Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 2. С Юрием Гагариным Страница 7

Первым человеком, вспомнившим о курской загадке, был Ленин. Он сразу понял, как нужны, как дороги «горы железа» в центре России, рядом с донецким углем, рядом с промышленными районами.

1919 год. Банды и белые армии терзают страну. И в этот тяжелый год Ленин дал ученым задание в возможно короткий срок разгадать курскую загадку. Ленин сам пристально следил за их работой. Просил докладывать, беспокоить в любое время. Четыре года следил Ильич за работами, что велись под Курском. Было принято специальное постановление «О разведывании Курской магнитной аномалии». «Признать все работы, связанные с разведкой Курских магнитных аномалий, – говорилось в нем, – имеющими особо важное государственное значение».

Под Белгородом и Курском шли бои с Деникиным. Горела пшеница, дым застилал поля. И сквозь этот дым шли разведчики, посланные Лениным. Шли разведчики мирной жизни.

Вести из-под Курска в Москве ожидались с таким же нетерпением, как и с фронтов. И очень обрадовался Ильич, когда из глухого местечка под Щиграми пришло радостное сообщение: под землей – железо!

«Если так, не надо ли весной уже

1) провести там необходимые узкоколейки!

2) подготовить ближайшее торфяное болото (или болота!) к разработке для постановки там электрической станции!

Дело это надо вести сугубо энергично. Я очень боюсь, что без тройной проверки дело заснет», – писал Ленин.

Вплотную курскими делами занялись в тридцатых годах, когда страна оправилась от разрухи, когда начала расправлять плечи. Однако все богатства аномалии были открыты и по достоинству оценены только совсем недавно.

Экономисты, ученые, хозяйственники, подсчитав курские сокровища, еще раз изумились прозорливости Ленина.

На базе «Курской Магнитки» в самом сердце России вырастает сейчас могучая индустрия.

А нельзя ли разыскать тех, кто по заданию Ленина шел сквозь дым и разрывы с магнитной стрелкой, кто закладывал первую скважину на курских полях?

Много дней, используя любую возможность, колесил Николай по тихим степным городкам, звонил старым геологам и рудокопам, расспрашивал, наводил справки – никаких следов. Только в этом году в записной книжке появился заветный адрес.

…Едем в Старый Оскол. В чемодане маленькие подарки. Среди них один особого смысла: обломок красного камня из Лебедей…

У окна сидит человек, читает «Правду».

– Дмитрий Иванович Ширинский?

– Точно…

– Скважину под Щиграми помните?.. Это подарок от нынешних рудокопов.

Старик смотрит на красный камень, гладит его рукой.

– Спасибо, что не забыли…

Сорок лет буравил человек землю. Сорок лет искал дорогу к руде. И вот красный камень лежит на столе.

– Да, начинали мы в лихое время.

…В 1921 году по пыльной дороге к Щиграм шли двое. Семьдесят пеших верст отмахали два школьных учителя, пока увидели на горизонте белую щигровскую церковь. Шли потому, что прослышали: по заданию Ленина ищут железо.

– Молотка в руках не держали, значит? – спросил человек в замасленной куртке и серых от пыли сапогах. – Ну что ж, простыми рабочими возьмем. Согласны?

– Согласны, – сказали два учителя. – А правда ли, что сам Ленин интересуется?..

– Правда, – улыбнулся человек и поднял руку. – Будем знакомы. Я Губкин. Неделя, как от Ильича. Очень ждет и очень надеется на нашу работу.

Дмитрию Ивановичу не пришлось увидеть Ленина. Не видели его и остальные сто человек, разбившие лагерь на курских полях. Но забота этого человека чувствовалась всеми каждый день. Голод, разруха, бедствия. Но для курских разведчиков Ленин послал дорогие шведские станки с алмазными бурами. Велел купить новейшие инструменты – лишь бы скорее двигались работы под Курском.

Из сел приходили любопытные. Стояли целыми толпами у бурильных станков. Пришел однажды церковный дьякон, целый день ходил возле вышки. Через неделю пришел остриженный. «Берите на работу!.. А правда ли, спрашивает, что сам Ленин руководит?» – «Да, – говорю, – точно».

Весной двадцать второго года долото уперлось во что-то твердое. Руда! Люди плясали от радости: было чем обрадовать Ленина.

– А ведь и в самом деле очень обрадовался Ильич. Говорят, написал записку, чтобы немедля начать работы и чтобы дело вести сугубо энергично.

Последние слова Дмитрий Иванович произнес с особым ударением. Я вспоминаю, что и в книге на столе инженера эти слова были подчеркнуты красным карандашом.

Помолчали. Дмитрий Иванович подсел к Николаю.

– Ну, как там у вас? Рассказывайте.

