Александр Кадетов - Аквариум – 3 Страница 9

Подробности о встрече – отчетом. Вылетаю в Стокгольм 22 июня с. г.

Прошу сообщить Ваше решение.

Прибыв в Стокгольм, Дронов обо всем подробно доложил резиденту и написал отчет о встрече в Центр. Оставалось только ждать.

Ответ пришел через две недели.

«Сов. Секретно

Рощину

Документы, полученные от А., представили значительный интерес и соответствуют пунктам 5, 9, 11, 18, 23, 25 задания. На очередной встрече разрешаем выплатить А. тридцать тысяч долларов.

На встрече с А. желательно выяснить его доступ к секретным документам, где и как он их добывает и фотографирует, возможность и целесообразность использования оперативной техники (специального фотоаппарата) для фотографирования и передачи нам пленки в непроявленном виде. Насколько соблюдаются им меры конспирации и безопасности. Для отработки надежных условий связи считаем целесообразным обсудить с ним вопрос о КА[7], а также бессрочной явки в Нью-Йорке на случай потери связи.

Отдельной шифровкой сообщалось, что решением командования Адамс зачислялся в агентурную сеть в качестве ценного источника военно-технической информации.

За успешную работу генерал-майору Разумихину и майору Дронову начальник Главного управления объявил благодарность.

– Ну вот читай, – улыбаясь, говорил Разумихин, протягивая вошедшему Дронову шифровку. – На этот раз и нам дают откусить от пирога, поздравляю, Виктор Никифорович, так держать!

– Спасибо, – не по-военному ответил Виктор, возвращая телеграмму.

Старик, как называли офицеры Разумихина, был в хорошем настроении и не скрывал этого, шутил, рассказывал разные истории. С годами у человека любой профессии появляется потребность передать свой жизненный опыт молодым, поделиться своими знаниями с другими.

– Я тебе как-то уже говорил, – продолжал генерал, – что в разведке везет только тем, кто работает, стремится получить результат. Этим я ни в коем случае не отрицаю элемент случайности, везения, если хочешь. Везение существует везде и во всем: в науке, в искусстве и, конечно, в разведке. Но надейся на Бога, а сам не плошай. В разведке, я тебе скажу, просматривается определенная закономерность, ты – инженер, поймешь мою мысль. Объектом изучения в разведке является человек, а его как какую-нибудь кривую по теореме Фурье не разложишь на элементы. Слаба для этой цели пока наука, хотя успех в вербовочной работе в общем виде можно выразить простым, на первый взгляд, математическим уравнением: Y = F (X1, Х2, ХЗ, Х4, Х5), где Y – это успех, например, вербовка, а X1, Х2, ХЗ и так далее – различные факторы, влияющие на успех, на проведение вербовочных операций.

Вроде бы, на первый взгляд, все очень просто, но это только на бумаге, – развивал свою мысль резидент. – Скажем, X1 – это реальное время действия, в которое проходит вербовочная операция. Одно дело – вербовочные операции до Великой Отечественной, во время войны, после нашей великой победы над фашизмом, и совсем другое – сегодня, в период «холодной войны». Другими словами, X1 величина переменная, а следовательно, и Y – успех тоже зависит от X. Или Х2 – это, например, место действия, страна, в которой проводится вербовочная операция, национальная среда, в которой действует разведчик. Вербовать в Италии – это одно, и совсем другое – в США или в Англии. И таких переменных факторов можно назвать много. Поэтому вербовку надо рассматривать как сложную алгебраическую сумму этих переменных со всеми плюсами и минусами.

17 июля, как и планировалось, Дронов встретился в Стокгольме с Адамсом, передал ему деньги и получил расписку. Виктор выяснил, что американец по характеру своей работы имеет свободный доступ к секретным материалам, может брать документы домой и фотографировать их обычной камерой и не нуждается в какой-либо спецаппаратуре для копирования. Источник согласился передавать материалы в непроявленной пленке, ему были переданы КА и бессрочная явка на случай потери связи.

А между тем наступал период отпусков. «Вся Швеция закрыта!» – шутили по сему поводу шведы. Мертвый сезон наступил и в советской колонии. Многие сограждане отправлялись в Союз, бегали по магазинам, покупали подарки родным и друзьям, паковали коробки и чемоданы.

