Александр Давыдов - Сербский мир Страница 7

В Сербии автономии аукнулись страшно. Косово отделилось, статус Воеводины под вопросом39, также большую остроту в последние годы приобретает вопрос Санджака, Рашкской области в южной Сербии40. В Санджаке живет большое количество славян-мусульман, питающих ирредентистские настроения. Там даже есть филиал СДА, мусульманской политической партии, и стратегическая трасса Санджак-Белград, строительство которой спонсирует Турция41. Кстати, Турция стремится максимально влиять на Балканы, поддерживая там исламские сообщества. Но это уже другая история.

В России вопрос с автономиями стал очень актуальным в начале 90-х, но об этом в другой главе.

Какой вывод мы можем сделать из вышеизложенного?

Концепция «славянской мышеловки», примененная в разных славянских государствах, сработала достаточно эффективно, заложив семена распада в само основание государств. При этом в СССР существовала более этатистская форма осуществления концепции, более жесткая и тоталитарная. Мы предполагаем, что вызвана эта вариация тем, что Россию некоей стае товарищей было необходимо удавить как только можно сильно, и тонко, а вот с сербами товарищи решили разобраться проще.

Благодаря тому, что нам удалось внедрить такие концепции, мы получили колоссальный опыт бытия в государстве-призраке, и мощнейшую эмпирическую базу для исследования диверсионных методов работы с государствами. Мы считаем, что такой опыт необходимо как можно серьезнее и глубже изучать, чтобы в будущем при восстановлении русского государства не попасть в ту же мышеловку.

9. Рождение кризиса

После смерти Тито ожидание распада СФРЮ было свойственно всем югославским руководителям. После смерти вождя федерализированные, по сути – конфедерализированные структуры, возглавляемые либо ветеранами с ветхими, не способными к политической мобилизации идеями в головах, либо этническими националистами, были утверждены к развалу. Экономика, вобравшая в себя немало кредитов благодаря Тито, оказывалась не готова к возвращению долгов, а движение Неприсоединения лишилось лидера. Первый звонок прозвучал скоро.

В 1981 году случился албанский этнический бунт в Косово. Характерно, что его подавила ЮНА, не дождавшаяся распоряжений правительства42. ЮНА была реальным сувереном и, собственно, конститутивным политическим актором.

В 1984 году в Сараево прошли зимние Олимпийские игры. Массивы зелени в городе и леса рядом называли в прессе «Зеленым коридором43». Злые языки говорили уже тогда, что «зеленый коридор» – это не лесной или природный коридор, а исламский. Вскоре он протянулся от Мостара и Бихача до южных границ Албании.

Отсчет к падению принято делать с 1986 года – в этом году сербская академия наук и искусств выпустила Меморандум44, в котором анализировалось неприглядное, тяжелое состояние югославской экономики и югославского общества. Меморандум был, однако, замечателен не внезапно резким, реальным анализом югославской общественной жизни, а формулированием задач сербского народа в сложившейся ситуации: подобный демарш при Тито был невозможен, во второй половине 80-х он вызвал сильный резонанс.

Началась «антибюрократическая революция». На волне ее поднялся вверх партийный функционер Слободан Милошевич45, а республики, составляющие СФРЮ, начали «национализироваться». Напомним, что реального суверена, структуры, конституционно возглавляющей СФРЮ, способной навязать свою волю национальным республикам, в Югославии просто не было. Даже министерство обороны, отвечавшее за работу единственной мощной общеюгославской структуры, не называлось министерством, но «Секретариатом по Союзной обороне».

Согласно воспоминаниям В. Кадиевича, последнего «секретаря по союзной обороне», Милошевич обладал весьма легким характером: он не стремился увидеть стратегическую картину реальности, и хотя был хорошим политическим тактиком, в случаях, кода ему указывали на опасность тех или иных его шагов, отвечал: «я счастливчик46».

Демократизация привела также и к росту сербского национального самосознания. Ставший руководителем Сербии в 1989 году Милошевич не мог избежать соблазна повысить свою популярность игрой на изуродованной его сопартийцами гусле сербского национализма.

Отметим, что будущий лидер Хорватии, Франьо Туджман, некогда был генералом югославской госбезопасности, но еще при Тито стал диссидентом, оппозиционным историком. Алия Изетбегович, будущий лидер боснийских мусульман, вообще не имел опыта работы в югославских политических структурах, он был юридическим консультантом и руководил предприятием. Изетбегович в целом представляет собой образец политика с мутной биографией: так, существуют противоречия относительно его участия во Второй Мировой войне, и относительно го жизни в послевоенной Югославии. Публичной и прозрачной фигурой он становится в 1983 году, в процессе судилища над «Молодыми мусульманами». Тем не менее, его публичность не добавляет ясности понимания характера этого политика, заставившего того отозвать подпись под «планом Кутильеро» о мирном разделе Боснии, и реальной географии его связей, включающей как деятелей западного мира, так и руководителей Ирана, Турции и даже генерала Дудаева47.

Сербам же «повезло» иметь национальным лидером в этот трудный час партийного функционера.

Возможно, в сербскую историю уже навсегда войдет Видовдан 1989 года – праздник 600-летия битвы на Косовом поле. В этот день на Косовом поле собралось более пятисот тысяч сербов (всего их около 10 миллионов). Перед огромным скоплением потомков павших на этом же месте воинов выступал Милошевич, призывая сербов к национальному единству.

Вспомним – у нас ведь тоже в эти годы шли многотысячные, чуть ли не миллионные демонстрации. Но звучали ли хоть на одной из них главными национальные лозунги? Даже в памятном 1993-м – нет. Они не были законными хозяевами умов людей, витая в воздухе, они пробивались к своему народу через немногих проснувшихся и стремившихся преодолеть угрюмую социальную тему в речах лидеров.

В конце 80-х югославское военное руководство начало формировать планы военной стабилизации государства: предполагались введение чрезвычайного положения, всеобщая мобилизация и заключение Югославии под жесткий военный контроль в целях обеспечения безопасности проводимых, политических реформ. Напомним: ЮНА была единственной, возможно, полноценной структурой, формировавшей югославскую идентичность, причем в форме, предполагающей активные действия, обусловленные идеологией. Поэтому руководство ЮНА было менее аморфным и «национализированным», чем руководство самой конфедерации. И несовпадение видения реальности военной и политической элитами страны привело к печальным результатам.

В силу ряда объективных причин большой силой в СФРЮ обладало сербское руководство. Велько Кадиевич, «министр» обороны, был по национальности серб, хоть и «полукровный»: его мать была хорваткой. Потому последний руководитель Секретариата стремился к максимально плотному сотрудничеству с Милошевичем. Армия в ситуации высокой опасности распада государства не может действовать без поддержки тех или иных политических кругов, по крайней мере в том государстве, каким была Югославия: как и всякая иная армия социалистического государства, ЮНА была сильно политизирована, что создавало серьезные препятствия для самостоятельных действий. Ко всему прочему, в отличие латиноамериканских государств, Югославия происходившим в ней определяла в большой степени ситуацию в западной Европе, и голый военный переворот мог вызвать активное иностранное вмешательство.

Поэтому Кадиевич весной 1991 года едет в Москву на встречу с министром обороны СССР М. Язовым. Целью Кадиевича было обеспечение поддержки СССР в случае военного переворота в СФРЮ, гарантии невмешательства иностранных государств в процесс внутренней стабилизации. И Кадиевич, и Язов начали военную карьеру еще во время войны, и между ними были наработанные, дружеские рабочие отношения. Тем не менее, визит не завершился успехом: Язов сказал, что в СССР тоже очень тяжелая ситуация, и сложно сказать, как будет развиваться реальность. Стоит отметить, что Кадиевич также стремился встретиться с Горбачевым, но тот в резкой форме отказался от диалога.

Ощущения той весны были тяжелыми.

Дело было и в том, что Кадиевичу не удалось добиться понимания Милошевича. В 1990-м году С. Милошевич и Б. Йович вызвали руководство ЮНА и показали им карту будущей «Югославии», до странности напоминавшую контуры «Великой Сербии», описанные еще И. Гарашаниным в середине 19 века48. Милошевич спрашивал о готовности ЮНА обеспечить создание «малой Югославии», включавшей в себя Книнскую Краину, Боснию и Македонию – в плюс к Сербии и Черногории.