Разгром линии Маннергейма - Сергей Степанов Страница 6

Герой Советского Союза старший лейтенант Н. Большаков

— Ну, как, помогает? — обращался Большаков к Чекрачеву, закуривая очередную папиросу.

— Помогает! — отвечал командир батальона и добавлял: — Давай еще!

Смуглое, худощавое, чисто выбритое лицо комбата было спокойно. Он отличался поразительной выдержкой, умением быстро и точно оценивать обстановку, мгновенно принимать правильные решения.

Не уступая Чекрачеву в хладнокровии, Большаков радовал товарищей теплой шуткой.

— Дам, дам огонька! — говорил командир дивизиона и потирал раскрасневшиеся руки. Перчаток он не носил, его согревал, какой говорил полушутя, полусерьезно, «неукротимый боевой азарт».

Командир 6-й роты младший лейтенант Поляков, находившийся на правом фланге, сообщил, что расположенная напротив долговременная огневая точка подает признаки жизни.

Белофинны обосновались на выгодном рубеже и простреливают местность впереди и с флангов. Пехотинцы пробовали подойти к точке, да пока ничего не вышло.

Комбат передал сообщение Большакову, тот подал команду на батареи. Над вражеским дотом стали вздыматься столбы земли и снега.

— Ну, как? — справился через несколько минут Большаков.

— Живет, подлая!

Мгновенная тень пробежала по лицу командира дивизиона.

— Живет! — повторил он. — Не пронимает, значит. А ну, попробуем другим способом.

И связист стал передавать приказ:

— Командиру батареи младшему лейтенанту Балякину. Выкатить одно орудие на опушку леса и вести огонь прямой наводкой.

Не теряя ни минуты, артиллеристы подвезли орудие на лошадях, потом потащили его на руках. Дьявольски трудное было дело. Снег — по пояс, дороги нет, на каждом шагу — пни, сучья, сваленные деревья. Но политрук Кострикин, старшина Соловьев, младший командир Сергеев и другие старались в поте лица и вскоре установили гаубицу.

Наводчик Биличенко прильнул к панораме.

— Готово!

— Огонь!

Грохнул выстрел. Из ствола орудия вырвалось пламя. На высоте «Огурец», где находился дот, взвихрился снег.

— Теперь подействует! — рассмеялся Большаков.

— Да, похоже! — улыбнулся и командир батальона.

Бруствер окопа начали лизать пули. Противник ожесточился. Наши артиллеристы несли ему гибель, и он стремился предотвратить ее.

Люди в окопах еще плотнее пригнулись к земле, но наблюдение не прекратилось.

— Смотри, смотри, перебегают! — крикнул Чекрачев Большакову.

Белофинны действительно группами выскакивали из дота и бросались влево, в ров. Крепко досталось им от «гостинцев» Большакова.

Комбат кинулся к телефону и приказал:

— В атаку!

Командир 6-й роты Поляков мгновенно передал приказ взводам. Политрук Алексеев крикнул:

— Вперед, за нашу Родину!

Почти одновременно бойцы услышали голос красноармейца Голубева:

— Бежим, ребята! Бей врага!

Отделения поднимаются и, поддержанные шквальным огнем пулеметчиков, мчатся вперед. Командир дивизиона переносит огонь артиллерии на следующий рубеж. Вот, натолкнувшись на огонь, роты залегли. Однако всем ясно, что врагу нанесен чувствительный удар и сопротивляются лишь жалкие остатки его. Чекрачев снова командует:

— Вперед! Вперед!

Идут танки. Они рвут проволочные заграждения. За танками бегут, увязая в снегу, бойцы. Враг не выдерживает, пускается наутек. Его накрывает огонь дивизиона старшего лейтенанта Большакова, бьют красные пехотинцы. Они врываются в белофинские траншеи, перескакивают через трупы вражеских солдат, через поваленные снарядами деревья и бегут вперед, вперед.

