Сборник - Дело командующего Балтийским флотом А. М. Щастного Страница 8

Теперь о «секретных» телеграммах. Ключевое значение в деле Щастного имела телеграмма, точнее – юзограмма (передана по аппарату Юза[33]), начальника Морского генштаба Е. Беренса от 21 мая 1918 года, в которой последний привел резолюцию Л. Троцкого: «Приняты ли все необходимые подготовительные меры для уничтожения судов в случае крайней необходимости? Внесены ли в банк известные денежные вклады на имя тех моряков, которым поручена работа уничтожения судов? Необходимо все это проверить самым точным образом. Троцкий». А затем Е. Беренс добавил от себя: «Сообщая это, прошу срочно сообщить, составлены ли списки личного состава, кому поручено уничтожение судов. Списки необходимы, так как предполагается за удачное выполнение в случае уничтожения выдавать денежными наградами. О способе, как лучше организовать выдачу, распределение и условия таких наград, прошу Наморси срочно дать заключение. Беренс»[34].

К этому документу требуются два пояснения.

Первое. Л. Троцкий неоднократно подчеркивал в суде, что телеграммы об уничтожении флота являлись секретными. Однако, как видно, сообщение Е. Беренса было передано без грифа «Секретно». С его содержанием были ознакомлены, как минимум, четыре-пять человек.

Второе. Из этой юзограммы Щастный, видимо, впервые узнал о деньгах для подрывников и о составлении каких-то списков. Поэтому его подозрения о существовании некоего закулисного сговора после этого могли только усилиться.

Далее драматические события развивались следующим образом: 22 мая – ответная юзограмма Щастного о том, что угроза флоту пока не реальна; 23 мая – юзограмма Щастного с просьбой об отставке; 24 мая – упомянутый наказ съезда; 25-м мая датированы изъятые у командующего флотом записи с изложением мотивов ухода; в тот же день – телеграмма о срочном его вызове в Москву.

В суде Троцкий сделал выгодное для себя полупризнание, подтвердив, что Щастный не был осведомлен о денежных премиях подрывникам, хотя и напустил при этом немало тумана: «Нашими врагами вопрос об уничтожении флота тоже связывался с какими-то тайными пунктами Брестского договора. На самом деле, в самый острый момент ко мне приходили представители английского адмиралтейства и запрашивали о том, примем ли мы меры для уничтожения Балтийского флота. О личности английских офицеров хорошо осведомлены Беренс и Альтфатер[35]. Когда этот вопрос был затронут на военном совещании, Щастный крайне неопределенно высказался о возможности уничтожения. Лишь после его отъезда этот вопрос был рассмотрен на том же совещании конкретнее. Так как морские специалисты указывали, что при нападении немцев паническая обстановка может помешать уничтожению, решено было на судах выделить ударные группы, которым поручить организацию взрыва. Было предписано членам коллегии переговорить с наиболее находчивыми элементами личного состава флота об организации таких групп. Отношение к этому вопросу Щастного не было известно. В это время к одному из членов коллегии явился английский офицер и заявил, что Англия настолько заинтересована во взрыве наших судов, что готова заплатить тем матросам, которые возьмутся за это дело. Это предложение было сделано в форме частной инициативы. Конечно, я немедленно распорядился прекратить всякие переговоры об этом. Однако это натолкнуло нас на мысль обеспечить семьи тех, кто ради интересов Родины будет подвергаться страшной опасности. В телеграмме к Щастному было сообщено о внесении известных сумм на имя тех групп, которые возьмутся выполнить ответственное поручение. Не считаясь с тем, что это распоряжение как носившее военный характер должно было оставаться в тайне, Щастный принимает все меры, чтобы предать его самой широкой огласке. Он передает его в Совет флагманов и в Совет комиссаров флота, подчеркивая якобы антиморальный его характер. На этой почве он пускает слух о подкупе, в то время как во флоте уже шла контрреволюционная агитация. После этого по всему Балтийскому флоту пошли пересуды о расплате немецким золотом за уничтожение кораблей, которое, якобы, продиктовано вражескими странами».

Полуправда здесь, вероятно, в том, что Троцкий, признавая контакты с англичанами, умолчал о договоренностях с немцами. Он, возможно, и обнародовал приведенную информацию для того, чтобы отвести подозрения об этих договоренностях. И сразу убить двух зайцев: с помощью английских денег отработать задолженность перед немецким Генеральным штабом.

Суд открылся ровно в полдень 20 июня в Овальном (Митрофаньевском) зале Кремля.

Действующие лица этого судебного спектакля, длившегося два дня и разыгранного по спешно разработанному Л. Троцким сценарию, хорошо известны.

Защиту подсудимого Щастного осуществлял опытный юрист, присяжный поверенный Владимир Анатольевич Жданов. Современным историкам известно его письмо от 11 июля 1918 года на имя управляющего делами Совнаркома, в котором Жданов на основании фактов из своей адвокатской практики одним из первых сделал вывод о том, что ВЧК «восприняла методы прежних охранных и сыскных отделений, имеет слишком широкие внесудебные полномочия». Тогда же, в далеком восемнадцатом году, Жданов был хорошо известен тем, что осуществлял защиту эсера-боевика И. Каляева, убившего в 1905 году московского генерал-губернатора. Защищал он и многих других, менее известных революционеров. Одним из них был А.В. Галкин. Его дело царский суд слушал за десять лет до процесса над А.М. Шастным. Галкину тогда тоже грозила смертная казнь. Жданов грамотно выстроил защиту, произнес блестящую речь. В результате подсудимый отделался каторгой. Теперь они встретились снова: Жданов – в прежнем качестве присяжного поверенного. Галкин же был одним из членов трибунала, возглавляемого рабочим-металлистом С. Медведевым.

В судебное заседание трибуналом вызывались шесть свидетелей – Ф. Раскольников, С. Сакс (члены коллегии Морского комиссариата), Е.Блохин, И. Флеровский (бывший и новый комиссары флота), Е. Дужек (комиссар Минной дивизии) и Л. Троцкий (наркомвоенмор). Явился лишь один – последний из приведенного списка.

Интересная деталь. Из-за неявки свидетелей дело ранее уже откладывалось, о чем сообщалось в «Известиях ВЦИК» от 16 июня 1918 года. По существу, судьи Верховного трибунала, отложив дело, признали тем самым, что в их отсутствие трудно принять правильное решение. Однако вскоре поступила команда сверху. И рассмотрение дела все же началось без этих свидетелей. Все ходатайства адвоката о их вызове в суд были отклонены.

Функцию обвинения помимо официального обвинителя Н.В. Крыленко возложил на себя Л.Д. Троцкий. Приговор, как свидетельствуют материалы дела, трибунал основал исключительно на его показаниях. По объему они занимают три четверти стенограммы процесса, а по содержанию соответствуют обвинительному заключению.

Однако похоже на то, что самые существенные вопросы, которые могли бы прояснить, за что в действительности судили Щастного, не отражены в протоколе судебного заседания. Они, вероятно, рассматривались судом не в ходе открытых слушаний, а за плотно закрытой дверью.

Мало того, что большевики не допустили участия в «открытом» судебном разбирательстве свидетелей – моряков, сослуживцев и близких Щастного, они еще постарались скрыть от потомков сам факт состоявшихся секретных слушаний.

О том, что они в действительности проходили, свидетельствует стенограмма судебного процесса, опубликованная 21 июня I918 года в «Известиях ВЦИК»: «Щастный заявляет, что нельзя судить о его действиях по конспекту реферата, взятого у него, ибо там были изложены его мысли лично для себя, а не для опубликования… Жданов заявляет, что подсудимый имеет сделать заявление секретного характера и просит закрыть двери заседания. Зал очищается от публики».

Присяжный поверенный Владимир Анатольевич Жданов

Что же происходило за закрытой дверью? В протоколе, подшитом в архивно-следственном деле, о закрытом судебном заседании нет ни слова. То, что оно было в действительности, вряд ли подлежит сомнению. Корреспондент, владевший приемами стенографии, зафик-сировал все в точности – до того момента, как вышел из зала. А вот по какой причине «упустил» столь важный эпизод суда его секретарь, остается загадкой. Впрочем, сделать предположение о том, какие вопросы исследовал трибунал, удалив публику, несложно.

Видимо, Щастный пытался объяснить суду, на чем он конкретно основывал свой вывод, что немцы «поддерживают Советскую власть». И, вероятно, дал показания по поводу изъятых у него документов, которые начальник «Разведочного отделения» немецкого Генштаба адресовал Советскому правительству.

Версий о происхождении этих документов немало. Например, в публикации «Щастный против Ленина?» утверждалось, что копии документов Щастному подбросила английская разведка, «которые она приобрела за немыслимые деньги»[36]. Доктор исторических наук Н. Васецкий в статье «Гибель адмирала» предположил, что эти документы являлись фальшивкой, «состряпанной в окружении Троцкого ради удовлетворения его начальствующих амбиций»[37].