Финал в Преисподней - Станислав Фреронов Страница 17

покончит с собой в окружённой рейхсканцелярии, Геринг в тюремной камере. Фрик повиснет меж небом и землёй в Нюрнберге. А вот Шверин фон Крозик станет последним канцлером Третьего рейха и выступит с историческим обращением к немецкому народу: «После шести лет героической борьбы и непревзойдённой стойкости Германия уступает превосходящей силе своих врагов». Он получит по американскому приговору 10 лет, отсидит 6, выйдет и умрёт у себя дома незадолго до 90-летия.

Фон Папен какое-то время будет искренне считать себя одним из руководителей государства. В «Ночь длинных ножей» ему просвистит у виска, и он поторопится сбежать в послы — сначала в Австрию, потом в Турцию. Там его снова попытаются убить, на этот раз спецкоманда советской разведки. Он предстанет перед Нюрнбергским трибуналом и будет одним из трёх оправданных. Однако комиссия по денацификации осудит его на 8 месяцев, как за мелкое хулиганство. Он доживёт почти до 90 лет, горько рассуждая в мемуарах о превратностях своей судьбы.

Фон Бломберга со скандалом изгонят через пять лет, зачищая военную верхушку. Генералу предстоит долгая опала, потом свидетельские показания в Нюрнберге и смерть в американском военном госпитале. Фон Нейрат также через пять лет будет отставлен за чрезмерную «дипломатичность». Год спустя его переведут на административно-карательную должность в Чехии. В Нюрнберге он получит 15 лет, из них отсидит 7, досрочно выйдет благодаря инфаркту и 83-летним умрёт в своём доме.

Гугенберг пробудет в правительстве пять месяцев, после чего сочтёт за лучшее исчезнуть из политики Рейха. Это позволит ему дожить до 81 года и ещё поучаствовать в воссоздании «Стального шлема» в ФРГ. Зельдте не доживёт до суда в американском плену. Эльтц-Рюбенах вскоре вступит в НСДАП, но уйдёт из правительства, а в 1943-м из жизни, не оставив в истории особо заметного следа.

Гереке примкнёт к аристократической оппозиции нацизму, чудом переживёт «Ночь длинных ножей», дважды будет арестован. После 20 июля 1944-го его спасёт лишь приход американцев. Жизнь он кончит жизнь политконсультантом… коммунистического режима ГДР, где напишет знаменитые мемуары «Я был королевско-прусским советником».

Гюртнер успеет рьяно послужить фюреру, в том числе учреждая в Польше кровавые военно-полевые суды для ускоренных расправ над евреями и славянами. Но патентованным нацистом так и не станет. В 1941-м он скоропостижно умрёт, ужасаясь содеянному.

Среди гитлеровских коллег по кабинету были откровенно слабые политики, воплощение амбиции без амуниции (Папен, Эльтц-Рюбенах). Были серьёзные деятели, переоценившие свои возможности в небывалых обстоятельствах (Гугенберг, Зельдте, Гюртнер). Были прусские аристократы, служившие нацистскому режиму на манер «спецов» при большевизме (Бломберг, Крозик). Были по-настоящему сильные личности, последовательно шедшие либо с нацизмом, либо против него (Нейрат, Гереке). Но объединяющим их качеством была безнадёжная слабость в сложившихся обстоятельствах. На одном из заседаний кабинета, становившихся всё более редкими, Папен почтительно возразил главе правительства по мелкому вопросу. В ответ раздался рёв Геринга: «Господин Папен, в Рейхе есть фюрер! Мы собрались здесь, чтобы выполнять его приказы, а не обсуждать их!» Вице-канцлер умолк. Презрительно молчал и рейхсканцлер.

