Крушение империи Наполеона. Военно-исторические хроники - Рональд Фредерик Делдерфилд Страница 13

Великой армии, от которых и получили материал для книги. Герой романа Жозеф Берта — домашний мальчик, вдобавок хромой. Его рассказ о сражениях в Саксонии в 1813 году так же точен в деталях, как воспоминания реальных лиц, например капитана Мориса Барре из 47-го пехотного линейного полка или кавалерийского майора Марбо, чье описание наполеоновских войн, с точки зрения младшего офицера, заслужило ему похвалу и наследство ссыльного императора.

Вот как Берта описывает свой первый день в Майнце по пути на фронт: «Из-под арки выкатилось несколько фургонов, и нам объявили сперва по-итальянски, а потом по-французски, что сейчас будут выдавать оружие, и те, чье имя назовут, должны выходить вперед… Каждый вызванный получал саблю, подсумок для патронов, штык и ружье. Их вешали поверх блуз, сюртуков, шинелей, и мы в своих разнообразных шляпах и шапках стали походить на шайку бандитов. Я едва мог тащить свое тяжелое ружье, а подсумок свисал до колен, пока сержант Пинто не показал мне, как укорачивать ремни; он был добрым человеком. Все эти лямки, врезающиеся в грудь, приводили меня в ужас, но тут стало ясно, что наши беды еще не кончились, как я было решил. Прикатил фургон с боеприпасами, и каждому выдали по пятьдесят патронов. Вместо того чтобы велеть нам расходиться и вернуться на квартиры, капитан взмахнул саблей и крикнул: „Правая шеренга, шагом марш!“ Забили барабаны».

Берта не питал иллюзий относительно своей будущей роли рядового в императорской армии. При напоминании о возможной славе он говорит: «Слава — не для нас. Она для людей, живущих весело, которые хорошо кушают и хорошо спят; они танцуют и развлекаются и в придачу получают славу, которую мы завоевываем потом, кровью и перебитыми костями. Таких бедолаг, как мы, куда-то отправляют, и нам повезет, если мы вернемся и сможем работать, лишившись одной из конечностей…» Дальше он описывает отношение гражданских людей всех наций к солдатам-победителям: «И когда те, кто пытался добыть славу, убивая других, проходят мимо с перебинтованными руками… и если так случится, что их носы красные от вина, которым они подбадривали себя на долгом марше под дождем и снегом, про них говорят: „Они же обычные пьяницы… Просто-напросто нищие бродяги!“»

Берта наверняка представляет собой более точный, чем любой другой литературный персонаж того времени, прототип французского призывника эпохи наполеоновских войн, и его едкие отзывы о военной дисциплине найдут отклик в сердцах миллионов людей более поздних поколений, которых кабинетные патриоты отправляли на поиски славы в болота Фламандии и в джунгли Вьетнама и Малайи. «Я выучил, что капрал всегда прав в разговоре с рядовым, сержант всегда прав в разговоре с капралом, старший сержант всегда прав в разговоре с сержантом, младший офицер всегда прав при разговоре со старшим сержантом и так далее вплоть до маршала Франции — даже если он посреди ясного дня заявит, что светит луна или что дважды два равно пяти. Усвоить это нелегко, но здесь очень полезным может оказаться большой стенд, который следует повесить в комнате и время от времени перечитывать, чтобы успокоить свои мысли. На этом стенде перечисляется все, что только может пожелать солдат — например, вернуться в родную деревню, отказаться от службы, спорить со своим командиром и так далее — и после каждого пункта следует напоминание, что он будет расстрелян или, как минимум, получит пять лет каторги с прикованным к ноге пушечным ядром, если сделает это».

Берта, разумеется, вымышленный персонаж, но нам не придется долго искать, чтобы найти его реальный прототип. Капитан 47-го полка Барре, посылая своих новобранцев в первые сражения кампании, записывает: «Вечером 29 апреля, находясь в бивуаке, мы впервые за эту кампанию услышали пушки. Молодой солдат 6-го полка при звуке канонады, раздающейся довольно далеко, взял из козел свое ружье, словно собираясь его чистить, и, уходя, сказал товарищам: „Черт! Какой жуткий звук! Но мне его слушать недолго“. Укрывшись за изгородью, он вышиб себе мозги».

Как говорили старые солдаты, оркестр настраивался. Маршал Ней, Рыжий, как прозвали его солдаты за цвет волос, был уже в поле. Лучшего человека, чтобы вести необстрелянных юнцов в бой, было не найти. Ней воевал почти непрерывно с того момента, как еще до революции был зачислен в гусары, и список его боевых подвигов начинается с Самбр-э-Мёза, когда юные солдаты революции отбросили от границы профессиональные армии. Нею как тактику почти не было равных, но он был полевым офицером, не стратегом. Порой посланцы императора не могли его найти после того, как он входил в соприкосновение с врагом. Он мог с каре пехотинцев отразить атаку кавалерии или оборонять деревню штыками. Рядовые обожали его, и, хотя вспыльчивый характер мешал его дружбе с равными по званию, каждый офицер в императорской армии уважал его храбрость в атаке и стойкость в обороне.

Именно отряды Нея под командованием генерала Суэма первыми подали французским новобранцам пример храбрости. Пробиваясь навстречу армии Эжена на нижней Заале, корпус Нея у Вейсенфельса неожиданно наткнулся на 10 тысяч русских кавалеристов. Французы к собственному удивлению не только отбили кавалерию, но и взяли штурмом батарею из шести пушек, захватив их все. Ней объявил, что никогда не видел такой решительности и доблести у новобранцев. В тот же день взвод из 15 солдат 13-го линейного полка отбил атаку полка прусских гусар, не потеряв ни одного человека.

Тем временем Наполеон, собравший 180 тысяч солдат в Майнце, приближался со своей обычной скоростью и вскоре появился на сцене, перебросив через Заале три моста и переправив через нее значительные подкрепления. Именно здесь, в теснине Риппах около деревни Позерна, Великая армия понесла первую серьезную потерю в кампании, ставшей роковой для многих людей, целое поколение властвовавших в Европе.

Маршал Бесьер, в прошлом парикмахер, а со времен итальянской кампании близкий друг Наполеона, вместе с гвардейскими кавалеристами, которыми командовал в двадцати жестоких битвах, напоролся на пушку и был убит ядром, раздробившим его запястье и грудь. Почти при совершенно таких же обстоятельствах четыре года назад под Эсслингом погиб его соперник маршал Ланн.

Бесьер стал вторым из двадцати шести маршалов, погибших в сражении. На поле боя был убит еще один, а затем последовала длинная полоса насильственных смертей, включая две казни, самосуд и самоубийство. Почти случайная смерть такого ветерана, как Бесьер, показалась мрачным предзнаменованием. Он пользовался всеобщим расположением за мирный нрав и исключительную вежливость, был единственным из маршалов, кто во время революции выступал на стороне роялистов* и заслужил