Сталин и заговор генералов - Минаков Сергей Тимофеевич Страница 16

чиво об этой тенденции можно судить по одной из эмигрантских военных организаций, которую возглавлял полковник Анисимов1. Он ратовал за возвращение личного состава Русской армии в Советскую Россию. Как он заявлял, «свою настоящую деятельность он не направляет... на разрушение Русской армии, а исключительно ведет борьбу с ее командованием, которое, по его мнению, препятствует естественному и неизбежному слиянию двух русских армий — белой и Красной — и может привести к новому пролитию крови между ними»90 91.

В этом алане интересны размышления генерала А. фон Лампе, в общем также усматривавшего «единоутробное» «революционное» происхождение и Красной Армии, и белой. Он обращал внимание на однородные социокультурные и неформальные инфраструктурные свойства советской и белой военных элит. Склонность усматривать некое «коренное» единство Красной и белой армий проявляется уже весной 1920 г. в записях

А. фон Лампе. «Меня очень интересует сущность Красной Армии, — записал он в своем дневнике в апреле 1920-го. — Создана она была социалистическим бредом, но борьба с нами, введение в нее настоящих офицеров, постепенное возвращение к дореволюционным порядкам — это тоже глава в той книге, о которой я мечтаю»92.

«Я не могу верить, что эти господа с Каменевым во главе стали коммунистами»93, — записал А. фон Лампе в мае 1920 г. в связи с учреждением Особого совещания при главкоме вскоре после начала советско-польской войны. Он имел в виду включение в это Совещание генералов А. Брусилова, А. Зайончковско-го, А. Цурикова, Д. Парского, В. Клембовского и др. «Ну, если наши генералы и на этот раз не сумеют забрать в руки Красную Армию и вырвать влияние у советских воров, — продолжает рассуждать автор дневника, — тогда я готов признать, что нам нужна советская власть... Цуриков приезжал в Екатеринодар, Зайончковский готовится быть с нами... Словом, коммунисты они маринованные, и это случай, который не повторится. Наличие Брусилова с его способностью приспособляться едва ли поможет делу, но все же возможность открывается уж очень большая!»1.

Полковник Анисимов, как сообщали осведомители, «всегда... старается подчеркнуть свой национализм и веру в возрождение России русскими силами, причем необходимой мерой к тому считает восстановление Красной Армии против коммунистов и военной диктатуры, идущей из Красной Армии»94 95 96. «По общему мнению, которое я и сам разделяю, — записал в своем дневнике 24 декабря 1923 г. А. фон Лампе, — у нас один путь для работы — союз с Красной Армией и террор в самой России»'1. В связи с этими настроениями свое недовольство поведением П. Врангеля автор дневника выразил еще в ноябре 1922 г. «Врангель дискредитировал себя в глазах красных командиров производством Шатилова и др., т. е. тем, что он с собой ведет Тухачевским и иным новое начальство», — записал

А. фон Лампе в дневнике97. Эли настроения усиливались благодаря всевозможным слухам и сообщениям беглецов из Советской России.

«В тот же день (27 сентября 1922 г.) у меня был некто Н.Н. Алексеев, который только что бежал из Совдепии, — отметил в дневнике А. фон Лампе. — В Москве он видел Слащава, которому предлагали назначение главнокомандующим на Дальнем Востоке, но тот, боясь выступлений против себя, не едет. По словам Алексеева, Слащов, а с ним Гильбих (не Генерального штаба) и Мильковский живут так же, как Лазарев, припеваючи, а Слащов также и бросил пить! Все они не коммунисты и жаждут работы на воссоздание армии и в этом видят спасение России...»1.

Генерал-лейтенант Слащов Я.А. (1885—1929) еще в 1921 г. вернулся в РСФСР. Он имел много скрытых сторонников в Русской армии П. Врангеля, будучи фактически оппозиционным лидером русской военной эмиграции. Вслед за ним большая группа генералов и старших офицеров Русской армии также вернулась в Россию в 1922 г. Среди них генералы Ю. Гравиц-кий и А. Секретев, пользовавшиеся достаточным авторитетом среди личного состава белой армии. Репатриировавшиеся в Россию белые генералы даже приобрели на некоторое время весьма заметную роль в стране, в ее политической жизни и в армии. Они были зачислены в состав Красной Армии, они преподавали в Военной академии РККА и других военных учебных заведениях. Однако наиболее ценной, была в это время их деятельность и их роль по дальнейшему разложению и фактической ликвидации Русской армии.

