Во имя Науки! Убийства, пытки, шпионаж и многое другое - Сэм Кин Страница 67

Для мальчика, выросшего в Чикаго, Тед Качинский отличался странным сочетанием сверхчувствительности и сверхрациональности. Как-то летом отец Теда у себя во дворе поймал в деревянную клетку маленького кролика. Кролик не пострадал, но, когда брат Теда и другие мальчишки собрались на него поглазеть, кролик, естественно, начал дрожать. Для Теда это оказалось совершенно невыносимо. Прибежав на место событий, он немедленно начал кричать и требовать, чтобы отпустили зверька – отпустите кролика! И кричал до тех пор, пока отец не выполнил его требование.

В то же время Качинский мог быть логичен до жестокости. Однажды его брат Дэвид с приятелем раскладывали на траве карточки с изображениями бейсболистов, и приятель спросил Дэвида, кто из игроков ему больше всего нравится. Дэвид постеснялся признаться, что вообще не разбирается в бейсболе, поэтому посмотрел на карточки и пробормотал первое имя, какое попалось на глаза. На его счастье, приятелю тоже нравился именно этот игрок. В общем, безобидная детская выдумка. Но когда Дэвид пришел домой и сообщил Теду, кто у него теперь любимый бейсболист, старший брат принялся его пристрастно допрашивать. Когда ему начал нравиться этот игрок? За что он ему так нравится? Растерявшийся Дэвид ничего не мог ответить. «Я должен был знать, – позже вздыхал он, – что Тедди потребует объяснений. Любое мнение ‹…› должно быть обосновано». В другой раз Дэвид сказал Теду: «Нам повезло, у нас самые лучшие родители в мире». Брат одернул его: «Ты этого не можешь доказать».

Тем не менее Дэвид в известной степени боготворил Теда, который демонстрировал блестящие успехи в музыке и математике. Как сказал Дэвид позже, «я не мог решить, кем станет мой брат – новым Эйнштейном или новым Бахом».

Родители Теда были менее оптимистичны по поводу его будущего. Мальчик был со странностями. В детстве он отказывался обниматься, всегда морщился, когда кто-нибудь пытался обхватить его руками. Он не умел заводить друзей. Даже когда мать заманивала лимонадом и печеньем других детей, чтобы они поиграли вместе, Тед не проявлял к ним никакого интереса. Ситуация стала еще хуже после того, как он в пятом классе прошел тест на IQ. Он набрал 167 баллов, и директор школы предложил перевести его в класс на год старше. Родители не поняли, что, если вырвать маленького и застенчивого мальчика из привычной обстановки и пересадить к детям постарше, это может привести к его дополнительной изоляции, и согласились с рекомендацией директора.

Конечно, множество нелюдимов вырастают вполне здоровыми, дееспособными людьми. И у Качинского появилось несколько школьных друзей, он принимал участие в общественной жизни (в школьном оркестре играл на тромбоне). То есть не был законченным индивидуалистом. Но его родители, Теодор (Терк) и Ванда, очень переживали из-за его необщительности и даже поддразнивали, называя «слабаком», «недоразвитым» и «эмоционально неуравновешенным» из-за нежелания заводить знакомства или присоединиться к бойскаутам. Эти слова пугали Теда. Позже отец с матерью усугубили свою ошибку, позволив мальчику перешагнуть через класс. А поскольку Тед родился в мае, он оказался на два года младше большинства одноклассников[57].

Теодор Качинский, будущий Унабомбер, в молодости (слева). Семейное фото. Слева направо – Теодор, его отец Терк и брат Дэвид (с разрешения U.S. Marshals).

В возрасте пятнадцати лет Качинский стал студентом Гарварда. Событием можно было гордиться, но руководитель оркестра уговаривал Качинского-старшего не отправлять мальчика в университет. Учитель говорил, что Тед, каким бы умницей ни был, просто эмоционально не готов к давлению, которое оказывает высшая школа. Плохо и то, что Качинский никогда не впишется туда в социальном плане. Терк зарабатывал на жизнь изготовлением колбасы в лавке своего дяди на чикагской скотобазе – занятие, которое у типичного гарвардского студента, отпрыска банкира или сенатора, может вызвать только презрение. Учитель говорил, что расположенный неподалеку Оберлинский колледж, где, в частности, было сильное музыкальное направление, юноше подходит гораздо лучше. Терк его не услышал. Несмотря на непрестижную работу, он был гордым человеком, большим книголюбом и хотел для своего сына самого лучшего. А это Гарвард.

Честно говоря, отправляя Теда в Гарвард, родители не просто хотели гордиться своим сыном. Они думали намного шире. Они уже практически смирились с тем, что он не вписывается в обстановку средней школы. Как подтвердят все психологи, люди с IQ, соответствующим гениальности, часто испытывают трудности в общении со сверстниками, потому что их мозг работает иначе. (Тед отказывался играть с соседскими мальчишками отчасти потому, что считал их дебилами.) Но в Гарварде, полагали родители, сын наконец встретит людей своего уровня. Наконец он сможет завести друзей и начать нормальную жизнь.

Если бы… Декан факультета, исходя из лучших побуждений, разместил первокурсника Качинского в небольшом общежитии вместе со студентами, в чем-то с ним схожими, – с особо одаренными юношами из нетипичных для Гарварда семей. Теоретически сходное происхождение должно было помочь им быстрее подружиться. На практике же в общежитии собрались в основном такие же плохо адаптирующиеся к окружающим молодые люди, испытывающие проблемы с социализацией. Оно превратилось, как выразился один историк, в «гетто для зануд». Нет, кое-какие друзья у Качинского в университете появились, он не был совершенно одинок. Однако Гарвард был не более снисходителен к бедности, чем во времена Джона Уайта Вебстера, в середине 1800-х годов. Внешний вид имел значение – и неловкие манеры Качинского, и его поношенная одежда делали его лузером.

С Генри Мюрреем Качинский познакомился на втором курсе. В это время Мюррей объявил в кампусе курс по психологии, чтобы набрать студентов для своего исследования методов жестокого допроса. Разумеется, говорил он иначе. В объявлениях, которые он развесил, исследование обтекаемо представлялось как «возможность внести вклад в решение некоторых психологических проблем». Качинский не записывался на курс, поэтому непонятно, как они встретились с Мюрреем. Возможно, Качинский заметил объявление, просто проходя мимо, и вызвался сам, а может, Мюррей слышал про юного зануду и пригласил его. Во всяком случае, предварительное обследование представило Законника как наиболее отчужденного юношу из всей группы, что, видимо, заставило Мюррея не медлить.

Поскольку Качинскому в тот момент исполнилось лишь семнадцать, он считался несовершеннолетним, и Мюррей вынужден был написать его родителям в Чикаго и получить от них разрешение на привлечение сына к исследованию. Прискорбно, но Ванда Качинская не сообразила, на что именно