Повенчанный честью (Записки и размышления о генерале А.М. Каледине) - Кожемяко Иван Иванович Страница 13

«Вот и славно. Поблизости от дома служить будет. В той же Старочеркасской, ну, в Ростове, наконец. Уж я-то попрошу атамана, да и друзья-приятели есть везде, в самом атаманском управлении. Помогут».

И был неслыханно удивлён, даже досадовать стал, когда сын твёрдо отказался от услуг отца подобного рода и заявил, что место службы уже выбрал. Это будет прославленный казачий полк, в котором в молодости служил и Каледин-старший.

Отец даже опешил:

«Как? Сын – надежда и опора, имеет все возможности служить, что называется – дома, а выбирает какую-то Тмутаракань? Зачем? Для чего? По крайности – он ведь даже к Великому князю может обратиться. Никогда не тревожил Его Высочество, а здесь – сын, судьба всего рода Калединых, тут уж не до деликатностей, можно и потревожить своего старинного командира.

– Папа! Нет и нет! Сам пробью себе дорогу. Не хочу, чтобы обо мне говорили, что я из милости – князя ли, друзей ли твоих – пробился. Я достигну всего сам. Пойми меня, родной мой. Только в этом я вижу весь смысл жизни и службы. Тебя же никто от войн с турками не уводил, не прятал за широкую спину в тёплое место. Ты же сам был всегда впереди других, поэтому и любят тебя, и уважают люди. А если бы прятался за спины своих покровителей – разве такое было бы возможным.

И отец смирился. Он понимал, что Алексей прав. И душу его можно навек изранить неумелым, пусть и от души, от любящего отцовского сердца, вмешательством в его жизнь.

– Ну, что ж, сынок. Порешил, так порешил. Но знай, что служба государева – она любит кровь из человека точить. Слукавишь, в полсилы станешь этот воз тянуть – нет, не просто себе навредишь, это ещё полбеды, а вот когда в бою людей зря положишь – вот что главное, простить этого пристойный человек себе до конца жизни не сможет. Как перед матерями оправдаешься?

Не выдержало отцовское сердце, шагнул к сыну, прижал его к своей груди, но не забыл главного, и довершил свою мысль, глядя в глаза Алексею:

– Поэтому – верю в тебя и знаю, что жить без души, служить лишь бы как – не сможешь. Тогда бери всё, сын. На себя, за всё ответствуй и пусть тебя хранит на этом пути моя любовь и моё благословение отеческое.

И больше они об этом не говорили.

***

Отец, не дожидаясь его приезда, на Троицу, пригласил многочисленных друзей, и их дом, на третий день отпуска Алексея, гудел, как растревоженный муравейник.

Кого здесь только не было!

Тепло и сердечно приветствовали молодого офицера те, с кем он уже встречался во время предыдущего отпуска, много было новых лиц. Все, как правило – в форме, с многочисленными наградами на мундирах, да побелевшими уже сабельными ранами на мужественных лицах.

Все, наперебой, поздравляли Каледина-младшего с высоким офицерским чином и желали доброй и счастливой службы и судьбы.

В этом отпуске встретит Алексей и свою судьбу, ту, единственную, которая и пройдёт с ним по дороге жизни до самого конца, разделив с ним всю ношу непростой доли жены военного.

Но это будет впереди.

А сегодня гости, знавшие реальную цену службе и выстраданным и желанным чинам, даже с опаской посматривали на Каледина-младшего.

Все они были ревностные служаки, к службе всегда относились прилежно, дорожили своими чинами и наградами.

Особенно трепетным было отношение к священным офицерским погонам у тех, кто к ним выбился из самого низу, из нижних чинов за высокое личное мужество и беспримерные подвиги.

И те из них, для кого погоны сотника были вожделенными, с ревностью посматриваали на мальчишку, в одном с ними чине, не прошедшего лютых сеч, не испытавшего всех превратностей службы, не лежавшего по лазаретам с многочисленными ранами, о которых свидетельствовали белые уже рубцы на их лицах.

Но это длилось до той поры, пока Алексей не заговорил.

И тут все гости притихли, с интересом и даже с какой-то опаской, зачарованные неотвратимой логикой, ясностью изложения проблем, слушали молодого офицера и понимали, что минуло их время.