«В Болгарии в настоящее время особую деятельность проявляет генерал Секретев и бывший командир (Марковского) полка генерал Гравицкий, — записал в своем дневнике 31 октября 1922 г. А. фон Лампе, — оба приняты на службу к большевикам. Оба генерала работают по привлечению на службу в формируемый Красный корпус своих бывших товарищей и подчиненных. В распоряжении генерала Гравицкого имеется особая казарма, куда направляются записавшиеся. Оба генерала указывают при этом, что они ранее голодали, а теперь обеспечены услугами и одеждой; обещают сытую, спокойную жизнь в составе воинских частей, прекращение преследований»98 99. А. фон Лампе в это время получил информацию о том, что даже «с Витков-ским велись переговоры через марковца штаб-ротмистра Щеглова от имени генералов Бонч-Бруевича и Балтийского о переходе на сторону СССР с обещанием сохранить его в должности командира корпуса»'1.

В 1922 г. репутации Русской армии и ее руководителям был нанесен еще один удар: против армии и продолжения антисоветской деятельности выступили генералы Е. Достовалов, А. Кель-чевский, С. Добророльский, В. Сидорин. В. Сидорин и А. Кель-чевский были весьма популярны среди донских казаков. В 1919 г. они возглавляли Донскую армию. В. Сидорин был ветераном Белого движения. Он начинал еще в августе 1917 г. вместе с генералом Л. Корниловым. А. Кельчевский, помимо прочего, был весьма авторитетным военным ученым, профессором Академии Генерального штаба.

Особенно чувствителен для морального состояния Русской армии был поступок генерала Е. Достовалова. С 1919 г. он являлся практически бессменным начальником штаба у генерала

А. Кутепова, в Добровольческом корпусе, 1-м корпусе, 1-й армии. Ныне он занял откровенно «проболыыевистскую» позицию и фактически перешел на сторону советской власти. Мощным деморализующим фактором оказалась гибель в ноябре 1922 г. весьма известного и популярного среди кубанских казаков генерала В. Покровского.

Несомненно, деморализующим, особенно для «старых» добровольческих частей Русской армии, было еще одно событие. В 1923 г. с должности командира Корниловского ударного полка был отставлен П. Врангелем самый «старый корниловец», своего рода воплощение и один из символов* Белого дела, самый молодой белый генерал, «герой Белого дела» Н. Скоблин. П.Врангель отправил его в отставку из-за постоянных отлучек, связанных с гастрольными поездками его жены, известной русской певицы Н. Плевицкой. Хотя Н. Скоблин никогда не числился среди «первых вождей» Белого дела, он, однако, был весьма популярен в Добровольческой и Русской армиях.

Репатриантские настроения возникли у Н. Скоблина уже в 1921 — 1922 гг. Отчасти под впечатлением отъезда и уже «советской судьбы» генерала Я. Слащова. Отчасти на настроения генерала оказывала воздействие имевшая на него влияние его прославленная и капризная жена Н. Плевицкая. Дело дошло даже до переговоров с Ф. Дзержинским. Отъезд не состоялся потому, что в то время ОГПУ, открывая возможность для возвращения самой Н. Плевицкой, не обещало амнистии ее мужу генералу Н. Скоблину. Само по себе такое поведение Н. Скоблина

вызвано было и бедностью, и несомненным неверием в перспективы Белого дела и Русской армии, и фактическим смещением ■ ценностей в жизненной ориентации.

Ожидания и поиск «Наполеона» среди «революционных генералов» Красной Армии в русском военном зарубежье, в белой военной элите в значительной мере были обусловлены разочарованием в П. Врангеле и скептическим отношением к другим, «популярным» белым генералам, претендовавшим на «врангелевское» место «вождя Белого дела».