Патрисия Гуччи - Во имя Гуччи. Мемуары дочери Страница 8

В сопровождении поверенного, с которым папа связался по приезде, он осмотрел ряд помещений в мидтауне[18] Манхэттена. Прежде чем выбрать помещение, как это проделывал для магазинов в Италии (мне предстояло не раз наблюдать этот процесс за долгие годы), он вставал напротив здания на другой стороне улицы и, прищурив глаза, воображал фирменную вывеску GUCCI над входом. Если должный эффект не возникал или фасад здания не вписывался в окружение безукоризненно, он качал головой и переходил к следующему варианту.

Его внимание привлек один конкретный магазин. Он находился на первом этаже отеля, в котором остановился отец, престижного «Савой-Плаза» (отсюда он потом писал письма моей матери; но об этом позже). Расположенный на углу Восточной 58-й улицы и Пятой авеню, этот отель, символ роскоши и процветания, возвышался рядом с Центральным парком. От магазинов на первом этаже здания, хотя они и не выходили непосредственно на Пятую авеню, как предпочел бы мой отец, было рукой подать до роскошного универсального магазина Bergdorf Goodman, девятиэтажного памятника шопингу, считавшегося «вершиной стиля». По сравнению с ним то помещение, которое понравилось папе, по адресу: Восточная 58-я улица, дом семь, было относительно скромным, и арендная плата за торговую площадь – 1500 долларов в год – была слишком привлекательной, чтобы пройти мимо. Отец заинтересовался этим вариантом.

Жаждая сохранить Родольфо в роли своего союзника, он уговорил брата приплыть в Нью-Йорк, чтобы осмотреть новую покупку лично, а потом они вместе приступили к переговорам с банкирами об учреждении в Америке компании Gucci Shops, Inc. Совершив поступок, который, вероятно, показался моему деду наглым актом неповиновения, братья прислали ему телеграмму. В ней они сообщали об этом шаге уже после того, как договор аренды был подписан, а сделка заключена. Их разделяло почти 6,5 тысячи километров, поэтому Гуччо не мог ничего предпринять и обвинил папу в глупости, которая погубит их всех. (Он пребывал в полной уверенности, что они отправились в Штаты с единственной целью – получить общее представление о местной розничной торговле.). Он прислал им телеграмму с требованием расторгнуть сделку и немедленно вернуться домой. Братья не послушались.

Лишь немногие были посвящены в содержание тех разговоров, которые последовали за возвращением Альдо и Родольфо в главный офис Gucci & Co., но разговоры эти, надо полагать, были весьма бурными. Моему деду, который пережил близость к финансовому краху и две мировые войны, тот темп, с которым его старший сын развивал бизнес, по-видимому, казался убийственным. Второго января 1953 года Гуччо упал замертво от сердечного приступа. Моя верная и стойкая бабка Аида находилась рядом с мужем. Ему было семьдесят семь лет. Эта неукротимая женщина, бросившая вызов общепринятым нормам морали, родив незаконного ребенка, а потом убедившая Гуччо учредить бизнес, которым она помогала ему руководить, последовала за ним в могилу меньше чем через два года.

Полагаю, в пользу моего деда говорит то, что человек, который основал компанию и видел осуществление всех своих мечтаний, все же снизошел до желания сыновей за несколько недель до своей смерти. Выслушав убедительные аргументы моего отца, он дал ему свое благословение на новый амбициозный американский проект. Эстафетная палочка была передана.

Спустя десять месяцев, как Гуччо упокоился в мраморной фамильной гробнице на кладбище Соффиано в предместье Флоренции, которое впоследствии стало мне слишком хорошо знакомо, мой отец спланировал помпезное открытие своего первого магазина на американской земле. В ноябре 1953 года этот магазин, пионер итальянского дизайна, стал первой площадкой в Соединенных Штатах, где торговали высококачественными итальянскими товарами.

Хотя официально папа владел новым магазином на паях с братьями, никто не сомневался в том, что де-факто именно он был главой G. Gucci & Co. В честь этого события компания запустила новую линию товаров, в которую входили и первые лоуферы Гуччи – мои личные любимцы в юности. Эти элегантные туфли без застежек, изготовленные из крокодиловой кожи, свиной кожи или замши с металлическими деталями, имитирующими трензеля[19], стали тем предметом, которому суждено было преобразить будущее семейного бизнеса.

С открытием манхэттенского магазина страсть моего отца вырвалась на простор. Он очень гордился тем, что все три его сына к тому времени работали в семейной фирме. Джорджо и Роберто усердно трудились «за кулисами», в то время как более яркого Паоло – истинного сына своего отца – поощряли доверять своим творческим импульсам и заниматься разработкой новых дизайнов. Наблюдая, как каждый из них привносит в компанию собственные уникальные способности, папа понимал, что породил не только миф, но и наследие.

