Александр Терещенко - Быт русского народа. Часть 3 Страница 6

Великое множество могильных холмов, известных под именем курганов, было видно в восточно-южной России до конца XVIII в. Там отрывали разные металлические вещи, деньги и вооружения, которые были положены вместе с покойниками в том предубеждении, что они пользуются ими на том свете[35].

В Литве часто находили в могилах не только высшего сословия, но и низшего, кости разных животных, оружия, украшения и напитки. В Новогрудском лесу нашли на одной могиле надгробный камень с этой надписью:

Тут Иван Семашко лежит,У ногах черная собака тужит,У головах фляжка горилки стоит,У руках острый меч держит.Го! го! го!Щож кому до того?[36].

Древние греки и римляне, не сжигавшие впоследствии тела покойников, отправляли посмертные обряды почти одинаково с евреями. Умерших обмывали теплой водою, выправляли телесные члены, сжимали глаза и рот. Это делали по большей части родственники из нежной любви к покойнику. Пенелопа, прощаясь со своим сыном Телемахом и супругом Улиссом, желала еще дожить того часа, в который бы сын ее закрыл глаза своим родителям:

Jlle meos oculos comprimat, ille tuos<Тот мне закроет очи, тот — тебе>.

Римлянка говорила своему сыну:

Nee te, tua funera, materProduxisse, pressive oculos, nee vulnera lavi<Да не приведут матерь твою на похороны твои,Да не закроет она тебе очей, не омоет ран>.

Тело натирали еще благовонными мазями. Потом надевали споднее платье; поверх него верхнее, большею частью белое; лицо покрывали тонким полотном, голову убирали цветами и венками и клали в передней комнате, ногами к дверям; в рот клали обол[37] для оплаты Харону за перевоз через реку Лету. Приходившие родственники и знакомые целовали в последний раз в губы. Прощальные расставания и цело вания находим у римских стихотворцев. У Вергилия:

Salve aeternum mihi maxime Palla,Aeternumque vale<Будь здорова вовек, моя милая Палла,И навек прощай>

У Тибулла:

Flebis et arsuro positum me, Delia, lecto,Tristibus et lacrymis oscula mixtis dabis<Оплачешь меня, положенного на сухое ложе, Делия,Дашь мне поцелуи, смешанные с печалью и слезами>

У Проперция:

Osculamque ingelidis ponet supreme labellis,Cum dabitur Syrio munere plenus onyx<A в последний час холодными устами поцелует,Когда принесут от сирийца в дар полный оникс [38] >.

Перед домом ставили, пока умерший находился в нем, сосуд с водою, которую омывались прикасавшиеся к покойнику, почитая себя оскверненными. Мертвый лежал несколько дней не погребенным. У римлян оставляли их семь дней, в продолжение коих обмывали теплой водою, чтобы возвратить его к жизни, и производили разные плачевные воззвания. Нанимали особых женщин — плакух, чтобы они рыдали над мертвым, и музыкантов, чтобы играли при несении тела.

В Афинах выносили тела на нарах до восхождения солнца, а в других местах Греции днем, с зажженными факелами, или везли на богатых колесницах, покрытых черной матернею. Родственники шли в печальных белых одеждах; знакомые и любопытные обоего пола сопровождали покойного до могилы. Его несли или везли лицом вверх; в могилу же клали лицом, обращенным на восток. Путь до могилы усыпали цветами, зелеными сучьями, травою; могилу посыпали цветами и обсаживали деревьями. Поминки сопровождались яйцами, хлебом, салатом и бобами[39]. Богатые ставили памятники мраморные или из обыкновенного камня по своей идее или своим чувствам; резали надписи на камнях, мраморных гробницах и медных досках с изображением барельефов, выражавших мысль о потере или горестное чувство, постигшее оплакивающих. Хоронили в городе и вне, в храмах и садах. Глубокую грусть выражали еще тем, что могилу окружали печальными деревьями: кипарисом и миртом.

Балтийские и мекленбургские венды складывали мертвые тела под каменными сводами или ставили гробы в землю и поверх могильной насыпи набрасывали круг камней, или вбивали в землю кол. Богемцы ставили на распутье дорог деревянные знаки и отправляли поминки, одевшись в шутовские платья и личины. Славяне киевские имели обыкновение зарывать в землю вместе с трупом плетенные из ремней лестницы; ближние умершего язвили свои лица, и закалывали на могиле любимого коня[40].

Предки наши, по принятии христианской веры, позаимствовали многие восточные обычаи в числе их обрядные действия погребения. Способ делания гробов, называвшихся у нас корсты, взят от греков[41].

По смерти кого-либо давали немедленно знать священнику, который приказывал звонить по душе покойника в колокол и потом сам являлся. До его прихода омывали тело теплой водою, надевали белое и чистое белье и клали посредине комнаты на стол, покрыв белым полотном и сложив руки на груди. Потом давали покойнику крестообразно в одну руку крест, а в другую свечу, и окружали его зажженными восковыми свечами; священник читал отходную молитву; присутствовавшие с зажженными в руках свечами молились и плакали.