Лебеди – это поэтичное название деревушки, которой уже нет. На ее месте огромная выемка. В большой эмалированный таз бросьте маковое зернышко – вот так же выглядит гигантский экскаватор на дне карьера.

Николай пришел сюда, когда вынуты были первые ковши земли, когда еще шли споры, как лучше брать – открытым способом или подземным. Боялись воды, боялись оползней крутых краев. Сами строители с трудом верили, что можно вычерпать гигантскую чашу, начерченную проектировщиками.

Сейчас Николай Рогатин – опытный, знающий инженер. Семьдесят молодых специалистов получили закалку в Лебедях. Тысячи инженерных задач пришлось решать людям на пути к красному камню. Двадцать пять миллионов кубов земли надо было вынуть и увезти, чтобы истомленные ожиданием люди могли бросить вверх шапки и закричать: «Руда!»

Двадцать пять миллионов кубов! Это два с половиной года непрерывной денной и нощной работы. Десятки мониторов размывали грунт, десятки экскаваторов, больших и малых, шагающих и ползающих, выгрызались в землю. Сотни автомашин день и ночь сновали по дороге, нагревали ее так, что зимой впору босиком ходит. Автомашины начинали свой путь и умирали, изнашивались на крутой дороге из карьера. Только люди росли, мужали, набирались опыта на этой беспримерной стройке. И вот идет руда. Все чаще звучит команда: «Сегодня взрыв!»

В такие дни замолкают экскаваторы, землесосы. Автомобили все до единого покидают карьер. Безмолвна и величественна гигантская ступенчатая яма. Слышно, как булькает вода в отливных трубах и часто стучит секундомер…

Взрыв!

Вздрагивает ковш экскаватора – убежище взрывников. Сверху падают камни и красная рудная пыль. Туманится теплая и влажная, вывернутая наизнанку преисподняя земли. Кажется – не динамитный, а первозданный дым идет из земной толщи.

Отсюда, из Лебедей, первая руда идет в металлургический Липецк. Отсюда взяли по камню на память все, кто два с лишним года вгрызался в землю. Три камня взял и положил рядом с ленинской книжкой инженер Николай Рогатин.

Снегири

– Если у лошади выдернуть из хвоста волос, можно сделать мировецкую петлю.

– Зачем?

– Неужели не знаете? – Ленька искренне удивился такому невежеству. – Да вы хоть снегирей-то видели?.. Идите сюда.

Ленька взял меня за рукав, повел вдоль плетня, заставил пригнуться. Почти на четвереньках проползли мы по снегу к старой груше. Возле пролома в плетне Ленька беззвучно зашевелил губами: «Глядите!»

Пятнадцать розовых птиц застыли на ветках. Не понять – то ли дремлют, не то прислушиваются… Согнули своей тяжестью заиндевелые ветки, черным глазом провожают красную зорю птицы. Если отвернуть у шапки уши, слышна тонкая, как перезвон люстры, снегириная песня.

– Слышишь? – шепчу Леньке.

Он тоже возится с шапкой, улыбается глазами:

– Слышу…

– Хотите подарю одного? – говорит Ленька, когда мы, вытряхнув из валенок снег, усаживаемся в сани.

– Это как же?

– Чудак человек. Да ведь, если выдернуть у лошади волос, мировецкая петля получится…

– Скажи-ка лучше, почему снегирей снегирями зовут? – спрашиваю я в свою очередь.

Леньке хочется угадать. Он ерзает на соломе, но в конце концов добродушно сознается:

– Не знаю.

– Понимаешь, вместе с зимой, с морозами, со снегом прилетают. Снег – снегирь…

Неожиданная простота отгадки приводит Леньку в восторг.

– Значит, бабушкин домовой это потому, что в доме… Пустырь… Богатырь, – бормочет Ленька. – Эх, забегу-ка я к Витьке! Уж я ему загадаю.

Ленька хватает портфель и, проваливаясь в сугробы, бежит к домику под камышовой крышей:

– Спасибо, что подвезли!

Поселок стоит у мельницы. Оттого, наверное, и название странное у поселка – Мельница. А речку зовут Ира. Запуталась в камышах эта речка, не знает, куда ей течь. То ищет дорогу пятью протоками, то вдруг остановится и стоит широким задумчивым плесом.

Возле поселка речка течет широким быстрым ключом. Только большим морозам под силу остановить речку возле поселка. В этом месте птичий крик и гвалт, плавают перья, белый пар идет от воды. К этим местам на брюхе подкрадываются из камышей лисицы.

Пять дней жил я в поселке. Каждое утро меня будил гусиный гогот: Ленька гнал стадо к воде. Вместе с ним всегда был приятель Витька Басианов. Я не удержался от улыбки, когда первый раз увидел их вместе. Сбитые набок шапки, черные расстегнутые пальтишки, красные галстуки – точь-в-точь снегири!