Николай Александров - Мы из розыска… Страница 6

— Здорово, Михалыч! — окликнула Кислюкова уборщица. — Болел, что ли? Давненько тебя не видно было.

— Жив, Пелагея, чего мне сделается, — старик расправил плечи, невольно приосанился.

— Вот мы, пенсионеры, переползем под травку, — начала женщина, видимо, привычный разговор, — и мусор убирать некому будет. Деньги брось — не поднимут! Ох, молодые… Только и знают, что пластмассы в уши навешают, да одежду почуднее напялят, и тусуются все на своих танцульках, и тусуются… Представляешь, картону на асфальт стелют и на животах крутятся… Тьфу! Словно окуни дергаются на сковороде. А деньги не поднимут — богатые нонче все стали…

Кислюков удобно примостился на лавочке, с удовольствием вытянул притомившиеся ноги.

— Вот, гляди на меня, — звучно, со сластью произнес он, прищуривая глаза, отчего стал похож на кота, вылезшего из темного подвала погреться на солнышке. — Работа доходная и необременительная… Пятерку в день завсегда имею… Окромя пенсии — сто пятьдесят! — Он высморкался в серого цвета тряпицу, плутовато оглянулся. — А чего, Пелагея, не надоело одной вековать? Я парень хоть куда! — Он довольно резво вскочил с лавочки и прошелся, пританцовывая, вокруг женщины. Походка была вихляющей, старческой. — Ух, Пелагея, и заживем! У меня кое-чего есть…

Уборщица охнула и зашлась от смеха:

— От ить, пес шалопутный! Видали, есть у него! Знаем, что у вас есть — порты да рубахи за вами стирать… Топай давай, — она шутливо замахнулась метлой.

— Дак я не про то, что ты подумала, — пробормотал сконфуженный Кислюков. — Я хотел сказать, что хозяйством обзаведемся. Деньжата есть…

— Вот сморчок старый, бутылочник… Все туда же…

Кислюков, спешно удалявшийся в сторону парка шаркающей походкой, ее уже не слышал.

Парк был старый. На его месте когда-то давно, очень давно, располагалась деревня Кузыкино.

На краю лужайки, в мелком кустарничке, прятались от взгляда отдыхающих и нарядных молодых мам, прогуливающихся в полуденные часы с колясочками, серые мусорные баки. Около них в траве блестело стекло. Жадными трясущимися руками Кислюков рванул лямки замызганного рюкзачка.

«Шестерик уже есть, — восторженно прикидывал он в уме, — шесть двадцать, сорок… Эта ни к черту — с винтом! — Бутылка с шумом полетела в кусты. — Семь с полтиной. Живем!»

Лихо вздернув на плечо рюкзак, Кислюков пошатнулся и оступился. Наступив на какой-то узел, он, качнувшись, шагнул в сторону раскидистого куста боярышника. По привычке Кислюков с вялым любопытством скосил глаза в сторону узла.

Это был тряпичный узел синего цвета, перепачканный глиной и перехваченный шпагатом. Кислюков мог поклясться — вчера его тут не было. Кто-кто, а он бы заметил.

«А материя ничего… Только измазана немного. Ерунда, простирнуть малость — будет как новая. — Он осмотрел узел со всех сторон, пнул ногой. — Похоже на брюки… Какой дурак выбросил?»

Кряхтя, Кислюков нагнулся и негнущимися пальцами развязал узел…

Откуда-то снизу к самому горлу подкатил ком, перехватило дыхание, из глаз покатились слезы. Казалось, тело отказывается подчиняться ему, Кислюкову.

Родившийся страх стремительно понес его к выходу из парка. Кислюков бежал, спотыкался, падал, опять поднимался и бежал… Скорее туда, на свет, к людям…

Пелагея, завидев старика, почуяла неладное. Ее недавний собеседник моментально постарел, сразу сдал. Измазанный в глине и в чем-то, похожем на краску, он являл собой странное зрелище.

— Слушай, — хрипло выдавил он через силу, — там мужик убитый… Голова в портках…

— Ох ты, господи, — испуганно молвила уборщица, — пошли скорее к участковому. Он тут, Федотов, участковый-то, в этом доме живет…

«ТЕЛЕФОНОГРАММА № 4384. НАЧАЛЬНИКАМ УПРАВЛЕНИЙ. 16 МАЯ, ПРИМЕРНО В 8 ЧАС. 30 МИН. НА ТЕРРИТОРИИ КУЗЫКИНСКОГО ЛЕСОПАРКА БЫЛА ОБНАРУЖЕНА ЧАСТЬ ТРУПА МУЖЧИНЫ. ЛИЧНОСТЬ НЕ УСТАНОВЛЕНА. ПРИМЕТЫ: ВОЗРАСТ ШЕСТЬДЕСЯТ — ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТЬ ЛЕТ, ЛИЦО ОВАЛЬНОЕ, НОС ПРЯМОЙ, ГЛАЗА КАРИЕ… НА МЕСТЕ ПРОИСШЕСТВИЯ ОБНАРУЖЕНЫ БРЮКИ СИНЕГО ЦВЕТА… ВЫЕЗЖАЛА ГРУППА В СОСТАВЕ: ПРОКУРАТУРА — ИГУМЦЕВ, РОЗЫСК — ДОРОФЕЕВ, КРИМИНАЛИСТ — ЛЮБАЕВ, СУДМЕДЭКСПЕРТ — КВАСЦОВА, КИНОЛОГ — МИТРОФАНОВ. ПРИМИТЕ МЕРЫ К УСТАНОВЛЕНИЮ ЛИЧНОСТИ НЕИЗВЕСТНОГО. ПРОВЕСТИ ПРОВЕРКУ ПРОПАВШИХ БЕЗ ВЕСТИ, ЛИЦ БЕЗ ОПРЕДЕЛЕННЫХ ЗАНЯТИЙ. РАССЛЕДОВАНИЮ ЭТОГО ПРЕСТУПЛЕНИЯ ОРИЕНТИРУЙТЕ ВЕСЬ ЛИЧНЫЙ СОСТАВ.

