женой не предполагало скорого возвращения. На карьере надо было ставить крест: Барятинский подал в отставку, но получил ее только в 1862 году. Пришлось ему постоять и под дулом пистолета: оскорбленный муж приехал требовать сатисфакции. Фельдмаршал, дерущийся на дуэли, – это для бурной русской истории чрезвычайный случай. Поединок надолго перекрыл Барятинскому возвращение в Россию, по которой он страшно тосковал.

С Елизаветой Дмитриевной, урожденной княжной Джамбакур-Орбелиани, они прожили почти 20 лет. Князь умер в Женеве, но завещал похоронить себя в Курской губернии, в родовом селе Ивановское, что и было исполнено. На его надгробной доске с родовым гербом Барятинских и девизом «С Богом и честью» начертано: «Генерал фельдмаршал. Генерал адъютант князь Александр Иванович Барятинский. Род. 2 мая 1815 года. Cкончался 25 февраля 1879 года».