Василий Сорокин - Подводная уральская Страница 6

Чаще всего колонну ведет помощник командира лодки Петренко. Вне службы друзья и сослуживцы обычно называют его Федором Силычем или же просто Силычем. Не по годам серьезный, уравновешенный, Петренко молчалив, даже замкнут. Однако украинская кровь временами дает о себе знать — и тогда из него так и бьет веселье, которое он пытается скрыть за сдвинутыми бровями. Говорит Федор Силыч с акцентом, редко кому возражает, но уж если считает, что делать надо так, а не этак, переубедить его нелегко.

«Шо це такэ! — произносит он после того, как внимательно выслушает не в меру горячего оппонента. И, покачав головой, повторяет: — Шо це такэ, ни разумию!»

Петренко закончил высшее Военно-морское училище в Ленинграде и хотя к началу войны ему исполнилось двадцать четыре года, успел с лихвой хлебнуть соленого ветра, проходя службу на легендарной Балтике.

Нет, к тому времени он не стал «морским волком», но обязанности помощника командира подводной лодки знал и выполнял отменно. По вечерам он непременно рассказывал подчиненным о задании на завтра, аккуратно записывал и, можете быть уверены, делал все, чтобы это было выполнено.

Сейчас он идет чуть в сторонке, строго оглядывая строй: не сбился ли кто с ноги, достаточен ли взмах руки, и незаметно для себя начинает подпевать: «Не гулять эскадрам вражьим у берегов земли родной!»

До позднего вечера моряки находятся на заводе — одни в цехах, другие на стапелях, помогая рабочим изготовлять и устанавливать детали и узлы. Это уже инициатива командира строящейся подводной лодки капитан-лейтенанта В. Н. Хрулева. Он со всеми приветлив. Круглое, задорное лицо его то и дело светится улыбкой. На завод прибыл, когда экипаж в основном уже укомплектовали. Первое время присматривался к людям, проверял их в делах, больших и малых. С Кириллом Прохоровичем он быстро нашел общий язык. Старый мастер не подчинялся Хрулеву, у него свое, заводское начальство. Но уж так повелось, что со своими заботами он шел сперва к капитан-лейтенанту. При первой же встрече командир спросил Харитонова:

— От помощи-то не отказываетесь?

— Рады будем получить, — ответил с достоинством мастер.

И они обговорили, чем будут заниматься на заводе моряки. Ограничиться наблюдением за строительством — этого было мало. Чтобы лучше изучить корабль, следовало самим облазить его нутро, глухие закутки, вместе с рабочими монтировать бесчисленные трубопроводы, устанавливать сложное электрооборудование. Тысячами операций, и сложных, и простых, пришлось заниматься морякам, и они делали это охотно, понимая, что, помогая рабочим, лучше изучат устройство корабля, а потому и успешнее будут воевать.

Хрулев любовался сваренным корпусом лодки, который стоял на опорах, киль-блоках, толстых деревянных брусьях, сложенных один на другой, упорах и подставках, подпирающих днище и борта корабля.

Частенько командир строящейся лодки надевал брезентовую робу и по трапу спускался внутрь, где все еще бесновалось пламя огня, без конца что-то гнулось, подгонялось. Не оставляя без внимания ни один закуток, Хрулев не столько шел, сколько полз по тесному днищу. Он дотошно проверял качество сварки, вместе с рабочими и моряками устанавливал различные механизмы, если сомневался, то спрашивал мастера:

— Так ли делаем?

Харитонов хмурил брови: «Как же иначе, Виктор Николаевич».

— А так, Кирилл Прохорович, чтоб не было люфта, — вежливо отвечал командир, — видите гребной вал того…

— Не волнуйтесь, Виктор Николаевич, выправим, — быстро произносил Харитонов. — Вал мы еще не установили окончательно. Возни с ним будет много.

Экипаж военного корабля, будь то надводного или подводного, делится на боевые части. Сокращенно — «БЧ», «БЧ-1» — штурманская боевая часть, «БЧ-2» — артиллерийская, «БЧ-3» — торпедная, «БЧ-4» — связь и наблюдение, «БЧ-5» — электромеханическая. Есть еще службы — медицинская и интендантская.

Командир «БЧ-5» старший инженер-лейтенант Вячеслав Иванович Голубев целыми днями не знал покоя. Он вместе с Харитоновым следил за монтажом валопровода, соединяющего главный двигатель с гребным валом. Трудность заключалась в том, что валы предстояло установить так, чтобы оси у них оказались на одной прямой. Чуть отклонился — начинай заново. Малейшая неточность, даже на долю миллиметра, даст о себе знать на испытаниях, и Голубев, вооружившись мерительными инструментами, без конца колдовал у валов, прикидывая и так, и этак, что-то шептал.