Нью-йоркский магазин отличался изысканной элегантностью и излучал утонченность, роскошь и гламур в модной индустрии; впоследствии отголоски этих тенденций отозвались по всему миру. Когда щелкали затворы фотокамер, он стоял рядом со своим любимым сыном Роберто, а по бокам их окружали мои дяди, Родольфо и Васко, все они трогательно демонстрировали единство семейства Гуччи. Они посылали четкий сигнал, что этой компанией будут руководить мужчины их клана.

Моя тетка Гримальда, которой не повезло родиться представительницей слабого пола, всю свою жизнь работала во флорентийском магазине. Ссуда, переданная ее женихом, спасла предприятие от краха. Тем не менее она ничего не получила в наследство от деда, который по завещанию разделил свой бизнес на три доли. Вместо этого ей были подарены земельный надел и 12 миллионов лир (приблизительно 20 тысяч долларов). Это решение послужило искрой для первой внутрисемейной судебной тяжбы, когда она усомнилась в справедливости деления трофеев. Поверенные братьев безжалостно сокрушили ее в суде – в результате Гримальда и члены ее семьи затаили злобу на долгие годы.

Эта важнейшая судебная тяжба в истории Гуччи случилась за десять лет до моего рождения. Именно с нее начались междоусобные разрушительные распри.

Жизни нашей семьи уже не суждено было стать прежней.

Глава 5

Появление Бруны Паломбо

В жизни каждого из нас бывают ключевые моменты, когда выбор конкретного пути ведет нас к будущему, которое в ином случае могло бы не состояться. Я могу припомнить несколько таких моментов в своей жизни и часто гадаю, как все обернулось бы, если бы пошла другим путем.

Полагаю, в истории моей семьи тот момент, когда Гуччо решил уехать из Флоренции и отправился на поиски счастья в Лондон, был критически важным перекрестком, а для папы им стал, должно быть, тот день, когда он взошел на борт судна, отплывавшего в Нью-Йорк. Для моей матери Бруны это, безусловно, был день, когда она переступила порог магазина Гуччи на виа Кондотти, 21, в Риме, в чудесное пятничное утро в апреле 1956 года.

По ее словам, это «все равно что войти в другой мир». Восемнадцатилетняя дочь вдовой портнихи, она пыталась скрыть дрожь в руках, крепко сжимая сумочку – как она внезапно осознала, очень дешевую и низкосортную. Одетая в свое лучшее платье зеленовато-голубого цвета, к которому она надела черные туфли-лодочки, мама вышла из квартиры своей матери в районе Вьяле Мандзони в западной части Рима, полная волнения, радостного и одновременно тревожного. Ее бойфренд Пьетро договорился о ее собеседовании со своим зятем, который был дежурным администратором в этом флагманском магазине фирмы GUCCI, и мама не один день раздумывала, что надеть, и репетировала слова, которые будет говорить.

– Я знала, что, если удастся получить эту работу, у меня будут собственные деньги, чтобы покупать то, чего мне хочется, – рассказывала она мне. – Это была хорошая возможность; иначе кто знает, что бы со мной сталось.

Младшая из троих детей, мама была зачата под новогодние фейерверки 1936 года и родилась ровно девять месяцев спустя, 1 октября 1937 года, за два года до начала Второй мировой войны. Мой дед Альфредо Паломбо был чиновником средней руки и убежденным фашистом. Бабушка Делия придерживалась либеральных взглядов и, по словам матери, была «настоящим ангелом». Бруну, младшую в семье, обожала мать, кормившая ее грудью до двух лет. У нее были темные волосы – благодаря им она и получила свое имя, – заплетенные в косички. В детстве моя мать была жизнерадостным, но довольно привязчивым ребенком – черта, которая сопровождала ее бо́льшую часть жизни и повлияла на отношения матери с отцом и мной. Она, боясь оставаться одна, спала в родительской постели до шести лет и не отходила от юбки моей бабушки.

Начавшаяся Вторая мировая война полностью изменила жизнь ее семьи. Как только в Италии произошел переворот и правительство было низложено, мой дед Альфредо лишился работы, которую надеялся сохранить до конца жизни. Муссолини был арестован и содержался под арестом на уединенном горном курорте, пока нацисты не совершили налет; они дерзко выкрали его, вывезя на самолете, после чего вернули к власти как марионеточного правителя. Его новый режим был установлен в Гарньяно, на берегах озера Гарда в северной части Ломбардии. Восемьсот бывших правительственных служащих, включая моего деда, были призваны на работу в этот городок. У них, оставшихся в Риме без работы, не было особого выбора, кроме как принять это предложение. Альфредо был особенно счастлив возможности снова послужить своему дуче.