Анатолий Кошкин - Японский фронт маршала Сталина Страница 9

Целям демонстрации непримиримости Японии с «красной Россией» служил и отказ заключить с СССР договор о ненападении. В значительной степени такая политика принесла успех. Лидеры США, Великобритании и Франции, уверовав в антикоммунистические цели японского правительства, рассматривали оккупацию Маньчжурии в первую очередь как полицейскую акцию в борьбе против национально-освободительного движения китайского народа. Президент США Гувер говорил своим приближенным: «Если бы японцы прямо нам заявили: «Наше существование будет поставлено под угрозу, если наряду с соседством на севере с коммунистической Россией мы будем иметь еще на фланге, возможно, коммунистический Китай, поэтому дайте нам возможность восстановить порядок в Китае», мы не могли бы выдвинуть возражений»[56]. Ограничиваясь ни к чему не обязывающими заявлениями о «непризнании» японских действий в Китае, западные державы фактически способствовали превращению Маньчжурии в японскую колонию.

Для того чтобы и дальше стимулировать политику «умиротворения» западных держав, японские власти провоцировали на советско-маньчжурской границе различного рода инциденты и конфликты, создавали впечатление неизбежности скорой японо-советской войны. Посол США в Японии Дж. Грю доносил в госдепартамент: «Один из помощников военного атташе сказал мне, что он с группой своих иностранных коллег пришел к заключению, что война (Японии) с СССР совершенно неизбежна и что она начнется весной 1935 г., хотя некоторые из его коллег полагают, что эта война может начаться и раньше»[57]. В октябре 1933 г. Дж. Грю, сообщая в госдепартамент о решимости Японии «устранить в удобный момент препятствие со стороны России в отношении японских честолюбивых планов», отмечал, что «японцев можно легко побудить вторгнуться в Сибирь»[58].

В Советском Союзе расценивали обстановку однозначно. 3 марта 1933 г. заместитель наркома по иностранным делам Л.М. Карахан писал в ЦК ВКП(б): «Мне кажется, не может быть двух мнений, что наиболее идеальным выходом из кризиса и из создавшегося на Дальнем Востоке положения для САСШ (США) и для других европейских держав была бы война между СССР и Японией. Нас будут втягивать и толкать на это…»[59]

Японцы умело использовали заинтересованность западных держав в столкновении Японии с СССР. Еще за несколько месяцев до интервенции в Китай японское правительство официально запросило английское и французское правительства, может ли оно рассчитывать на их прямую поддержку в случае войны Японии с Советским Союзом. Тем самым давалось понять, что целью оккупации Маньчжурии является обретение плацдарма для войны с СССР. Вскоре после захвата Северо-Восточного Китая японское правительство 19 ноября 1931 г. демонстративно и в жестких выражениях потребовало через своего посла в Советском Союзе «прекращения вмешательства» СССР во внутренние дела Маньчжурии. В ответ 20 ноября нарком по иностранным делам СССР заявил, что «Советское правительство последовательно во всех своих отношениях с другими государствами проводит строгую политику мира и мирных отношений. Оно придает большое значение сохранению и укреплению существующих отношений с Японией. Оно придерживается политики строгого невмешательства в конфликты между разными странами. Оно рассчитывает, что и японское правительство стремится к сохранению существующих отношений между обеими странами и что оно во всех своих действиях и распоряжениях будет учитывать ненарушимость интересов СССР»[60].

Делая подобное заявление, советское правительство, по сути дела, объявляло о своем нейтралитете в отношении японо-китайского конфликта в Маньчжурии. Тем самым демонстрировалась твердая решимость СССР не допустить своего вовлечения в этот конфликт, как того хотелось бы западным державам. 31 декабря 1931 г. министру иностранных дел К. Ёсидзава во время его пребывания в Москве было заявлено, что «заключение пакта о ненападении имело бы большое международное значение, что такой пакт был бы особенно кстати теперь, когда будущее японо-советских отношений является предметом спекуляций в Западной Европе и Америке. Подписание пакта положило бы конец этим спекуляциям»[61].