Резидент предложил Дронову тоже уехать в отпуск. Виктор засел за отчет и стал собираться. В разделе «Агентурная работа» уже было что написать, ничего не требовалось высасывать из пальца: ведь Виктор проделал конкретную работу, настоящую, без дураков, которую увенчала вербовка. Да какая!

Оперативник мог быть доволен собой, но в глубине души считал, что с американцем ему повезло.

Дронов с грустью вспоминал выпускной вечер после окончания военной дипакадемии. Торжественное, приподнятое настроение, впереди полная романтики интересная, опасная работа. Сумеет ли выполнить задачи, которые перед ним ставятся? В память запала беседа с генерал-лейтенантом Бугровым, старым довоенным разведчиком. Он пригласил к себе за стол золотых медалистов на посошок. Крепко врезалось в память желание генерала за командировку провести десяток вербовок. Сейчас, работая в Швеции, Виктору эти цифры казались невероятной фантастикой. Он даже не знал, как относиться к тосту генерала. Как к шутке? За дна года Дронов испробовал не один способ, чтобы выйти на полезные связи, но все они не дали заметных результатов. Да и оперативная обстановка в Швеции не способствовала решению агентурных задач. Жесткий кентрразведывательный режим, постоянные компании шпиономаний против СССР в средствах массовой информации, враждебность значительной части населения к работникам советских учреждений затрудняли ведение разведки.

Люди избегали неофициальных контактов с нашими гражданами, боясь попасть в число неблагонадежных, откровенно опасались СЕПО, которая бдительно следила за контактами шведов с иностранцами, особенно с русскими. Демократия, свобода слова в Швеции были, честно говоря, только на бумаге. На самом деле большинство шведов были на учете у спецслужб. Особенно следили за коммунистами. Все нелояльные элементы фиксировались политической полицией как потенциальные противники режима, как возможные русские шпионы.

Шведская контрразведка широко использовала превентивные мероприятия в работе с населением, назначались вознаграждения гражданам, если они по своей инициативе информировали СЕПО о подозрительном поведении иностранцев. Шведов, которые по своей работе сталкивались с русскими – служащими совзагранучреждений, студентами, находящимися в стране по линии обмена Министерства высшего образования, туристами и так далее, – предупреждали об осторожности контактов с людьми из Советского Союза: те, мол, могут завлечь их в шпионскую сеть Кремля.

Написав отчет, Дронов уехал в Москву.

Отпуск пролетел как одно чудное мгновение.

Перед отъездом в Стокгольм его принял начальник управления. Ждать аудиенции пришлось долго: такая уж была манера у начальника – заставить никуда не отлучаться и все время быть «на стреме».

Василий Федорович принял Дронова в конце рабочего дня. До этого Виктор не был с ним знаком и никогда его не видел. Шеф напомнил ему чем-то толстовского генерала из «Войны и мира», отца князя Андрея Болконского. Навстречу из-за стола поднялся сухопарый старичок, среднего роста, подвижный, с колючими настороженными глазами. Основная тема беседы была Адамс. Дронов почувствовал, что Василий Федорович очень заинтересован в таком источнике, но был сдержан в оценке, больше напирал на конспирацию и безопасность в отношениях с агентом. Генерал произвел на Дронова впечатление человека сухого, осторожного, не коммуникабельного. В конце беседы он вдруг неожиданно спросил, нравится ли Виктору балет Хачатуряна «Спартак»? Дронов ответил, что видел по телевизору только фрагменты балета.

– Кто танцевал Спартака? – спросил Василий Федорович.

– Васильев, – ответил Дронов.

На этом аудиенция закончилась.

Съездил Виктор и в Дубну, надо было выяснить, насколько интересны для наших ученых материалы, добываемые через Адамса, и получить из первых рук информацию по наиболее перспективным направлениям исследований. Оперативник вез с собой несколько полученных от Адамса на последней встрече документов.

Дронова встретил мужчина средних лет, небольшого роста, в очках, в помятом темном костюме, без галстука. Представившись Александром Ивановичем, он без лишних слов приступил к делу.

– Мне известна цель вашего приезда, – начал он, – покажите, пожалуйста, материалы.

Дронов передал ему несколько документов на английском языке и сказал, что готов помочь в переводе, если потребуется.

– Нет, нет, спасибо, – поспешно ответил ученый, быстро листая документы. – В английском я разберусь сам, хуже у меня с немецким и французским.