Муромский князь Глеб, услыхав об убиении своего брата Бориса, излил горесть в набожном плаче: «Господи! Лучше бы мне умереть с братом, нежели жить одному на этом свете. Если бы я, брат мой, видел твое ангельское лицо; то пострадал бы с тобою. Но к чему я остался один? Где твои речи, которыми услаждал меня? О брать, мною любимой! Ныне, уже не услышу твоего кроткого наставления. Если можешь молиться за меня у Бога, то молись, чтобы и я принял подобную тебе участь. Мне было отрадно жить с тобой, а теперь остаюсь один — в этом обольстительном мире!»[42]

Тело оставляли непогребенным несколько дней; погребали до захождения солнца, чтобы оно было еще высоко и лучезарно: «то бо последнее видит солнце до общего Воскресения». Другие считали долгом погребать мертвых в самый день их кончины, и только за неимением гроба отлагали до следующего дня. Когда князь черниговский Давид (скончавш. в 1123 г.) был внесен в храм Бориса и Глеба с тем, чтобы предать его тело погребению в тот же день, тогда не был готов гроб, посему епископ Феоктист сказал: «Солнце заходит, оставим погребение до утра». Через несколько времени пришли люди и объявили епископу, что солнце не скрывается и стоит на одном месте. Феоктист восхвалил Бога; работники спешили обтесать камень, и как скоро вложили камень во гроб, солнце село[43]. Тело кн. Юрия, родного брата в. к. Иоанна III, пролежавшее в соборе архангельском четыре дня, противу обыкновения, не хотел предавать земле митроп. Филипп, потому только, что не в тот день погребен, когда помер, — однако, по приказанию великого князя, он похоронил его.

Над усопшим читали псалтырь, день и ночь. Родные и знакомые прощались с умершим, целую его в уста и руки. Нанимали еще женщин-плакух; курили ладаном, молились Богу о спасении души и о принятии ее в рай. При наступлении погребения, клали тело в деревянный окрашенный гроб или обрисованный изображениями святых, и отвозили на санях в церковь[44], где, по совершении за упокой, хоронили тут же около церкви, обыкновенно поутру. Богатых и знаменитых мужей погребали в церкви. Над умершим ставили деревянный крест и потом поминали кутьею; в нее ставили восковые зажженные свечи: две за упокой умерших, а три за сохранение здоровья живых. После раздавали милостыню нищим, бедным и изувеченным.

Кутью приготовляли из трех частей вареной пшеницы, четвертой — гороху, чечевицы и бобов; она подслащивалась медом и плодами. За панихиду по усопшему платили гривну серебра[45].

С мертвым клали домашние вещи и съестные припасы. Сербы и славяне, живущие в Лузации, клали в гроб оружие и разные вещи. Лузацкие венды клали на гроб топор. Более или менее, но продолжалось такое обыкновение до наших времен.

В XII в. встречаем уже обыкновение, что за покойниками вели княжеских лошадей и несли знамена над гробом. По привезении тела дорогобужского князя Владимира (в 1170 г.) в Вышгород игумен лавры Поликарп требовал у князя Давида, чтобы он дал ему воинов вести коней княжеских за гробом и держать над ним знамена. «Мертвым нет нужды ни в чести, ни в знаменах, — отвечал князь, — даю тебе только игуменов и священников»[46].

Некоторые иностранные писатели XVI в. свидетельствуют единогласно, что голову покойника обвивали полотном и хоронили на третий день без всякой пышности; в комнате курили ладаном, читали псалтырь; лобызали умершего в уста при восклицании: «Для чего оставляешь нас, о любезнейший! Разве не было тебе чего пить и есть? Ты покидаешь несчастную супругу! Признайся, что заставило тебя бросить прекрасную жену и милых детей?»… и тому подобные делали воззвания. Надевали на него новое платье и сапоги. Гробы делали сосновые как для бедных, так и богатых, которые, смотря по состоянию, оббивали материею внутри и снаружи. Писатели XVII в. говорят, что мертвых предавали земле до истечения суток; на покойника надевали новую рубаху, чулки, башмаки, похожие на туфли, и шапку; потом клали его во гроб. Знакомые, родные и семейство оплакивали беспритворно. Богатых оплакивали и в доме и на могиле особо нанимаемые ими женщины, одетые в белые одежды, с закрытыми покрывалами на голове. Эти женщины назывались плакальщицами; они вопили нараспев: «Тебе ли было оставлять белый свет? Разве не жаловал тебя царь? Не имел ты богатства и чести, супруги милой и добрых детей?» Ежели умирала жена, то говорили: «Разве ты не имела доброго мужа?» и т. п. Покойного носили на кладбище в присутствии родных и друзей; впереди несли образа, за ними шло духовенство, которое курило ладаном и пело. После погребения плакали на могиле жалобным голосом. Во гроб ставили в голове покойника кружку меду или пива и хлеб[47]. В продолжение сорока дней совершались поминовения. В конце шестой недели приходила на могилу вдова и несколько друзей; она приносила напитки и кушанье, и после слез со стоном ели, а остатки раздавали нищим. Так поступал простой народ и все недостаточные, но богатые и знатные особы поминали дома. Сверх этого поминовения производились еще ежегодные поминки.