Алексей Ермилов - Скажите, почему… Практика телеинтервью и телерепортажа Страница 8

Самый простой приём – задать этот вопрос таким образом: «Иван Иванович, пожалуйста, напомните нашим телезрителям, что это была за конференция?» Или – «а давайте, Иван Иванович, расскажем нашим зрителям, что это была за конференция, ведь на ней такие важные вопросы решались».

Но ведь и те, кто работает в «интерактиве», они тоже порой забывают о «третьем собеседнике». Вот плавно, сама собой, журчит в студии беседа, вот она в каком-то месте выдыхается, и только тут ведущий поворачивается к зрителю: «А вот что по этому поводу думает…» «Мария из Омска», – подсказывают ему в наушнике. «Что по этому поводу думает

Мария, жительница Омска», – повторяет ведущий, вместе с гостем они выслушивают «жительницу», отрабатывают ответ и закругляют беседу.

У ведущих программы «Отражение» такое почти не случается, они постоянно чувствуют присутствие зрителя, их можно упрекнуть только в том, что всё-таки мало они этого зрителя дают в эфир.

К примеру, идёт важнейшая для миллионов россиян тема – питание в детских садах и школах. С самого начала ведущие заявляют, что, дескать, мы ждём ваших звонков, номера у нас такие-то, и они совершенно бесплатны. Потом представляют гостя студии – миловидную Дарью Русакову, кандидата медицинских наук, врача-диетолога. Минуты на четыре по скайпу из Новосибирска включается и «представитель рабочей группы мэрии по улучшению детского питания». Тут же выясняется, что рабочая группа есть, а улучшения питания нет и не предвидится, в результате группа эта написала жалобу в прокуратуру. «Да уж, – вздыхает Русакова, – вероятно, на местах не такой жёсткий контроль, как в Москве». Через несколько минут идёт, наконец, включение зрителя. Это – многодетная мать, врач по профессии, которую, как это принято в «Отражении», запросто называют «Натальей из Москвы». Судя по её словам, и в столице не такой уж «жёсткий контроль», тендер на поставку питания в школу «выигрывают не самые лучшие компании». И, представьте, этот звонок почему-то оказывается единственным! То есть единственным, прошедшим в эфир. Уверен – тех, кто хотел поделиться своим мнением, что-то предложить, на что-то пожаловаться, а что-то и похвалить, наверняка было множество.

То есть: интерактивная форма интервью обязательно предполагает реальное общение со зрителем, иначе те, кто хотел прорваться в эфир, просто-напросто разочаруются в передаче, перестанут вам звонить, а потом и вовсе перестанут вас смотреть.

Правда, с некоторых пор в программе «Отражение» появилась «бегущая строка», теперь зритель может прочесть по ходу передачи множество присланных сообщений. Отличная идея! В россыпи мнений и замечаний замелькали названия российских городов и посёлков, иногда даже имена людей.

Конечно, могут быть зрители, которые не хотят, чтобы их фамилии упоминались в эфире. Но, во-первых, таких не так уж и много, а во-вторых, стоит ли отвечать сплошняком только на анонимные звонки?

Надо заметить, что на многих каналах прямо в эфир никто и не попадёт. Я не выдаю никакого секрета, позвоните сами, убедитесь. Вам ответит вежливый голос, спросит, кто вы и какой вопрос желаете задать ведущему. Редакторов понять можно – таким образом отсекаются люди не ахти какие трезвые и не ахти какие адекватные, к тому же у ведущих есть возможность плыть по основному тематическому руслу, не заходя в случайные протоки.

Всё так. Но…

Опытные телевизионщики знают, что разного рода случайности и нелепости, изредка проникающие в эфир, только украшают его, делают достоверным, ведь такое – нарочно не придумаешь.

Опытные телевизионщики отлично знают, как вежливо и остроумно выйти из любой ситуации.

Опытные телевизионщики понимают, что фильтрованный эфир – это как дистиллированная вода: чисто, но не вкусно.

Но это я говорю, конечно, о подлинных мастерах своего дела. А то вот как-то в машине слушаю очень даже популярный информационный радиоканал, ведущая включила слушателя, мнение которого резко отличается от её собственного, уж не помню, о чём шла речь. Казалось бы – есть отличный повод поспорить, доказать свою правоту. «А знаете, – прерывает она его на полуслове, – прямой эфир – великая вещь, поворот тумблера, и вас не станет».

«Поворот тумблера – и вас не станет», – повторил я, нажимая кнопку на руле.

И она исчезла. Навсегда.

Глава четвёртая

Тот, у которого берут интервью

Как не подставить собеседника.

Девять взглядов на одно ГКЧП.

Кобзон: «Извините, я сейчас в эфире».

Истерика историка.

– Это надо же, какое совпадение! – смеётся Эвелина Закамская. – Представьте, что мой знакомый, корреспондент ВВС, так и говорил: «У тебя вопросы зачастую важнее ответов, по ним мно-о-огое можно понять».

