Константинополь и Проливы. Борьба Российской империи за столицу Турции, владение Босфором и Дарданеллами в Первой мировой войне. Том II - Евгений Александрович Адамов Страница 2

перед сэром Э. Грэем сделанное Венизелосом 19/6 августа 1914 г. — то есть через неполных три недели после начала войны — предложение предоставить все вооруженные силы Греции в распоряжение союзников для операций против Турции. Венизелос прибавил, что это предложение было сделано «в особенности (in a special sense) Великобритании, с интересами коей интересы Греции неразрывно связаны»[4]. Вопрос шел очевиднейшим образом об овладении Дарданеллами[5], а смысл предложения Венизелоса ясно определяется более поздним (от 5 марта 1915 г.) письмом Венизелосу греческого консула в Лондоне, Ставриди, находившегося в постоянных сношениях с тогдашним канцлером казначейства Ллойд Джорджем, в котором говорится: «Как Вы уже знаете, желание Франции и Англии заключается в том, чтобы Россия не стала всемогущей на Востоке. И если Франция и Англия возьмут Константинополь, то их идея заключается в том, чтобы сделать город интернациональным. Несомненно, что для нас это было бы в тысячу раз лучше, чем видеть его окончательно в руках России»[6].

«После весьма напряженного (anxious) обсуждения» сэр Э. Грэй, однако, убедил кабинет, в который вопрос был, стало быть, внесен, отказаться от предложения Венизелоса, будто бы только потому, что выступление Греции на стороне Антанты могло бы повлечь за собой, так сказать автоматически, присоединение Болгарии к ее врагам[7].

О напряженности интереса английского правительства и адмиралтейства к вопросам Ближнего Востока свидетельствует далее одобренная Грэем инструкция, данная Черчиллем 31/18 августа известному главе английского Балканского комитета Н. Бекстону перед его агитационно-пропагандистской поездкой на Балканы. В ней энергично выдвигается первоклассное значение воссоздания балканского союза при участии Болгарии, Сербии, Черногории, Греции и Румынии, — союза, «достаточно сильного, чтобы сыграть действительную роль в судьбах Европы». Ввиду «нашего решения относительно Турции», то есть решения держав Антанты по возможности избежать войны с Турцией путем гарантирования ей «неприкосновенности и независимости», инструкция предусматривала, правда, непосредственно лишь союз названных государств против Австрии; однако настойчивость, с которой в ней подчеркивается готовность Англии, «совершенно не заинтересованной в балканских делах», поддержать «всякий шаг, который будет сделан для создания сильного единения христианских народов такого типа, как то, которое одержало победу в первой балканской войне», то есть в войне «христианских народов» с Турцией, — вскрывает истинный смысл всего этого шага. «Действуя совместно, в единении и с взаимной добросовестностью, балканские государства могут ныне сыграть решающую роль и приобрести выгоды, которые им никогда, быть может, снова не достанутся». Этим они обеспечат себя от эгоистических поползновений держав, в том числе, очевидно, и России, заинтересованных — в отличие, как заявляется в инструкции, от Англии — в делах Балканского полуострова[8].

Как себе конкретно представляли в Англии возможность примирить интересы победителей 1913 г. и побежденной Болгарии, нас здесь не интересует. Нам важно только отдать себе отчет в той атмосфере, которая царила в Лондоне с самого начала войны по вопросу о Ближнем Востоке. Одним из центральных пунктов его для английских государственных деятелей оставался — несмотря на постановление Комитета имперской обороны (Committee of Imperial Defense) 1903 г., что «исключение России из области Проливов не представляет для Великобритании первостепенного (primary) морского или военного интереса»[9], — все тот же вопрос о Проливах и Константинополе. С этой стороны приобретает особое значение письмо Черчилля начальнику главного морского штаба сэру Ч. Дугласу от 1 сентября 1914 г. «Я сговорился вчера (то есть в день подписания им упомянутой инструкции Бекстону) с лордом Китченером, — читаем мы здесь[10], — что два офицера адмиралтейства должны встретиться с двумя офицерами, назначенными директором департамента военных операций военного министерства, дабы изучить и составить план захвата посредством греческой <…> силы Галлиполийского полуострова с целью допущения (to admitting) британского флота в Мраморное море». Несмотря на то что в это время Антанта еще держалась миролюбивой политики по отношению к Турции и несмотря на то что директор департамента военных операций генерал Каллуэлль 3 сентября высказал убеждение, что предположенная галлиполийская операция представляет чрезвычайные трудности и потребует высадки не менее шестидесятитысячного отряда, Черчилль — на этот раз с одобрения Грэя — послал 4 сентября главе английской морской миссии в Греции контр-адмиралу Марку Керру телеграмму, мотивированную близостью войны с Турцией, в которой предлагал ему обсудить, совместно с греками, вопрос о греческой операции для захвата Галлиполийского полуострова и о вхождении англо-греческого флота в Мраморное море с целью потопления турецко-германских судов. Такая операция даст возможность «овладеть всем положением», «в соединении с черноморским флотом русских и их военными силами». Последние слова должны были служить инструкцией Керру, как надлежало толковать самую операцию, переговоры о которой велись без осведомления о них России[11]. Само по себе такое предложение соответствовало желаниям как Венизелоса, так и короля Константина, решительно уклонявшихся от военной поддержки Сербии против Австрии, но весьма готовых воспользоваться возможностью проникнуть, с одобрения и при содействии Англии, а стало быть, и Антанты, в Мраморное море и в Константинополь — нескрываемую цель греческого империализма. Опасения относительно Болгарии, издавна существовавшие в Афинах, однако, сыграли здесь свою роль, и 9 сентября Черчилль получил через Foreign Office сообщение Марка Керра, что Греция сможет выступить лишь в случае одновременного вступления Болгарии в войну с Турцией, то есть не может довольствоваться нейтралитетом Болгарии, которой она не верит[12].

Замолкнувшее ввиду этого, а также ввиду тяжелого положения на французском фронте и других причин, на некоторое время дело о дарданелльской операции снова возникло в связи с наметившейся к концу октября опасностью нападения турецких войск на главную артерию Британской империи, Суэцкий канал[13]. Последовавшее вслед за тем 29 октября вступление Турции в войну приблизило эту опасность. В ноябре месяце в район канала были направлены первые австралийские и новозеландские отряды в подкрепление стянутому там флоту. Еще до их прибытия и высадки (1 декабря) Черчилль обратился 25 ноября в Военный совет (высший военный совет, собиравшийся под председательством премьера Асквита) с запиской, в которой он доказывал, что «истинный метод защиты Египта заключается в нападении на Галлиполийский полуостров», но что это «весьма трудная операция, требующая значительных сил», а именно десанта в 60 тысяч человек, могущих быть отправленными в два приема к месту операции[14]. Но и эта мысль разбилась о невозможность, — при крайне напряженном состоянии англофранцузского фронта, малой численности «новых армий», за организацию которых принялся Китченер, при остром недостатке боевых снарядов, с одной стороны, и неприспособленности наличных английских заводов к быстрому увеличению их производства, с другой стороны, — уделить на такого рода операцию потребную сумму вооруженных сил и технических средств[15].