Артур Шигапов - Чернобыль, Припять, далее нигде… Страница 8

Административное здание

Забытый гарнитур

Дом в брошенной деревне

Тот же дом до аварии, свадьба

В спешно оставленных деревнях дуром ревели брошенные коровы, свиньи, лошади. Одичавшие кошки и собаки, чья шерсть разве что не светилась в темноте от радиоактивной пыли, нападали на кур и прочую птицу. Солдаты прочесывали район за районом, отстреливая всех несчастных. Место последнего пристанища — все тот же могильник.

Исторически сложилось, что жители Полесья сильно привязаны к своим домам. Их любят, в них живет несколько поколений, их холят, с ними разговаривают как с живыми. Как описать чувства простого крестьянина, на глазах у которого дом «срезают» специальным бульдозером и хоронят туг же вместе со всем содержимым, со спиленными яблонями из бывшего сада, с забором и калиткой?

И поверг Ангел серп свой на землю, и срезал виноград на земле, и бросил в великое точило гнева Божия. И истоптаны ягоды в точиле за городом, и потекла кровь из точила.

Стон вознесся над Полесьем, над всей Белоруссией, тысячеголосый человеческий стон…

Кладязь Бездн

А что же разрушенный реактор? Он и не собирался покоряться ликвидаторам, выбрасывая все новые и новые порции раскаленных газов, насыщенных радиоактивными частицами. Ветер сносил адское облако в различных направлениях, оно охлаждалось и густо орошало смертью целые районы, прилегающие к ЧАЭС.

Всего в реакторе находилось 180 тонн топлива — диоксида урана. В атмосферу была выброшена почти треть. Туда же пошла половина радиоактивного йода-131, превратившегося в пар, а также аэрозоли цезия-137 и стронция-90, изотопы плутония. Суммарная активность выбросов составила по приблизительным оценкам 14x1018 Беккерелей — совершенно фантастическое число! Достаточно сказать, что оно в четыре раза превышает расстояние от Земли до звезды Альфа Центавра, выраженное в миллиметрах.

Первый удар, так называемый «западный след», обрушился на лес, разделяющий станцию и город Припять. Красавицы-сосны как губка вобрали радиоактивную пыль и копоть. В скором времени их хвоя и ветки получили смертельные дозы облучения и погибли, придав насаждениям кирпично-рыжеватый цвет. В историю этот участок навсегда вошел под названием «Рыжего леса».

Последующие локальные взрывы и выбросы в атмосферу привели к образованию еще нескольких «следов». Северный загрязнил прилегающие районы Белоруссии — Брагинский, Хойникский, Ветковский. Территория вокруг ЧАЭС в радиусе 30- 40 км вся покрылась пятнами «грязи», где-то более активной, где-то менее. Особенно досталось местности, где прошли дожди. Часть выбросов пришлась на российские Брянскую и Тульскую области. Повышенный радиационный фон отметили в Житомире, Ровно, Киеве, Минске, Могилеве. Чуть позже тревогу забили в Скандинавии — здесь тоже зафиксировали присутствие чернобыльского цезия. Сотрудники АЭС в Швеции не смогли пройти прибор дозиметрического контроля утром 28 апреля, когда шли на работу — их одежда прилично «фонила». По направлению ветра быстро вычислили место ядерного взрыва, об этом написали в газетах. Проблема перестала быть чисто внутренней и превратилась в международную. Над Украиной в околоземной орбите зашевелились военные спутники, старательно фиксирующие все происходящее на свою сверхмощную аппаратуру.

Тем временем на земле было не до шпионских игрищ. Правительственная комиссия по совету академика Велихова дала указание засыпать реактор с вертолетов свинцом, песком, бором, глиной и доломитом. Работы начались немедленно, уже с 27 апреля. Это была без преувеличения адская работа. Над чадящим атомным кратером при температуре до 60 градусов Цельсия в жутких радиационных фонах винтокрылые машины зависали, и летчики вручную скидывали тяжеленные мешки в открытые окна. За их действиями следил академик Валерий Легасов, засевший на крыше. Именно он первым совместно с председателем Госкомиссии В. Щербиной облетел место взрыва на вертолете, увидел красные пятна горящей активной зоны и понял всю серьезность ситуации. Эффективность первых сбросов была крайне низкой, пока не догадались подвешивать к вертолету старые парашюты с нагрузкой в несколько тонн. Дело сразу пошло веселее, хотя до сих пор многие уверены, что расплавленные до газообразного состояния частицы свинца внесли существенный вклад в загрязнение окружающей среды. Всего на дымящий реактор было сброшено 5000 тонн породы, что должно было остановить цепную реакцию и подавить мощный источник радиоактивных испарений. Эта операция стоила еще нескольких жизней — один из вертолетов зацепился лопастью за крановый трос и рухнул рядом с 4-м блоком. О потерях в здоровье тогда никто не задумывался — не до того было. Вертолетчики, как могли, обкладывались свинцовыми листами, надевали жилеты из тонкого свинца, но от жары и недостатка кислорода снимали респираторы. Совсем скоро их лица приобрели «ядерный загар» — покраснели и воспалились так, что нельзя было бриться. На рвоту после каждого вылета уже никто из них не обращал внимания. Все получили звания Героев Советского Союза. Как ни печально, но многие — посмертно.