ЗАМЕСТИТЕЛЬ НАЧАЛЬНИКА УПРАВЛЕНИЯ ЛЕБЕДЕВ.

ПЕРЕДАЛ ИННОКЕНТЬЕВ. 10 ЧАС. 25 МИН.».

За столом, заваленным кучей бумаг, справок, картонных папок, бланков документов с подшитыми к ним распечатанными конвертами, сидел следователь Винокуров. Несмотря на раннее время, вид у него был усталый. Под глазами набухли мешки, резче обозначились морщины. В комнате стоял плотный, устоявшийся запах табака.

Допрос затягивался — он шел уже четвертый час, а результат был невелик. Дверь в комнату приоткрылась…

— Разреши, Игорь Петрович? — спросил Снегирев. — Мне передали, что ты звонил.

— Заходи, Константин Никитич. Пришлось тебя пригласить. Мы тут с Мишаней беседуем, — он кивнул на сидящего напротив него молодого плечистого парня в клетчатой рубахе. — Без твоей помощи не разобраться.

Молодой человек кинул опасливый взгляд в сторону вновь пришедшего.

— И с его помощью не разберемся, гражданин следователь. Я этого человека впервые вижу…

Винокуров невольно улыбнулся, поняв, что Снегирева приняли за свидетеля.

— Это, Миша, не очная ставка. И твое утверждение, что не разберемся, голословное… Побеседовали мы с тобой по душам, рассчитывая на сознательное отношение к жизни, — следователь неловко дернул шеей, ощутив прикосновение жесткого воротника форменной рубашки, поправил галстук. — Теперь, — он кивнул в сторону Константина, — тебе придется иметь дело с представителем науки. Слыхал о криминалистике?

— Приходилось, гражданин следователь, но я в ней несилен, в науке… Я говорил вам.

— Опять ты про трудное детство, — поморщился следователь. — Я уже про это слышал. Только не все соответствует твоим рассказам. Родители у тебя вполне приличные, в школе успехами не блистал — к спиртному рано пристрастился… Но в тридцать пять лет одного жизненного опыта должно хватать, если учебу в шестнадцать бросил.

— А мне не хватает, — с плохо скрываемой издевкой в голосе произнес парень, глубоко затягиваясь очередной папиросой. — Мой опыт сучки рубить да норму давать. Этому с вашей подачи, гражданин следователь, научился…

— У меня, Миша, с тех пор как мы с тобой в первый раз встречались, дочь успела вырасти, с давних пор мы с тобой знакомы, а ты все такой же…

Парень ничего не ответил, сосредоточенно приминая окурок в пепельнице. Винокуров встал из-за стола, отошел к окну.

— Садись, Константин Никитич, поближе, — он кивком головы указал на свой стул, — попробуй объяснить ему суть дела. Может, он тебя послушает…

Снегирев достал бумаги, разложил их перед молодым человеком и начал:

— Мною согласно постановлению о назначении экспертизы было проведено исследование следов пальцев рук, обнаруженных двадцать четвертого апреля в помещении красного уголка фабрики имени Петра Алексеева. Следы обнаружены на сейфе и на спортивном кубке, стоявшем на столе. Взгляните, Михаил Александрович, на фотографии в деле… — Константин провел карандашом по снимкам. — Вот это сейф, а это кубок в момент осмотра места происшествия… Видите?

Парень внимательно изучал фотографии, придерживая край страницы пальцем.

— При детальном сравнении дактилоскопических узоров, — продолжил Константин, — обнаруженных на кубке и на сейфе, с отпечатками пальцев рук гражданина Пантюхина Михаила Александровича получилась следующая картина… — На столе появились фотографии сильно увеличенных отпечатков. — След на сейфе совпадает с отпечатком большого пальца правой руки, а на кубке… вот тут, чуть-чуть ниже фигурки лыжника…

Пантюхин приблизил к глазам растопыренную пятерню и впился взглядом в крохотные выступы кожи на пальцах.

— Красиво говорите, граждане начальники, — пробасил парень, утирая ладонью вспотевшее лицо, — только я в этом ничего не смыслю…

В комнате воцарилась мрачная тишина. Пантюхин едва заметно дрожащей рукой извлек из пачки очередную папиросу.

— По-моему, — пожал плечами Винокуров, — тут все ясно. И алиби ваше, мягко говоря, липовое. В ту ночь не были вы ни у Иловаевой, на которую ссылаетесь, ни дома. С ней разговор у нас будет особый.

— Верку хоть к делу не шейте, товарищ майор… — вырвалось у здоровяка. — Ни при чем здесь она.

Винокуров склонился к Пантюхину, приблизился к нему вплотную, лицом к лицу, и тихим голосом сказал: