Александр Куницын - Служат уральцы Отчизне Страница 7

…Вернувшимся в Союз десантникам на торжественном построении были вручены памятные подарки от министра обороны СССР — часы Челябинского часового завода. Еще одна ниточка, протянувшаяся между знаменитым полком и нашим краем.

(Челябинский рабочий, 1989, 16 февраля.)

Иван Гавриленко

«Я ТЕБЕ НЕ СМОГУ РАССКАЗАТЬ ПРО КАБУЛ»

Колонна возвращалась в город «с реализации разведданных» — так это называлось на военном языке. Вдруг из зарослей, что на той стороне сильно обмелевшей реки, раздались выстрелы. Машины двигались походным строем, и времени, чтобы принять боевой порядок, у подразделения не осталось. Сергей одним из первых скатился с бронетранспортера и открыл автоматный огонь. Заслышав стрельбу, справа и слева от него залегли товарищи — огонь стал плотнее. Правда, напрасно было ожидать, чтобы там, за рекой в зарослях, мелькнула чалма или темный халат — «духи» очень осторожны. Пришлось ориентироваться лишь на шевеление камышовых метелок да по звукам выстрелов.

Дружный огонь взвода на какое-то время сковал противника. Это помогло занять боевой порядок все еще подходившим машинам. Вскоре Сергей услышал голос командира, подающего команду огневикам. В это время разорвалась мина. Сергея бросило на камни, осколками которых посекло лицо. Но он все же услышал, как били по камышу наши — тугие волны воздуха перекатывались над позицией. Уже в госпитале узнал, что бой его товарищи выиграли, захватили несколько минометов противника, часть нападающих сдалась в плен.

За воинское мастерство, самообладание и умелые действия в том бою его самого, Сергея Товпеко, наградили орденом Красной Звезды.

Мы беседовали с Сергеем в парке неподалеку от агрономического корпуса Оренбургского сельхозинститута, где Сергей учится, на скамейке напротив Вечного огня, в память тех, кто пал за Родину в Великую Отечественную войну. Как раз в это время к памятнику учительница привела первоклашек. Она следила за тем, чтобы во всем соблюдался порядок, а ребятишки необычайно серьезно относились к происходящему. Вот, глядя на них, Сергей и продолжил рассказ.

К месту, где дислоцировалась часть, с двух сторон подступала пустыня. А старую крепость, которую занимал первый батальон, и вовсе заносило песком. Воду брали из пробуренных скважин. Ее хлорировали, а потом отстаивали в металлических емкостях. И когда Сергей пил эту противно-теплую воду, он вспоминал родники Оренбуржья.

Сергей — уроженец бугурусланского Аксакова, принадлежавшего некогда деду знаменитого писателя. И места там действительно дивные. С тучным черноземом, прохладой дубовых перелесков и запахом трав, выкошенных меж берез. Поэтому Сергей с детства готовил себя к жизни именно здесь, на селе. Еще в школе освоил водительское дело, работал механизатором. А потом решил связать свою судьбу с работой на земле — стать агрономом. Представлялось это ему, может, несколько по-детски: вот он умается, отправляя на массив посевной агрегат или комбайн на обмолот, а потом, смахнув пот, отойдет к роднику и припадет к ледяной струе…

— Они мне и там, в Афганистане, снились — наши родники…

Однажды боевые машины, среди которых был и его, Сергея, бронетранспортер, остановились у поспевающей пшеницы. Ребята уже привыкли к афганским видам: рощицы миндаля и алычи, мандариновые деревца или крохотные хорошо ухоженные виноградники. А на этот раз колонна остановилась у кооперативного поля, размерами мало чем уступающего нашему колхозному. Сергей спрыгнул с брони и замер. На краю пшеничного участка стояла такая знакомая «Нива», а чуть дальше — сразу три трактора «Беларусь». Сергей подошел к комбайну и похлопал по горячему металлу, как по плечу друга. Хозяева поля, бородатые афганцы, молча смотрели на него…

Рассказывая об этом, Сергей оживился, глаза его повеселели. А потом вдруг замкнулся. Я уже знал об этих затяжных паузах в разговорах с «афганцами». Отчего они? Оттого, что не хватает слов и умения рассказать о том, что пережито там, в огне, на грани жизни и смерти? Или, может, испытанное столь ужасно, что человеческая душа противится, не хочет возвращаться к пережитому даже в воспоминаниях.

А Сергей вдруг сообщает, что, участвуя в «реализации», предпочитал находиться сверху, а не внутри бронетранспортера.

— Но ведь так опаснее? Любая пуля, даже случайная, может «достать»…

— А в бэтээре лучше, когда наскочишь на мину? Я задыхался под броней. Только представлю, как корежит и рвет металл… Нет уж, лучше наверху!

И я снова смотрел на его иссеченные каменной крошкой щеки, на большие рабочие руки, знавшие рычаги трактора и тяжесть автомата. И хотя был вдвое старше его, иногда чувствовал себя перед ним в чем-то младенцем. Он был там, он вынес из-под огня такое знание о собственной душе, какого у меня о своей не было. Впрочем, делиться этим знанием собеседник не спешил. Характерна, например, такая деталь: поступая в институт, Товпеко умолчал о своем участии в афганской войне — сокурсники узнали о его боевом прошлом лишь от работников военкомата, пришедших в вуз, чтобы вручить Сергею еще одну награду — медаль «За боевые заслуги».

— Сергей, ну почему же ты все-таки скрыл? Другие, бывает, идут на заведомую ложь, выдают себя за «афганцев». Чтобы блеска прибавить собственной личности.

— Почему, почему?.. — рассердился Сергей. — Так!..

Теперь я думаю, не оттого только, что прошедшие ад боев ребята в чем-то пока не разобрались, а оттого прежде всего, что и все наше общество в целом еще далеко не единодушно в оценке такого сложного и противоречивого явления, каким оказалась для страны девятилетняя война в Афганистане. Вспомним, какая дискуссия разгорелась на одном из заседаний Первого Съезда народных депутатов СССР. Вот всего лишь несколько выдержек из нее.

Депутат С. Червонопиский: — До слез обидно, что тем, кто вне всякой очереди шел под душманские пули, на итальянские мины, под американские «стингеры», приходится порой слышать из уст бюрократов от партии, советских, комсомольских и других органов уже ставшую почти крылатой фразу: «Я вас в Афганистан не посылал».

Депутат П. Шетько: — То, что сегодня Сергей рассказал здесь с трибуны, я подтверждаю. Эта фраза, которая звучит и по сей день от бюрократа: «Я вас в Афганистан не посылал» — пожалуй, она и будет звучать. А как же иначе? И то, что у нас сегодня мелькает в газетах, нам не дает покоя. Это и стихи Евтушенко «Колдунчик», «Афганский муравей» и другие. Мы, воины-интернационалисты, требуем всесторонней оценки ввода войск в Афганистан. Мы знаем правду об Афганистане и хотим, чтобы вы ее знали.

Из обращения в президиум Съезда от группы офицеров-афганцев, зачитанного депутатом С. Червонописким:

«Убедительно просим дать с трибуны съезда разъяснения народным депутатам, на каком основании или по чьему поручению народный депутат СССР Сахаров дал интервью журналистам канадской газеты «Оттава ситидзен» о том, что будто в Афганистане советские летчики расстреливали попавших в окружение своих же советских солдат, чтобы они не смогли сдаться в плен».

Депутат А. Сахаров: — Я выступал против введения советских войск в Афганистан и за это был сослан в Горький (шум в зале). Именно это послужило главной причиной, и я горжусь этим, я горжусь этой ссылкой в Горький, как наградой, которую я получил… Это первое, что я хотел сказать. А второе… Тема интервью была вовсе не та, я это уже разъяснил в «Комсомольской правде»… Отвечая на этот вопрос, я упомянул о тех сообщениях, которые были мне известны по передачам иностранного радио, — о фактах расстрелов (шум в зале), «с целью, — как написано в том письме, которое я получил, — с целью избежать пленения». Эти слова — «исключение пленения» — это приговор для тех, кто мне писал, это приговор чисто стилистический, переписанный из секретных приказов. Сейчас этот вопрос расследуется.

Что после этих слов началось в зале Съезда народных депутатов СССР — общеизвестно. Один за другим выступили депутаты: преподаватель СПТУ из Витебска В. Якушин, советник Председателя Верховного Совета СССР маршал С. Ахромеев, бригадирша совхоза «Пионер» из Владимирской области Г. Кравченко, директор пензенского совхоза «Елизаветинский» Н. Поликарпов.

Наконец на трибуну поднялась учительница из города Газалкента Т. Казакова. Вот ее слова:

— Товарищ академик! Вы своим одним поступком перечеркнули всю свою деятельность. Вы принесли оскорбление всей армии, всему народу, всем нашим павшим, которые отдали свою жизнь. И я приношу всеобщее презрение вам. Стыдно должно быть!..

На этой драматической ноте я пока и закончу цитирование стенограммы. Тяжело воспринимаются обвинения, брошенные в адрес академика. Не менее тяжело ложатся на душу его иные ответы. Хорошо, что, знакомясь со стенограммой, я уже имел знакомство с семьей Александровых из старинного оренбургского села Изобильного, сын которых — Вячеслав Александрович — погиб на одном из горных перевалов Афганистана. О его судьбе и судьбе его близких и пойдет дальше речь.