Вячеслав Никонов - Крушение России. 1917 Страница 8

В рамках чисто академической «оптимистической» и элитистской парадигмы находится все больше места мнениям о большой роли заговоров части верхов. «Февральскую и Октябрьскую революции спровоцировали, прежде всего, страдания и ожесточение народа от страшной войны, не ставшей действительно народной, – подчеркивает заместитель директора Института российской истории РАН В.М. Лавров. – Одновременно имелась и такая причина, которую можно назвать изменой высшего генералитета и ряда известных политиков (прежде всего Гучкова), вошедших вскоре во Временное правительство. Дворцовый переворот или заговор не только готовился, а осуществился, по меньшей мере, в том, что генералитет во главе с начальником Генерального штаба Алексеевым поддержал революцию»[65]. Серьезность таких заговоров подтверждается в ряде последних конкретно-исторических исследований[66].

Продолжается и линия авторов сборников «Вехи» и «Из глубины», связывающая революцию с интеллигентским максимализмом. Эти мнения высказывают современные философы, например, Борис Капустин, пишущий об «авангардистском синдроме», который «всякий раз выражался в стремлении просвещенного меньшинства скорректировать сложившуюся дискурсивную практику посредством разоблачения коварных властолюбивых мошенников (или даже их физического устранения, как это делали якобинцы) и наставления на путь истинный обманутых простаков, они же – несчастное и страдающее большинство»[67]. Их разделяют и историки, изучающие феномен русской интеллигенции: «Так или иначе, именно интеллигенция была идеологом, вдохновителем и организатором всех крупных революций в истории»[68].

Наконец, последнее, по порядку, но не по значению. В современной России вышло замечательное множество замечательных конкретно-исторических работ, которые по своему качеству, пониманию проблем и российской специфики, погружению в источники заметно превосходят современные исследования зарубежных историков русской революции. Можно назвать десятки и сотни книг и статей маститых и молодых отечественных аналитиков, которые очень глубоко и всесторонне рассмотрели события и процессы начала ХХ века и революционной эпохи: экономическое развитие, социальная структура, система власти в центре и на местах, положение окраин и национальных меньшинств, состояние гражданского общества, положение отдельных социальных слоев, религиозные проблемы, ментальность, армия, Первая мировая война, персоналии и многое другое. Даже одно перечисление авторов займет слишком много места. Подняты огромные архивные пласты, публикуются документы и воспоминания, ранее не издававшиеся, переиздается в массовом порядке эмигрантская литература всех направлений. Серьезно работали историки тех стран, которые раньше входили в состав Российской империи. По ходу изложения я назову многих из этих авторов и их работы, буду на них ссылаться, соглашаться или не соглашаться.

К пятилетию революции 1917 года видный эсер Марк Вишняк написал статью, к которой бросил вызов всем будущим исследователям: «Мы, современники, заранее опротестовываем действия будущего историка, который неминуемо захочет привнести от себя смысл и разум в весь хаос и нелепицу наших дней. Мы заранее оспариваем будущую легенду…»[69]. Что ж, возможно, современный историк много упустит. Однако, как справедливо замечал классик политологии Карл Поппер, «не может быть истории “прошлого в том виде, как оно действительно имело место”, возможны только исторические интерпретации, и ни одна из них не является окончательной. Каждое поколение имеет право по-своему интерпретировать историю, но не только имеет право, а в каком-то смысле и обязано это делать, чтобы удовлетворить свои насущные потребности»[70].

У нас есть преимущество по сравнению с очевидцами – преимущество дистанции. Издалека можно гораздо больше увидеть. Конечно, во всем, что касается деталей событий, мы полагаемся на их непосредственных участников и составленные ими документы. Но для обобщений у нас оснований больше. Более того, огромное количество новейших конкретных исследований дают основания для нового качества обобщения.

Я не буду априори отвергать ничего из уже написанного или сказанного о революции. Постараюсь проверить все основные версии, оценить правоту «пессимистов» и «оптимистов». Измерить степень объективного и субъективного, спонтанного и рукотворного, элитного и массового, бескровного и насильственного.

Глава 1

Россия. Страна и социум

Я далек от восхищения всем, что я вижу вокруг себя; как писатель, я огорчен, как человек с предрассудками, я оскорблен; но клянусь вам честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, ни иметь другой истории, чем история наших предков, как ее послал нам Бог.

В начале ХХ века Россия не была сверхдержавой. Но она, безусловно, была одной из великих держав. У нее была очень нелегкая судьба. Россию выстрадали столетия народных усилий и жертв. Как подсчитал в год вступления на престол Николая II профессор Николаевской академии Генерального штаба и военный историк генерал-майор Николай Сухотин, «с XIV века, с которого можно считать начало возрождения русского государства, и до наших дней, в течение 525 лет (1368–1893 гг.) Россия провела в войнах 353 года, т. е. две трети всей жизни, в том числе во внешней войне 305 лет (считая войну на Кавказе – 329 лет…)»[71]. Только за четыре века, предшествовавшие революции, страна воевала 167 раз, чаще, чем кто бы то ни было. Причины были разные, но чаще – давали отпор тем, кто привык или пытался разговаривать с ней с позиции силы.

Российская империя была самым крупным государством на планете. Его площадь превышала 22,4 млн квадратных километров – от западных пределов Царства Польского и Финляндии – до Чукотки, от Северного ледовитого океана – до Памира (площадь современной Российской Федерации – около 17 млн квадратных километров). Протяженность страны с севера на юг составляла 4675,9 километра, с востока на запад – 10732,3. Общая длина границ измерялась в 69245 км, из которых на долю сухопутных границ приходилось 19941,5 км[72].

Точная численность населения страны к началу Первой мировой войны неизвестна, первая и последняя дореволюционная перепись прошла в 1897 году и дала цифру 128,2 млн человек. После этого население стремительно росло. Правительственный справочник за 1914 год на основе данных Центрального статистического комитета Министерства внутренних дел (МВД), который производил учет населения, в основном путем расчета данных о рождаемости и смертности, представлявшихся губернскими статистическими комитетами, приводил цифру в 178,4 млн человек; статистическое издание съездов представителей промышленности и торговли – 171,3 млн без учета Финляндии[73]. Ленин пользовался немецкими данными – 169,4 млн жителей. Управление главного врачебного инспектора МВД давало оценочную цифру в диапазоне от 166,7 до 174 млн человек без учета Финляндии[74]. В любом случае, больше людей жило тогда только в Китае и Индии. Для сравнения, сегодняшняя Россия с населением в 142 млн человек занимает по его численности десятое место в мире.

В начале ХХ века наша страна стояла на одном из первых мест в мире по уровню рождаемости, почти половина ее обитателей была моложе двадцати лет[75]. Естественный прирост населения (процент превышения количества родившихся над количеством умерших) в 1908–1913 годах составил 15,6 %, выше, чем в Германии (13,0), Франции (0,9), Великобритании (10,8). Только за первые двадцать лет правления Николая II количество жителей Российской империи выросло более чем на 50 миллионов человек. Впрочем, высокий прирост населения был тогда характерен для многих неурбанизированных традиционных обществ, от России по этому показателю не отставали, скажем, Болгария, Румыния, Аргентина или Австралия[76]. Сохранялись традиции больших семей в наших деревнях, весьма сильны были устои брака, освященные церковью. По сведениям Питирима Сорокина, среди православного населения Европейской России ко времени революции на 1000 браков приходилось порядка 2,5 разводов, то есть один развод на 400 браков (уже в 1920–1922 годах этот показатель достигнет 1 развода на 11,7 браков, то есть количество разводов увеличится на три с половиной порядка)[77]. Великий ученый Дмитрий Менделеев в начале ХХ столетия предсказывал, что к 2050 году численность населения составит 800 миллионов человек. По «среднему» варианту последнего прогноза ООН, население Российской Федерации к середине ХХ! века не превысит 100 млн человек)[78].

Россия восстановила статус политической великой державы, утраченный ненадолго в результате Крымской войны, военную мощь, систему европейских альянсов, заявила о своих претензиях на сферы влияния по всему Евразийскому материку. Идея избранности Святой Руси, маргинальная в интеллигентской традиции, была сильна в народном сознании, составляла идеологический фундамент, который скреплял общество и власть, давал им смысл существования и основу для духовного самоуважения.