Однако японцам такая ситуация и такие спекуляции были выгодны. Искусственно нагнетаемая опасность вооруженного столкновения с Японией должна была удерживать Советский Союз от какого-либо вмешательства в маньчжурские события. А напряженность на маньчжурско-советской границе обеспечивала подобное невмешательство с юга, со стороны ожидавших японо-советскую войну США, Великобритании и Франции. В Вашингтоне, Лондоне и Париже с удовлетворением воспринимали сообщения о концентрации на дальневосточных границах Советского Союза крупной группировки японских войск. Только с января по август 1932 г. численность размещенной на границе с СССР японской Квантунской армии увеличилась более чем вдвое, а количество находившихся на ее вооружении орудий, танков, бронемашин и самолетов возросло в три раза.

В этих условиях, несмотря на отказ Японии заключить с СССР договор о ненападении, советское правительство продолжало дипломатические усилия в этом направлении. Одновременно советская дипломатия предпринимала активные шаги для восстановления и развития отношений с Китаем. 12 декабря 1932 г. состоялся обмен нотами о восстановлении дипломатических отношений между двумя государствами, разорванных в 1929 г. по вине китайских милитаристов. Этот акт являлся для китайского народа определенной политической поддержкой в его борьбе против японских оккупантов.

Важным свидетельством стремления советского правительства лишить японцев всякого повода спровоцировать столкновение с СССР явилось сделанное в июне 1933 г. предложение Советского Союза Японии приобрести построенную Россией в Маньчжурии Китайско-Восточную железную дорогу (КВЖД). При этом было принято во внимание, что японцы сознательно нагнетали обстановку вокруг этой дороги, постоянно провоцировали в связи с ее эксплуатацией серьезные конфликтные ситуации. В ходе продолжавшихся два года переговоров советское правительство уступило КВЖД властям марионеточного государства Маньчжоу-Го (а фактически японцам) за 140 млн иен, что было значительно ниже российских вложений в строительство этой дороги.

Однако предпринимавшиеся советской стороной усилия по недопущению обострения отношений с Японией, фактическая политика нейтралитета в отношении японских агрессивных действий в Маньчжурии наталкивались на откровенное нежелание японской стороны поддерживать мирные отношения с северным соседом. Напротив, японское правительство и военное командование сознательно строили свою политику таким образом, чтобы угроза возникновения японо-советской войны на Дальнем Востоке стала постоянным фактором. Это вынуждало СССР принимать меры к укреплению обороноспособности страны на Дальнем Востоке. Началась своеобразная «локальная гонка вооружений» в районе советско-маньчжурской границы. И одна, и другая сторона стремились сосредоточить здесь такое количество войск и вооружений, которое исключало бы поражение в случае войны. Различие состояло в том, что СССР не имел территориальных притязаний к соседним странам на Дальнем Востоке, а был озабочен обеспечением территориальной целостности и безопасности своего государства. Япония же вступила на путь реализации принципа «хакко ити у», то есть создания насильственным путем обширной колониальной империи, в состав которой планировалось включить и российские дальневосточные и сибирские земли.

25 ноября 1936 г. в Берлине правительствами Японии и Германии был подписан Антикоминтерновский пакт, вторая статья секретного приложения к которому гласила: «Договаривающиеся стороны на период действия настоящего соглашения обязуются без взаимного согласия не заключать с Союзом Советских Социалистических Республик каких-либо политических договоров, которые противоречили бы духу настоящего соглашения». Тем самым вопрос о заключении договора о ненападении с Советским Союзом был японской стороной фактически снят с повестки дня.

Обретение мощных союзников на Западе (вскоре к Антикоминтерновскому пакту присоединились Италия и ряд других входивших в орбиту Германии европейских государств) поощрило Японию к расширению экспансии в Китае, дальнейшему обострению японо-советских отношений.

Агрессия в Китае: война и политика

Ночью 7 июля 1937 г. севернее моста Лугоуцяо, близ Пекина, возникла перестрелка между китайскими солдатами и японскими военнослужащими из состава так называемой «гарнизонной армии в Китае». Согласно японской версии, это был инцидент, который якобы по вине китайской стороны был расширен до масштабов войны. Однако японские документы свидетельствуют о том, что японское военно-политическое руководство использовало эти события для реализации существовавших в Японии планов захвата Китая.