В тот день стрелковый батальон старшего лейтенанта Чекрачева, круша и уничтожая врага, прошел несколько километров. Потом — небольшой перерыв. Надо подтянуть артиллерию, чтобы ее огнем снова прокладывать пехоте путь вперед. Штаб батальона разместился в просторной финской землянке.

Иззябший и проголодавшийся Чекрачев приказывает принести обед.

Но короток отдых. Вернее, отдыха совсем нет. Уже получен приказ продолжать наступление. Проверив, все ли люди накормлены, Чекрачев созывает командиров и ставит перед каждым очередную боевую задачу. А старший лейтенант Большаков передвигает дивизион на новые позиции.

Герой Советского Союза полковник Д. Турбин

Артиллерия при прорыве переднего края обороны в районе Пуннус-ярви

Январь 1940 года. Мы стоим у озера Суванто-ярви. В последнее время наступили относительно спокойные дни. Изредка то здесь, то там завязывается артиллерийская перестрелка, и потом опять тишина на всем фронте.

— Товарищ майор, — спрашивают меня бойцы, — скоро начнем наступление? Скучно сидеть без дела.

Действительно, скучно. Не меньше их я стремился к большому делу, и в один из последних дней января написал командованию докладную записку, в которой просил при производстве прорыва оборонительной полосы поставить мой гаубичный полк на главном направлении.

30 января я был вызван в штаб корпуса.

— Ваша просьба удовлетворена, — сказал мне командир корпуса. — Прорыв намечается в районе озера Пуннус-ярви.

По приказанию комбрига я в тот же день выехал на рекогносцировку. Пробираясь вдоль озера к месту будущих наблюдательных пунктов и огневых позиций, я имел возможность разглядеть, что творится на противоположном берегу, занятом противником. Несколько огневых точек, замеченных мной, были тогда же занесены на карту, но это еще не указывало, где фактически проходит передний край обороны белофиннов.

Мои расспросы у командиров, занимавших этот участок, тоже ни к чему не привели. Мне говорили о проволоке в шесть кольев, находившейся на противоположном берегу, о рогатках, расставленных на озере, но все это я видел сам. Самое же главное — огневая система белофиннов была им также неизвестна.

Вот почему, выбрав в указанном мне районе наблюдательные пункты для себя и командиров дивизионов, я решил одновременно установить добавочные наблюдательные пункты по другую сторону озера в районе соседней дивизии у мыса Мюхкюрниеми и у сгоревшего хутора Мякеля. Оттуда прекрасно просматривался передний край обороны белофиннов и часть его глубины.

Почти в сумерки я закончил рекогносцировку. На карту нанесены будущие наблюдательные пункты командиров дивизионов, мой наблюдательный пункт и все то, что я успел заметить у противника. К этому же времени я имел грубую наметку будущего расположения огневых позиций. Теперь мне предстояла чрезвычайно серьезная задача — перебросить весь полк с озера Суванто-ярви к озеру Пуннус-ярви. А расстояние это для гаубиц не малое — 70 километров в большой мороз по сильно пересеченной местности вдоль фронта противника.

Марш в новое место расположения был совершен в течение следующей ночи. На подъемах бойцам приходилось буквально на себе вытягивать орудия. Несмотря на всю тяжесть перехода, он был совершен дисциплинированно и организованно. К утру 1 февраля мы уже находились на новых позициях.

Фронт есть фронт, здесь свои будничные заботы, здесь свой распорядок. Обязанность командира не только заботиться о выполнении поставленной ему задачи, но и о создании, я бы сказал, «жилищных условий» для своих бойцов. Приготовив в течение дня основные орудия к бою и закончив пристрелку, я одновременно позаботился о том, чтобы бойцы вырыли и замаскировали землянки, отогрелись перед боем.

Все, казалось, было уже у нас готово, когда прибыл приказ о том, что в силу сложившихся обстоятельств нам предстоит действовать на новом участке, там, где я еще раньше расположил