Следующей неотложной задачей стало охлаждение фундамента бушующего реактора, ведь под слоем обломков и сброшенной породы не прекращались ядерные и химические реакции, постепенно нагревающие всю активную зону и сами конструкции. Уже в начале мая со всех концов страны стали съезжаться лучшие спецы-буровики из шахтерских и метростроевских организаций. Необходимо было пробить шурфы под фундамент и обеспечить непрерывную заморозку грунта. Но как это сделать, ведь обычно такие работы ведутся в вертикальном направлении? Как уберечь людей от фона в 40-60 Р/час, что в два миллиона раз выше нормы? Что делать с огромными бетонными плитами, когда-то брошенными и закопанными строителями, а теперь обнаруженными на пути проходчиков? Все эти проблемы инженерам пришлось решать на ходу, бессонными днями и ночами. Когда был вырыт исходный котлован, пришла идея заменить ледяной массив бетонной плитой, в которой можно было проложить все нужные коммуникации для охлаждения. Буровиков немедленно сменили специалисты по бетонированию и строители. К месту работ подъезжали на армейских БТР, а уже вырытый котлован стал исходной точкой, наименее опасной в плане облучения. Процесс не прерывался ни на минуту. Наверное, впервые за последние советские годы каждый человек трудился не за страх, не за деньги, а за совесть, с полной отдачей.

Все бюрократические склоки, процедуры и формальности остались там, в другой жизни. Общая беда и ответственность сплотили совершенно разных людей, от простого арматурщика до начальника штаба по ликвидации. Плиту-теплообменник закончили 28 июня, и температура реактора поползла вниз.

Но опасности на этом не закончились. Мало кто знает о пожаре 23 мая, который мог закончиться настоящим ядерным взрывом. Загорелся короб с кабелями в машзале 4-го блока, в 40 метрах от развалин. Запах дыма учуял персонал станции и вызвал пожарных. Начальник караула Владимир Чухарев из Ленинграда и его подчиненные тушили пожар при фоне более 200 Р/час. Опасность была колоссальной — из резервуаров в помещения вылилось 800 тонн турбинного масла, и в случае его возгорания и последующей реакции последствия для всей Европы могли стать очень печальными. Предельно допустимые 10 минут пребывания в машзале пожарные перекрыли почти вдвое. Станислав Богатыренко, «танцевавший» на раскаленном коробе, как на сковородке, получил 109 бэр, инвалидность и… 300 рублей в качестве премии. Это был не единственный его подвиг: несколькими днями раньше Станислав нахлебался радиоактивной «тяжелой» воды, ликвидируя порыв шланга, и лишь по собственному заявлению остался на ЧАЭС…

Параллельно работам в чернобыльской зоне шла дезактивация и в Белоруссии. В различные районы Гомельской области прибыли десятки тысяч солдат. Зараженная земля срезалась лопатами на глубину штыка, деревья пилили, заворачивали в полиэтилен и вывозили в могильники. Туда же ссыпали землю. Хоронить землю в земле — такого человеческая история еще не знала.

Белорусское Полесье всегда славилось красотой своей природы. Весна и лето 1986-го как по заказу выдались теплыми и обильными на пышную зелень. Она срезалась, выкорчевывалась, вырубалась и вся свозилась на захоронения. Солдаты, студенты, пригнанные из разных городов «партизаны», то есть вызванные военкоматами офицеры запаса, работали без выходных по 12 часов в сутки. Бывшие заливные луга и пастбища превратились в лысые бестравные поля, засыпанные песком и доломитовой крошкой.

О технике радиационной безопасности тогда мало кто задумывался. Трактористы перепахивали поля без респиратора, утопая в клубах зараженной пыли; печки топились немытыми дровами, превращаясь в маленький «четвертый реактор». Сколько людей оставило на полесских просторах свое здоровье и жизни — несть числа, и растет оно ежегодно.