«Страх и ужас их также зовут»

Волна улично-застеночного террора захлестнула Германию уже вечером 30 января. Полмиллиона штурмовиков развернули неуправляемую вакханалию мордобоев, пыток и убийств. День за днём, час за часом сводились многолетние счёты, причём отнюдь не всегда политические. Каток пошёл не только по евреям, коммунистам и социал-демократам — под боем оказался каждый, кто за последние десять-пятнадцать лет имел неосторожность косо посмотреть на того или другого нациста. Каждый Хорст Вессель в коричневой гимнастёрке дорвался, наконец, до вожделённой мести. В первые же дни вал штурмового насилия вышел из-под всякого контроля.

Власти с самого начала пытались ввести тотальный замес в рамки организованной системы. Но тут сказалась чрезмерная разветвлённость и высокая степень плебейской вольницы в нацистских силовых структурах. Активисты СА сочли себя полными хозяевами страны и проламывали череп любому, кто ставил этот факт под сомнение. Командир берлинских штурмовиков Карл Эрнст, в недавнем прошлом лифтёр и ресторанный вышибала, хлестал кнутом полицейских чиновников прямо в их штаб-квартире. В ведении ремовской отморози оказались «дикие концлагеря», создаваемые в подвалах и заброшенных зданиях. Улицы германских городов окрасились в красно-коричневый цвет штурмовых гимнастёрок и крови «врагов народа». Это наиболее масштабное направление нацистского террора было сугубо стихийным и не подлежало никакому регулированию, кроме воли самих штурмовиков.

Наряду с партийными костоломами, заявили о себе государственные. Уже 31 января «беспортфельный» Геринг по совместительству назначился министром внутренних дел крупнейшей германской земли Пруссии и поставил под контроль 75-тысячную земельную полицию. На следующий день был распущен рейхстаг и назначены досрочные выборы. А уже 4 февраля президент с подачи канцлера издал чрезвычайный декрет-закон «О защите народа», позволяющий административным органам по своему усмотрению запрещать политические собрания и закрывать печатные издания. Предвыборная кампания была отдана на милость Фрика и Геринга.

17 и 22 февраля Геринг издал два беспрецедентных в истории правоохранительных органов приказа. Первый давал прусской полиции карт-бланш на неограниченное насилие, включая упреждающий огонь по заведомо безоружным. «Всем, кто применит оружие, я окажу покровительство независимо от последствий», — уточнил «толстопузый Герман» в поясняющем распоряжении. Второй привлекал к полицейским операциям «вспомогательные» силы из состава СА и СС. Полсотни тысяч партийных боевиков не только на порядок подняли масштаб организованного террора, но и превратились в комиссарскую массу над сотрудниками полиции, в которой ещё сохранялась инерция социал-демократических настроений. «Борьбу не на жизнь, а на смерть, я веду вместе с низами, — подчеркнул аристократ Геринг. — Народ должен сам защищать себя».

В соревновании с партийными Штурмовыми отрядами и полицией Пруссии старалось не отставать общегерманское МВД. В руках Вильгельма Фрика, нацистского бойца старшего поколения (56 лет в 1933-м вообще-то нехарактерный возраст для члена НСДАП) и опытного баварского полицейского оказался отлаженный карательный аппарат, усиленный чрезвычайным законодательством. Под полный контроль МВД были поставлены полицейские силы во всех землях Германии, кроме Пруссии и Баварии (Геринг и Гиммлер не нуждались во фриковском руководстве). МВД располагало собственной судебной системой с правом вынесения смертных приговоров. Именно из министерства Фрика поднялась страшная фигура Роланда Фрейслера, будущего «рейхсвышинского» во главе Судебной палаты. Сравнение со сталинским обер-прокурором, применявшееся самим Гитлером, логично со всех точек зрения. Фрейслер начинал политическую карьеру как патентованный большевик — попав в русский плен на Первой мировой войне, в 1918-м он вступил в РКП(б) и командовал продотрядом. Но коммунистическое прошлое не ставилось Фрейслеру в вину. Наоборот, послужило ценной рекомендацией, хотя и вызывало время от времени добродушное подшучивание геноссен.

26 марта в Германии был учреждён новый карательный орган — государственная тайная полиция.