Эвелине Владимировне я позвонил на другой день после того интервью, о котором говорится в предыдущей главе, я имею в виду беседу с руководителем Фонда прямых инвестиций. Ну, и, конечно, не мог не сказать об этом её виртуозном умении спрашивать.

– Тут очень важно не подставить собеседника, – уже серьёзно продолжает Закамская. – Понимаете, о чём я говорю?

Ещё бы не понять. Как элегантно прошла она по этой тоненькой дощечке. Ступишь чуть левее – так и не донесёшь до зрителя суть происходящих событий. Ступишь чуть правее – загонишь собеседника в угол; он, может, и выкрутится, но уж больше никогда с вами встречаться не будет. Да и другие «действующие лица» станут избегать встреч с таким вредным корреспондентом.

В этом месте, кажется, мне самому впору спросить читателя: «Вы понимаете, о чём я?» Но даже если в этом конкретном случае вам что-то и непонятно, учтите главное. В любом интервью с любым собеседником относитесь к собеседнику этому с предельным уважением. Помните: это он оказал вам честь беседовать с вами, а не вы ему. Постройте беседу так, чтобы зритель сам понял, в чём прав, а в чём неправ тот, у кого вы берёте интервью. Он, ваш зритель, человек умный и проницательный.

– Скажите, Эвелина, в сети выложено немало ваших работ, на что обратить внимание?

– Ну, не знаю… Может быть, серия бесед в годовщину ГКЧП?

Конечно, эту серию я уже видел, во второй главе – помните? – обращал ваше внимание на интервью с Олегом Баклановым. Всего Закамская провела 9 встреч с самыми что ни на есть разными людьми. Их взгляды на события августа 1991 года порою почти совпадают, но чаще всего просто-та-ки противоположны друг другу. Безусловно, у самой Эвелины Владимировны есть и своя точка зрения, с некоторыми из собеседников она могла бы и поспорить, причём, безусловно, выйти победителем из этого спора. Ан нет, вместо этого она аккуратно, вежливо – «мисс Обходительность»! – давала возможность своим визави выложить на стол все аргументы, все известные им факты. И перед зрителем возникала объёмная, многомерная картина событий, приведших к трагическому распаду Советского Союза.

Вот я сейчас впервые посмотрел интервью с Бурбулисом. Впервые – потому что, честно говоря, с эфира смотреть беседу не хотелось, ведь с его именем как раз и связаны «Беловежские соглашения». И, вы знаете, Закамская сумела выспросить у Геннадия Эдуардовича много такого, с чем вроде бы нельзя и не согласиться. Во всяком случае, зритель получил вполне доказательную версию, по которой «иначе быть не могло».

На этот раз Закамская начинает интервью прямо с самого главного вопроса: «Страна, которую мы потеряли… Как вам кажется, насколько неизбежна была эта потеря, и как вы можете охарактеризовать тот урок истории?» Бурбулис, очевидно, ждал этого вопроса, да и наверняка не раз уже отвечал на него. «Мы потеряли нашу Родину, Советский Союз, но мы обрели новую Россию, – говорит он. – Я переживаю эту трагедию как личную и как поколенческую. Но когда понимаешь, что это была одна из зловещих тоталитарных систем в истории человечества, что это была очень-очень специфическая империя, то распад Советского Союза можно определить как «оптимистическую трагедию», как возможность в этих тяжелейших испытаниях приобрести качественно новую Россию».

Следующий вопрос Эвелины Владимировны вполне логичен, она спрашивает то, о чём хотел бы спросить и любой зритель: «Скажите, вы видели возможность устранения признаков «зловещей тоталитарной системы», но – сохраняя большую страну и то лучшее, что в ней было?» – «Да, – отвечает Бурбулис, – видели, и мы к этому стремились достаточно последовательно и искренне. И эти наши устремления были закреплены в тексте нового договора союзных государств, который вырабатывался в очень сложных условиях, с колоссальными, с точки зрения сущности такого договора, разногласиями. Но тем не менее эта работа была завершена, и 20 августа 1991 года мы должны были начать подписание этого договора. Это был реальный исторический шанс эволюционно трансформировать советскую тоталитарную систему в новое, правовое гуманитарное качество». – «Но почему же не было понимания путчистами необходимости этого союзного договора, почему вы их не смогли убедить? И почему спустя 25 лет участники путча выглядят как защитники большой страны?» – недоумевает Закамская. «В чьих глазах?» – тихо спрашивает Бурбулис. – «В глазах многих. Совершенно справедливо говорят те историки и просто современники, что участники путча не пользовались поддержкой, что они в тот момент выглядели защитниками старой советской загнивающей системы, поэтому их не поддержал народ. Но вот сегодня другие настроения, другое понимание…»