Константинополь и Проливы. Борьба Российской империи за столицу Турции, владение Босфором и Дарданеллами в Первой мировой войне. Том I - Евгений Александрович Адамов Страница 19

же время мы опасались, однако, возбуждать этот вопрос раньше, чем вполне определятся размеры успехов балканских государств, вероятность занятия их войсками Константинополя и отношение других великих держав к событиям на Балканах. Это соображение внушило нам известную сдержанность по отношению к английскому предложению обсудить вопрос о возможности интернационализации Константинополя и о новых гарантиях пользования Проливами. По нашему мнению, основные интересы России не могут быть защищены в Проливах никакими договорными гарантиями и статьями, так как последние всегда могут быть обойдены; и мы должны всегда иметь в виду — какая реальная сила в действительности может обеспечить установленный в Проливах режим от каких-либо нарушений.

Само собою разумеется, еще отрицательнее отнеслись мы к исходившей из Вены попытке установить известный параллелизм между интересами нашими и Дунайской монархии: Россия должна была бы объявить себя незаинтересованной в отношении западной части Балканского полуострова, тогда как Австрия предоставила бы нам полную свободу действий в Константинополе. Исходя из положения, что какие-либо изменения в режиме Проливов могут наступить лишь по окончании войны и что, с другой стороны, мы не можем согласиться на компенсации, так как это нанесло бы ущерб интересам балканских государств, — мы соблюдали до сих пор выжидательную тактику, не упуская, однако, благоприятного момента для заявления наших пожеланий.

Хотя дальнейшее течение войны еще нельзя предусмотреть, однако можно признать, что в настоящий момент продвижение союзников достигло уже максимального предела и вероятность занятия Константинополя весьма мала. Вследствие этого остается в силе наше первоначальное положение, что Константинополь и достаточная по величине область на европейском материке останутся во владении Турции. Можно думать, что даже после победоносной войны Болгарии понадобится довольно продолжительное время, чтобы оправиться от своих потерь и окончательно утвердиться в завоеванных ею областях. Не менее трудные задачи ожидают и побежденную Турцию.

Россия, не участвовавшая в войне, обладает теперь возможностью, с одной стороны, распространить свое влияние между балканскими государствами, к которым должна быть причислена, если возможно, и Румыния, а с другой — укрепить свое положение в Турции, которая более, чем когда-либо, должна дорожить хорошими отношениями с Россией.

Все это побуждает нас в настоящий момент подходить с исключительной осторожностью к тем предложениям, которые могут быть нам сделаны другими державами в вопросе о Проливах. Мы должны остерегаться изъявлять одобрение установлению каких-либо ограничительных гарантий, которые могут стать в будущем препятствием к окончательному решению вопроса о Проливах сообразно нашим интересам. С другой стороны, мы не можем упускать благоприятного момента для осуществления некоторых, не столь радикальных, но все же имеющих значение изменений. Практичнее всего, нам кажется, трактовать вопрос о Проливах, как в 1908 г., то есть в смысле предоставления прибрежным черноморским государствам в мирное время, с соблюдением известных условий, гарантирующих безопасность Константинополя, выводить и вводить из Черного моря и в Черное море свои военные суда.

Конечно, в настоящий момент не может быть речи о заключении одностороннего соглашения между Россией и Турцией по этому вопросу; подобное соглашение нарушило бы наши отношения с балканскими государствами. Вряд ли оно и нужно, так как, вместо дружественных заверений, которые в свое время оказались бесплодными, вследствие самомнения турок, в наших руках есть гораздо более действительное средство воздействия на Турцию теперь, когда часть турецких войск переведена с нашей границы на театр военных действий. Величайшее значение мы должны, конечно, придавать позиции великих держав, и мы можем лишь констатировать, что за последние годы почва для благоприятного нам решения хорошо подготовлена. Как Вам известно, наши пожелания ни для одного европейского правительства не могут оказаться неожиданными, и каждое из них в свое время выразило условное согласие с ними. У нас нет желания по отношению к Австрии стать на точку зрения соглашения или компенсаций; но мы никогда не отрицали необходимости считаться с австрийскими интересами экономического и политического характера на Балканском полуострове. В вопросе о выходе Сербии к Адриатическому морю мы также советовали белградскому кабинету принять во внимание интересы соседнего с ним государства. Поэтому мы считаем себя вправе ожидать, что венский кабинет подобным же образом отнесется к нашим интересам в вопросе о Проливах. Во всяком случае, мы считаем, что сопротивление австрийской дипломатии в этом вопросе вряд ли может быть серьезным препятствием к осуществлению наших более чем скромных пожеланий[82].

Таковы общие соображения, которыми мы руководствуемся в вопросе о Проливах. Сообщая их Вам на случай объяснения с Пуанкаре, считаю необходимым добавить, что мы считали бы неправильным выступить теперь же с какими-либо самостоятельными предложениями, так как путь компенсаций, как указано выше, не отвечает нашим интересам. Однако, если бы обстоятельства изменились и этот вопрос сам собою стал бы на очередь, нам было бы интересно уяснить точку зрения французского правительства для того, чтобы мы могли точно определить время и средства для достижения нашей цели».

На это письмо к Извольскому немедленно, 2 декабря, отозвался Бенкендорф письмом не менее интересным и гораздо более определенным, чем прежние его сообщения Нератову. Грэй считает, что в отличие от 1908 г. «почва» в достаточной мере подготовлена и что Россия может поднять вопрос о Проливах в связи с ликвидацией балканской войны, — как раз то, от чего Сазонов самым категорическим образом отказывался. Кроме того, Грэй остается на точке зрения тогдашнего своего меморандума и, в частности, необходимости предварительного соглашения с Турцией. Бенкендорф не думает, чтобы «эта предпосылка изменилась», и хотя Турция выходит ослабленной из войны, но это не значит, что она потеряла всякое значение в глазах Англии. Более того: в качестве чисто мусульманского и азиатского государства она представляет для Англии именно теперь в высшей степени важную державу. Итак, поддержка Англии обеспечена, — Грэй и Никольсон, по собственной инициативе, возбуждают вопрос о Проливах и советуют поставить его на предстоящей конференции, — но поддержка эта, как ясно даже Бенкендорфу, имеет целью решить вопрос в желательном «с английской, а не нашей точки зрения смысле». Поэтому, невзирая на пресловутую перемену в отношении к России, происшедшую в Англии, лондонский посол вполне присоединяется к точке зрения Сазонова, изложенной в письме к Извольскому.

Что касается Извольского, то, как мы видим, с ним и с гр. Игнатьевым велись в это время разговоры более серьезные, и ему приходилось вступать в единоборство с Сазоновым по вопросу об общей франко-русской политике против Германии и Австрии. Лишь в апреле 1913 г. Пуанкаре вспоминает о Константинополе — опять-таки ввиду угрозы занятия его болгарами — и предлагает морскую демонстрацию держав в Проливах и Мраморном море, на что Сазонов немедленно соглашается. С своей стороны Грэй предлагает через