— Опять ушли вправо, — недовольно говорил он.

— На сколько? — спрашивал Харитонов.

— На миллиметр.

Строитель судна с сердитым видом брал из рук Голубева измерительный инструмент и, убедившись, что тот прав, с досадой хмыкал и давал указания подвинуть вал чуть вправо. На глаз подача была совсем незаметна, и лишь световой луч добросовестно фиксировал ее.

— Стоп!

Кирилл Прохорович взглядом подзывал Голубева и спрашивал:

— Ну, как?

— В норме, — отвечал Голубев, бросив взгляд на инструмент.

— То-то же! — торжествовал Харитонов.

А пока он обращался либо к бригадиру Аркадию Афанасьеву, либо к главстаршине команды мотористов Ивану Панченко:

— Закрепляйте!

Главстаршина был строен как тополь. Любил «потравить», то есть поговорить больше, чем нужно, придумать побасенку, разыграть кого-нибудь, выкинуть номер, за что ему, впрочем, не раз попадало и от Хрулева, и от Голубева.

Федор Малых — коренаст, небольшого роста. Он из Сибири. Если сорвет резьбу или допустит другую оплошность, с досадой говорит: «Ях, язви тебя!» Случается, впрочем, это редко. Однако все подводные камни не обойдешь. Важно благополучно сняться с мели. И Малых все так же медленно начинает крутить гайку в обратную сторону. В подобную минуту Панченко смотрит на Федора хмуро, даже зло. Но вот наконец виток резьбы вошел правильно. Ключ опять медленно и плавно отправился по часовой стрелке. Брови главстаршины с каждым оборотом ключа раздвигаются все больше и больше, лицо светлеет.

Вообще-то монтаж системы валов обычно производился после того, как лодку спустят на воду. Но ждать моряки не хотели. Хрулев, Петренко и Голубев просили главного технолога и начальника производственного отдела по возможности вести сборку валопровода прямо на стапелях, и теперь помогали мастеру Харитонову, послав на важный участок самых опытных специалистов.

На смену сварщикам подоспели медники. Трюмные машинисты Иван Корчма и Николай Господченко ползали вдоль прокладываемых магистралей, где было много изгибов и приходилось извиваться ужами. Нелегка гимнастика, а делать нечего: следить за качеством надо.

Строительство лодки подходило к концу. На большой платформе лодку доставили в барокамеру и дали давление, чуть превышающее то, которое будет на предельной глубине.

Увидев, что испытание идет успешно, Харитонов радостно воскликнул.

— Выдержала, голубушка!

Потом корпус снова свезли на прежнее место и установили на стапеле.

…Голубев и Хрулев вдвоем снимали комнату в рабочем поселке. Возвращались домой обычно вместе, обсуждая по дороге завтрашние планы. Задача прежняя: чтобы весь личный состав продолжал кропотливо изучать устройство подводной лодки непосредственно в цехах, где изготовляются узлы, на монтажной площадке, где идет сборка корабля. Конечно, каждый краснофлотец, командир отделения закончил учебный отряд, многие ходили в автономные плавания. Знают устройство механизмов. Так-то оно, конечно, так. Но вот всякие там тонкости легче усвоить на заводе, когда на твоих глазах собираются узлы. Пощупай руками каждую гайку, каждый шплинт, посмотри, как изготовляются и устанавливаются детали, засучи и сам рукава, поработай вместе с опытным слесарем, токарем, сборщиком.

Завтра рабочие будут окончательно устанавливать вертикальные рули. И Голубев, посоветовавшись с Хрулевым, принимает решение — послать рулевых Казанцева, Овсянникова. Пусть понаблюдают, что к чему. Помогут, наконец, если в этом окажется необходимость. Каждый узел потрогают своими руками, поймут, что это такое.

— И трюмных надо непременно послать, — озабоченно произносит Хрулев. — Харитонов говорил — завтра начнет устанавливать шестиклапанную коробку осушения цистерн.

Голубеву хочется ответить коротким и четким «есть!», но что-то в эту минуту удерживает его от лаконичного военного языка. Чуть заметно мерцают на бледном небе звезды, журчит возле дороги ручей, в воздухе разлита влажная прохлада.

— Скорее бы на фронт, — тихо говорит Голубев.

Командир боевой части не рисуется. Идет война, однако он еще не нюхал пороху, не пришлось. Знает: повоевать успеет.

Голубев как-то обратился к командиру с просьбой об отправке на фронт. Тот и слушать не захотел, впервые повысил голос: