Марк Олшейкер - Как определить серийного убийцу. Из опыта сотрудника ФБР Страница 8

Мое первое столкновение с законом случилось, когда мы с приятелем по братству пригласили двух шикарных девиц, которых встретили возле дома для незамужних матерей. Они выглядели явно старше своего возраста. Мы остановились у бара, и я пошел покупать упаковку с шестью бутылками пива.

– Ну-ка, покажи ксиву! – потребовал бармен, и я показал фальшивую, но отлично сделанную карточку «Селектив сервис» (Специальное ведомство, созданное в 1940 г. с целью Призыва американцев на военную службу. Распущено администрацией Р. Никсона в начале 70-х гг. – Прим. Ред.). По своему опыту вышибалы я знал, каких ошибок и подвохов следовало опасаться при предъявлении фальшивых документов.

– Из Бруклина, да? – буркнул бармен, посмотрев на карточку. – Вы, бруклинцы, все там сукины дети.

Я что-то хмыкнул, все головы в баре повернулись в нашу сторону, и я понял, что у нас много свидетелей. На улице я повернул к стоянке и, попивая пивко, мы покатили дальше. Внезапно раздалась полицейская сирена.

– Вон из машины! – приказал остановивший нас коп.

Мы вылезли, и он принялся нас обыскивать. Даже тогда я понимал, что это незаконно, но рта не раскрывал и помалкивал. Когда полицейский наклонялся, передо мной маячили рукоятка револьвера и полицейская дубинка. И на мгновение в голове мелькнула шальная мысль: схватить дубинку, огреть копа по голове, забрать револьвер и удрать. К счастью, я не поддался соблазну. Но понимая, что очередь вот вот дойдет до меня, потихоньку вытащил карточку из бумажника и пихнул в трусы. Нас всех четверых отвезли в участок и развели по кабинетам. И я изрядно трясся от страха, полагая, что снова начнут обыскивать.

– Скажи-ка, сынок, – обратился ко мне другой полицейский, – у тебя в баре спрашивали документы? Если нет, придется туда подъехать. С тем барменом у нас уже были проблемы.

– Там, откуда я приехал, мы не привыкли стучать на людей. С детства не приучены! – Я играл Джорджа Рафта, а сам думал: «Конечно, он спрашивал документы, и я показал фальшивую карточку». Тем временем липовая ксива соскользнула вниз и колола причинное место. Я понятия не имел, собираются ли нас для обыска раздевать, но постоянно помнил, что здесь у них, на границе, бог знает что на уме. Я быстро оценил положение и прикинулся больным: мол, скрутило живот – хочу в туалет.

Меня отпустили одного, без провожатого, но я вдоволь насмотрелся всяких фильмов и, войдя в дверь и взглянув на зеркало, испугался, что полицейские наблюдают за мной с его обратной стороны. Поэтому прижался к боковой стене и, запустив пятерню в штаны, выудил карточку. Согнулся над раковиной: если смотрят, пусть думают, что меня рвет. Заскочил в кабинку и спустил карточку «Селектив сервис» в унитаз. Из туалета я выходил намного увереннее. Все дело кончилось штрафом в сорок долларов и испытательным сроком. Другое столкновение с бозменской полицией произошло, когда я учился на втором курсе, и было серьезнее первого.

С тремя приятелями мы собрались на родео: двумя, как и я, с Востока, третьим – местным, из Монтаны. Поехали на «студебекере» 62-го года выпуска и опять прихватили в машину пивка. За рулем был малый из Бостона, я – справа, на переднем сиденье, а между нами устроился местный. Снег сыпал, точно небо прорвало. Короче, мы проскочили запрещающий знак и – можете представить – тут же напоролись на копа. В Монтане они меня просто преследовали. Обычно жалуются: когда полицейский нужен, его не дозовешься. Где-нибудь, может, и так.

Но только не в Монтане в 1965 году.

И этот придурок, мой приятель по братству, – я даже не сразу поверил, – вздумал не останавливаться! И полетел дальше с преследующим копом на хвосте.

Каждый раз, как мы сворачивали за угол и на секунду-другую исчезали с глаз полицейского, я швырял банки с пивом из машины. «Студебекер» несся вперед, и мы уже были недалеко от дома. И тут – бум-бум-бум – мы угодили в дорожную ловушку: полицейский, должно быть, сообщил по рации, что преследует нарушителей. Придурок-водитель стал объезжать ловушку справа по чьему-то газону, а я все время кричал:

– Остановись! Выпусти меня из машины!

Но он упрямо жал на газ. Автомобиль заносило – снег валил все сильнее. Позади нас выли сирены. Впереди показался перекресток, приятель затормозил, нас развернуло на 360 градусов, дверцы распахнулись, и меня выкинуло наружу. Зацепило дверью и еще какое-то время волочило задом по дороге.

Кто-то крикнул:

– Смываемся!

И мы побежали – все в разные стороны. Я оказался в переулке и, заметив у тротуара грузовичок-пикап, залез внутрь. Черную шляпу я выбросил на бегу. На мне была двусторонняя куртка, и для маскировки я вывернул ее наизнанку. А сам трясся, боясь взглянуть в запотевшее стекло. И все время думал: «Меня заметят, черт возьми, меня сейчас заметят». И еще я боялся, что с минуты на минуту вернутся хозяева грузовичка. Здесь, на границе, должно быть, у всех под рукой оружие. Наконец, решившись, я расчистил на запотевшем стекле крохотный кружок и выглянул наружу. У брошенной нами машины суетились полицейские: сверкали мигалки, рвались с поводков служебные собаки – короче, происходило все, что положено. И вдруг все они двинулись по переулку – фонари осветили пикап. Я чуть не обмочил штаны. Но меня не нашли – представьте себе, прошли мимо!

Я проскользнул в школу – там уже знали о происшедшем. Оказалось, что и оба парня с Востока сумели удрать, а местный, из Монтаны, попался. Его вывернули наизнанку, и он назвал имена. Когда за нами пришли, я заявил, что не сидел за рулем, что сам испугался и умолял товарища остановиться. Водителя из Бостона упекли в тюрьму и засадили на хлеб и воду в камеру даже без кровати, с одним матрасом, а мне опять невероятно повезло: я схлопотал штраф в сорок долларов и новый испытательный срок.

Но полицейские сообщили в школу и известили родителей, которые изрядно струхнули. Моя успеваемость лучше не стала – я скатился на одни тройки, а декламацию просто провалил, потому что ни разу не появился в классе – считал, что устная речь – мой дар божий. И я ничего не делал, чтобы выбраться из этого болота. К концу второго курса стало ясно, что мое приключение на диком Западе подходит к концу.

Может показаться, что от того периода у меня остались одни дурные воспоминания: жизнь состояла из неудач и срывов. В то время я и сам так думал. Вернувшись из колледжа домой, я не знал, куда спрятаться от глаз огорченных родителей. Особенно расстраивалась мать – она понимала, что ветеринаром мне не бывать. А я всякий раз, когда не знал куда себя деть, вспоминал о своих мускулах. Летом 1965, года нанялся телохранителем, а когда приблизилась осень и я не вернулся в школу, устроился в клуб «Холиди инн». Вскоре после этого я познакомился с официанткой из коктейль-бара Сэнди – привлекательной молодой женщиной с маленьким сыном – и сразу почувствовал, что схожу по ней с ума. Работа привела меня в хорошую спортивную форму, и, кажется, я ей тоже понравился. Она же выглядела сногсшибательно в своем маленьком платье для коктейля. В то время я жил с родителями. Сэнди постоянно звонила, и это злило отца:

– Кто это трезвонит тебе денно и нощно? – ворчал он. – И там без умолку плачет ребенок.

Пока я жил у родителей, шансов для встреч было мало. Но Сэнди сказала, что тот, кто работает в гостинице, может по дешевке снять незабронированный номер. Так однажды мы оказались с ней в комнате вдвоем.

Рано утром внезапно зазвонил телефон.

– Нет, нет! Я не хочу с ним разговаривать! – закричала в трубку Сэнди.

– Кто это был? – спросил я, едва разлепив веки.

– Портье. Сказал, что пришел мой муж и поднимается в номер.

Сон слетел с меня в одну секунду.

– Твой муж? Ты мне не говорила, что до сих пор замужем!

– Но и не говорила, что разведена, – возразила Сэнди и принялась объяснять, что они давно расстались.

Хорошенькое дельце, думал я, а по коридору уже грохотали шаги этого ненормального.

Он забарабанил в дверь:

– Сэнди, открывай! Я знаю, что ты там, Сэнди!

В номере было выходящее в коридор окно, которое закрывали стеклянные жалюзи. И он попытался отковырнуть створку. Я оглянулся: куда бы выпрыгнуть, и понял, что, хотя комната находилась на втором этаже, в оконный переплет мне никак не пролезть.

– Он носит с собой оружие?

– Иногда нож, – ответила Сэнди.

– Дьявольщина! Только этого не хватало. Пора выбираться отсюда. Открывай дверь!

Я встал в боксерскую стойку. Муж ворвался в номер и бросился прямо ко мне. Но, разглядев мой темный силуэт на фоне окна и догадавшись, что я достаточно крепок, кажется, передумал драться, однако продолжал вопить:

– Вон отсюда, сукин сын!

Я решил, что с меня довольно. К тому же было еще слишком рано, и ответ мой прозвучал очень вежливо:

– Сэр, я как раз собирался уходить.

Мне снова повезло – и из этой переделки я выбрался с целой шкурой. Но не мог отделаться от ощущения, что все в моей жизни летит к черту. Тогда же, проезжая на красном МГА своего друга Билла Тернера, я разбил переднюю ось СААБа отца. Как-то утром в субботу мать принесла письмо из «Селектив сервис», в котором говорилось, что со мной хотели бы встретиться. Я отправился на Уайт-холл-стрит в Манхэттене, где с тремя сотнями других парней прошел медицинскую комиссию для военной службы. Меня заставляли делать глубокие приседания, и было отчетливо слышно, как хрустит у меня в колене. От футбола у меня, как у Джо Намета, воспалился мениск, но у того адвокат, похоже, был получше. Решение было принято, и мне сообщили, что Дядя Сэм во мне нуждается. Не решившись испытывать судьбу в армии, я быстро подписал контракт с ВВС. Хотя это и означало четыре года службы, в авиации было гораздо больше возможностей для профессионального образования. Такие возможности мне ни за что бы не представились ни в Нью-Йорке, ни в Монтане.