Тайны и герои 1812 года - Арсений Александрович Замостьянов Страница 17

Когда тучный седой генерал верхом выехал к армии — над его головой пролетел орёл. Кутузов обнажил голову и поприветствовал воинственную птицу.

«Ура!», — грянуло до самого неба. Армия увидела в орлином полёте предзнаменование победы.

Не успел этот сюжет попасть в газеты — а Державин уже написал оду «На парение орла»:

Мужайся, бодрствуй, князь Кутузов! Коль над тобой был зрим орел, — Ты верно победишь французов И, россов защитя предел,

Спасёшь от уз и всю вселенну.

Всё-таки некоторые рифмы история как будто заранее, ещё до великих свершений, выводит золотом по граниту: «Полтава — слава», «Кутузов — французов»…

Кутузов умел воодушевить армию — подчас прибегая и к лукавству. «С такими молодцами — и отступать?» — громогласно воскликнул он, зная, что великое отступление только началось и армию ещё предстоит приучить к невыносимой мысли — к необходимости сдачи Москвы.

Михаил Илларионович следовал ещё более радикальному плану отступления, чем предложения Барклая. России нужно было несколько месяцев, чтобы собрать резервы, чтобы организовать сопротивление в растянутом тылу Наполеона, чтобы отрезать Великую армию от снабжения. Огромный пустой город мог бы стать капканом для двунадесяти языков. Но сдать Москву без сражения Кутузов не мог. Это был бы убийственный моральный удар, после которого армия разуверилась бы в собственных силах. Это — поражение. Генеральное сражение неизбежно. Кутузов понимал, что оно не остановит Наполеона — его остановят болезни и город. Но битва должна была максимально ослабить врага.

Приободрив армию, Кутузов приказал дальше отступать на восток — но он не скрывал, что ищет удобную позицию для генерального сражения и пытается укрепить армию резервами и ополчением. С Кутузовым и отступать было веселее.

Недаром помнит вся Россия…

«И вот нашли большое поле, есть разгуляться где на воле», — с этих стихов Лермонтова многие из нас начинали знакомство с русской литературой. Бородино! Здесь располагалось именьице полковника Дениса Давыдова, доставшееся ему по наследству. О Денисе Васильевиче мы вспомнили не случайно. Во дни отступления именно он предложил генералу Багратиону план партизанской войны, поддержанный и Кутузовым. Он понимал, что нужно использовать продвижение Наполеона вглубь России — и бить по тылам, отрезая вражескую армию от обозов. Давыдов верил в массовое патриотическое движение, он знал, что многие крестьяне отступают вместе с армией, не желая подпадать под власть захватчиков. Это в Германии и Австрии крестьяне кормили французскую армию, подчас сколачивая на этом состояния.

Важнейший вопрос той войны — а, может быть, русскому крестьянину было бы выгоднее подпасть под оккупацию? Прогрессивный Наполеон, воспитанник Французской революции, вроде бы намеревался отменить крепостное право. Во Франции не было сословных привилегий — и мальчишки из нищих семей могли дослужиться до маршальского жезла. К тому же усилившийся Наполеон мог бы свернуть шею самой алчной в мире империи — Британской. Разве это не благо?

А так получилось, что крепостные крестьяне в очередной раз проливали кровь за чужие интересы…

Вроде бы благородная позиция — но насколько лукавая! Нельзя подходить к истории 1812 года с мерками ХХ, а тем более — ХХ1 века. Не было тогда в России (в отличие от Франции) революционного класса. И только сохранение государственного суверенитета позволило крестьянскому большинству в будущем обрести свободу и права. Родина превыше всего. А надежды на оккупацию приводят к одичанию. Патриотический подвиг был вкладом в будущее, традиции 1812 года укрепляли народные силы в течение веков. Только в последние двадцать пять мы заплутали. Ликвидация Западной группы войск стратегически ослабила Россию. Современная российская дипломатия всё чаще исполняет роль второго плана в ключевых спектаклях мировой политики. Либералы и такие националисты, как Солженицын, долго убеждали нас, что статус сверхдержавы истощает Россию. Но посмотрите, как истощает нас положение державы второстепенной! Конечно, с позиций хозяйчика и ростощика этого не понять, но одичание коснётся всех! Благополучие порознь, слава порознь — невозможны.

И Кутузов, приняв командование, без промедления обратился к русским беженцам с оккупированных территорий и к будущим партизанам: «В самых лютейших бедствиях показываете вы непоколебимость своего духа. Вы исторгнуты из жилищ ваших, но верою и верностью сердца ваши связаны с нами священными, крепчайшими узами. Враг мог разрушить стены ваши, но не мог и не возможет победить и покорить сердец ваших».

И вот — Бородино. Кутузов знал: на такое сражение можно пойти лишь раз в жизни. Россия беспрестанно воевала несколько веков, но таких сражений не видывала. Наполеон готов был бросить в бой 135 тысяч солдат. Под рукой у Кутузова было 103 тысячи регулярных войск, 7 тысяч казаков и более десяти тысяч ополченцев. Если упомянули русских ополченцев — не забудем и про наполеоновских нонкомбатантов. Это вспомогательные войска, обслуживающие армию, вооружённые на уровне наших ополченцев. Кроме численного превосходства Наполеон обладал и более опытной армией. Ему удавалось сохранять в сражениях испытанных ветеранов: первыми он бросал в бой поляков и немцев.

Всё более важным фактором победы становился артиллерийский огонь. В русской армии орудий было несколько больше, чем у противника: 624 против 587. Но ещё важнее пушек — боевой дух, патриотический заряд армии, готовность к самопожертвовани. «Умрёмте ж под Москвой!».

Прав был Коленкур — дальновидный французский дипломат, хорошо знавший Россию. Накануне войны он предупреждал своего императора: «Упрямая гордость русских не примирится с порабощением». И в армии, которая остановилась у Бородина, царила решимость: погибнуть, но не пропустить врага! Для разговора с солдатами Симбирского пехотного полка Кутузов — старый, израненный генерал — нашел простые и точные слова: «Вам придётся защищать землю родную, послужить верой и правдой до последней капли крови. Каждый полк будет употреблён в дело. Вас будут сменять, как часовых, через каждые два часа. Надеюсь на вас».

Войска расположились на славном поле. В центре и на правом фланге — Первая армия Барклая, на левом фланге — вторая армия Багратиона.

Был у Кутузова план: возле деревни Утицы поставить скрытно корпус генерала Тучкова и ополченцев. Если бы Наполеону удалось пробить фронт Второй армии (а Кутузов предполагал, что на левом фланге французы создадут преимущество для прорыва) — Тучков неожиданно ударил бы во фланг и в тыл противника. Но, как вспоминает участник сражения, Фёдор Глинка, по вине начальника штаба, генерала Беннигсена, эта затея не удалась. Части Тучкова выдвинули вперёд — и ни курган, ни лес не скрывал их…

26 августа (по старому стилю), на рассвете французы атаковали село Бородино, в жарком бою им