Наступала новая пора, когда одной удали и одной лихости, личного примера – уже было недостаточно для одержания верха в военном противоборстве на поле брани.

Даже отец Алексея крякнул и как-то виновато заморгал глазами, когда его сын убеждённо произнёс:

– А вообще, досточтимые гости, будущие победы русского оружия – сегодня в руках учителя. Да, да, вы не смейтесь надо мной. И поверьте пока на слово – именно учитель готовит наши будущие победы.

Развитие техники и вооружения, совсем скоро поднимется на такие высоты, что человек неграмотный, необразованный, не сможет ими овладеть в полной мере и эффективно использовать их боевые возможности на поле боя.

Поэтому, почему уже сегодня, на флоте служат пять, а то – и семь лет, а в пехоте – лишь три? Вы задумывались об этом?

А всё лишь потому, что там сложнее техника, системы вооружения. Трёхлинейкой может овладеть каждый. А вот поразить морскую цель – маневренную, постоянно находящуюся в движении. Да ещё и на дальности. Исключающей поражение своего корабля ответным огнём – тут нужна всеобщая высокая грамотность народных масс, иной, если хотите, уровень культуры.

Вот что я имею в виду, говоря о том, что судьба будущих побед нашей армии находится в руках учителя.

И тут же обратился с вопросом к гостям:

– Почему мы потерпели поражение в Крымской войне? Многие из Вас были её участниками.

И тут же сам ответил:

– Лишь потому, что у врага было более совершенное оружие, и он умело им пользовался. У него уже в эту войну появился рассыпной строй, что резко снижало эффективность и губительность нашего огня. У противника был выше уровень подготовки командных кадров.

Великие русские герои, стяжавшие славу на века, адмиралы Нахимов, Корнилов, Лазарев, Истомин – безусловно, заслуживают поклонения и преклонения, но их победы, поймите меня правильно, были последними победами парусного флота.

И не их вина, что нового флота, действующего не просто по воле Господа, то есть, с учётом ветра, а свободного в любом манёвре, имеющего силовую установку, машину, проще говоря, – а не просто использующего силу ветра, у нас к этому времени так и не появилось.

Глухой ропот пробежал по рядам гостей: «Ишь, мальчишка, на что замахивается, на наши святыни. Это – что, и мы – отжившие, вчерашнего дня люди?»

И Алексей, сразу же уловил настроение ветеранов, и повернулся к старому есаулу Кокшёнову, который был самым близким другом отца:

– Дядюшка Ерофей, скажи, твои пластуны из гладкоствольных штуцеров на сколько сажен могли вести прицельный огонь?

– Ну, сынок, сажен сто пятьдесят – двести, и то – умельцы. Наиболее талантливые – до трёхсот. Но это, конечно, единицы.

– А англичане с французами?

– Окаянные, – вскинулся старый воин, – пока мы сойдёмся с ними в рукопашную – половину людей выбьют

– А наши уставы, предписывающие офицеру быть впереди наступающих войск…

Гости ещё дружнее загудели:

– Ты, уж, сынок, того – не забывайся… А как же нам, труса праздновать? И кто тогда на врага пойдёт, если сам не поведёшь свою сотню, эскадрон в атаку?

– Нет, дорогие мои, речь не об этом, чтобы труса праздновать. У каждого командира высочайшая ответственность за успех боевых действий вверенных войск. Но это не значит, что он должен подставлять свою голову первой же вражьей пуле.

Голос его окреп:

– Войско без командира, без организации – всего лишь вооружённая толпа, неспособная действовать по единому плану. И добиваться успехов.

Поэтому самая главная задача любого военачальника – беречь офицера, использовать его на поле боя наиболее эффективно, разумно.

Посмотрите, кого мы потеряли в Крымской войне – адмиралов только четверых, в том числе: начальника штаба, а фактически – командующего флотом, командующего эскадрой, его преемников, генералов, полковников и им равных по флоту, а у противника таких потерь не было вообще.

Гости притихли. Так с ними никто в жизни не говорил. Убедительно. Ярко, вместе с тем – просто и понятно.