Война Чарли Уилсона - Крайл Джордж Страница 21

До тех пор Джоанна считала, что она полностью осознает коммунистическую угрозу. Но граф познакомил ее с новым аспектом этой угрозы, когда развернул карты и подробно описал «генеральный план» действий против Запада. По его словам, «шпионы просачивались в каждое министерство и правительственное учреждение, даже в аэропорты». Де Маренше объяснил, что он сыграл решающую роль в подавлении студенческих бунтов 1968 года. Он занимал центральный пост в организации, которую Джоанна теперь называет «общемировой организацией людей, готовых пожертвовать всем: своей жизнью, своим состоянием и даже священной честью, в точности как отцы-основатели».

Можно сказать, что будущее навязчивое желание бороться с русскими в Афганистане возникло у миссис Херринг еще в Париже, когда де Маренше организовал для нее и ее мужа встречу с одним из главных игроков своей глобальной сети, с блестящим пакистанским послом в Вашингтоне и будущим премьер-министром Пакистана Шахабзаде Якуб-Ханом, В конце 1970-х годов Пакистан был бедной страной, не пользовавшейся благосклонностью Вашингтона. Якуб-Хан, пытавшийся наладить дружеские связи, предложил Бобу Херрингу стать почетным консулом Пакистана в Хьюстоне. Тот отказался, но предложил кандидатуру своей жены. Так начались «любовные отношения» Джоанны с Пакистаном; безусловно, это было одно из самых невероятных дипломатических назначений, предпринятое страной с консервативным исламским режимом.

Как правило, обязанности почетного консула ограничиваются спасением пьяных моряков от тюрьмы, отправкой умерших граждан на родину для похорон и общей демонстрацией флага. Но Джоанна Херрринг вела себя так, словно стала полномочным послом или по меньшей мере торговым представителем. Она стала устраивать благотворительные мероприятия и однажды уговорила своих друзей-модельеров Пьера Кардена, Оскара де ла Рента и Эмилио Пуччи создать коллекции с использованием пакистанских национальных мотивов и разместить в Пакистане заказы на пошив одежды. Она путешествовала по пакистанским селениям, где вела с нищими мусульманами вдохновенные беседы о капитализме и вселяла надежду на то, что все они разбогатеют на продаже изумительных платьев и ковров, созданных ее знаменитыми друзьями.

Ни одна американка раньше не играла такую видную роль в продвижении пакистанских интересов, поэтому Пакистан наделил ее официальным статусом «почетного гражданина», и теперь к ней нужно было обращаться «сэр». Между тем в США ей удалось вывести невзрачных пакистанских дипломатов на публичную арену, включив их в списки гостей на своих великосветских званых вечерах наряду с такими видными особами, как Генри Киссинджер и Нельсон Рокфеллер.

Все шло замечательно до тех пор, пока пакистанские военные не пришли к власти и не повесили президента Зульфикара Али Бхутто, теперь более известного как отца Беназир Бхутто. Президент Джимми Картер одним из первых осудил нового диктатора Зию уль-Хака и обвинил его в расправе над пакистанской демократией и создании исламской атомной бомбы. Картер прекратил всякое военное и экономическое содействие Пакистану и объявил эту страну недостойной американской помощи.

Когда слово «Пакистан» стало ругательным в Вашингтоне, любой другой почетный консул этой страны мог бы пасть духом, но Джоанна Херринг отреагировала по-другому. Граф де Маренше недавно сообщил ей в доверительной беседе, что между свободным миром и коммунизмом стоят лишь семь человек. По его словам, Зия уль-Хак был одним из них. Поэтому она отправилась в Пакистан, готовая к поиску добродетелей в душе военного диктатора, и прибыла в Исламабад. Зия быстро завоевал ее сердце. Он пригласил ее на обед в своей простой военной штаб-квартире и объяснил, что не собирается переезжать во дворец Бхутто до тех пор, пока его народ голодает. Но главной неожиданностью этого визита стало глубокое впечатление Зии уль-Хака от встречи с миссис Херринг. Он был ортодоксальным мусульманином, а она христианкой, вернувшейся в лоно своей веры после духовных сомнений. Между тем их связь стала такой прочной, что ее называли самым доверенным американским советником Зии. Министр иностранных дел Якуб-Хан считал такое положение дел очень тревожным. «Он прислушивается к каждому ее слову, и это ужасно», — говорил он.

Их сотрудничество казалось еще более необычным с учетом того, что в это время Зия заново ввел строгие религиозные ограничения для женщин своей страны. Он относился к Джоанне Херринг с такой серьезностью, что, к полному замешательству своего министерства иностранных дел, сделал ее послом доброй воли Пакистана во всем мире и оказал ей высочайшие гражданские почести, наделив ее титулом Куайд-и-Азам, или «Великий лидер». По словам Чарли Уилсона, Зия отлучался с заседаний кабинета министров ради того, чтобы отвечать на звонки Джоанны. «У нее не было романа с Зией, — говорит Уилсон. — Но невозможно общаться с Джоанной и не поддаваться ее женскому обаянию. Неважно, кто вы такой, вы все равно будете отвечать на ее звонки».

Во время русского вторжения в Афганистан в конце 1979 года отношения режима Зии уль-Хака с Соединенными Штатами едва ли могли еще ухудшиться, зато он был как никогда близок со своим почетным консулом, которая внушила диктатору мысль о том, что вторжение может обернуться настоящим благом для него. «Наконец-то русские открыто перешли границу, — сказала она ему. — Раньше они скрывались за своими марионетками, но теперь стали играть в открытую, и у меня появилась возможность что-нибудь сделать».

Подобная бравада была типична ддя сорокавосьмилетней Джоанны Херринг, которая привыкла захватывать и удерживать центральную сцену, отказываясь подчиняться обстоятельствам. Она дважды побывала замужем, воспитала двух сыновей и пять дней в неделю работала по двенадцать часов в день в своем телевизионном ток-шоу. Она была одной из светских львиц Хьюстона и неустанной защитницей интересов Пакистана. Но через год после вторжения она впервые в жизни ощутила горечь неудачи. Она обнаружила, что никто не хочет слышать о Зие уль-Хаке, а тем более об Афганистане. Казалось, жизнь проходит мимо нее, и она чувствовала себя одинокой. Ее муж умер от рака после долгой борьбы, и Джоанна помнит, как она в отчаянии рыдала у церковного алтаря в Хьюстоне. «Я думала, что больше никогда не буду смеяться, — говорит она. — Мне казалось, что жизнь закончена».

Джоанна Херринг с содроганием вспоминает те мрачные дни, но она вспоминает и о том, как Чарли Уилсон приехал к ней и спас ей жизнь. Они познакомились за два года до этого на одной из вечеринок в Ривер-Оукс после того, как Чарли удалось протолкнуть важную поправку к закону о нефти и газе, которую ее муж считал непроходной. Джоанна собрала вокруг себя могущественных людей, и когда она рассказывала Уилсону о Пакистане, то не сводила глаз с обаятельного конгрессмена. Он уехал с четким впечатлением, что Джоанна Херринг флиртует с ним, поэтому очень обрадовался неожиданному звонку, еще не подозревая о ее глубокой депрессии.

Говорят, что ипохондрики становятся самыми лучшими сиделками, но если Чарли Уилсон и помог Джоанне Херринг выбраться из трясины уныния в 1981 году, то главным образом потому, что он хорошо знал, откуда она родом и какие чувства может испытывать. Лишь немногим было известно о частых депрессиях самого Уилсона, связанных с бессонницей, алкоголизмом, приступами астмы, визитами к врачу и постоянным одиночеством. Он хорошо умел скрывать свое состояние. Независимо от его внутреннего состояния, когда он появлялся на людях, то тьма рассеивалась и являла миру улыбчивого и энергичного техасца.

Его кипучая энергия послужила чудесным лекарством для Джоанны Херринг. «Чарли снова научил меня смеяться и сделал мою жизнь прекрасной», — говорит она. Между ними завязался неординарный роман с беседами о Христе, Зие уль-Хаке и антикоммунизме. Шли недели, и Джоанна чувствовала, как боевой дух возвращается к ней. «У всех стекленели глаза, когда я заводила речь об афганцах, но Чарли интересовался такими вещами».

Когда Джоанна Херринг убедилась в том, что Уилсон может спасти положение, она с новой силой принялась ратовать за вмешательство в ход афганской войны. «Я поговорила с Зией и постаралась убедить его, — вспоминает она. — Я боялась, что кто-нибудь в пакистанском правительстве подготовит доклад о Чарли и отговорит Зию от общения с ним. Я сказала: “Вот человек, который действительно может помочь вам”. Видите ли, тогда в Пакистане многие очень боялись США». Джоанна также пустила в ход все свои чары, чтобы подключить Уилсона к афганской войне. «Я знала, что если он будет настроен серьезно, то пойдет до конца, — вспоминает она. — Я говорила ему: “У тебя есть влияние, ты превосходный политик — только подумай, что ты можешь сделать!” Это напоминало промывку мозгов. Но мне не пришлось особенно стараться, потому что Чарли придерживался того же мнения. Это техасский дух, и его легко пробудить».